Самый глупый ангел
Шрифт:
В Малютке Воительнице молниеносно вспыхнула Молли, и Кендра ни с того ни с сего осознала, что можно перейти какую-то грань, где закадровый голос поистине станет голосом разума, а не назойливым занудой, подстрекающим ее выражать подавленные импульсы действиями. Она прикрутила конфорку на среднюю мощность и зашла в спальню.
Там втащила в чулан табуретку и взобралась на нее, чтобы достать до верхней полки. Если выходишь замуж за парня, в котором шесть футов шесть дюймов росту, неизбежно возникает проблема: приходится скакать по столам, чтобы достать вещи, которые он положил так, чтобы удобнее было доставать. И еще нужен паровой пресс, чтобы погладить ему рубашку. Не то чтобы она этим часто занималась, но
Пошарив по верхней полке и смахнув запасную кобуру для «глока», рука Молли наткнулась на какой-то бархатный сверток. Молли спустилась с табуретки и перенесла длинный предмет на тахту. Уселась сама и медленно развернула подарок.
Ножны были деревянные. Их как-то залакировали слоями черного шелка, и они словно пили из комнаты весь свет. Рукоять обвязана черным шелковым шнурком, а литую бронзовую гарду украшала скань с драконами. С головки эфеса смотрела драконья голова из слоновой кости. Молли вытянула меч из ножен, и у нее перехватило дыхание. Настоящий. Древний. И безмерно дорогой. Прекраснейший клинок из всех, с которыми она была знакома, — к тому же «таси», а не «катана». Тео знал, что для тренировок ей захочется меч подлиннее и потяжелее, она часами будет заниматься с этой древней драгоценностью и не станет запирать ее в стеклянную витрину, чтобы любоваться клинком издали.
На ее глаза навернулись слезы, и лезвие расплылось серебряным мазком. Тео рисковал свободой и достоинством, чтобы купить ей это сокровище, отдать даньтой ее части, от которой все остальные явно старались поскорее избавиться.
— У тебя суп выкипает,— сказал закадровый голос, — сентиментальная ты плакса.
Суп действительно выкипал. Молли слышала шипение воды, переливавшейся на горячую конфорку. Вскочила на ноги и заозиралась: куда бы положить меч. Кофейный столик давно стал пеплом в очаге. Взгляд остановился на книжкой полочке под передним окном, и в ту же секунду снаружи раздался оглушительный треск: напора ветра не выдержал ствол гигантской сосны. И сразу же — треск и хруст ветвей и стволов поменьше, что расступались на пути гиганта к земле. За окном всю ночь разогнали каскады искр, свет мигом погас, и хижина сотряслась, когда перед ней во двор рухнуло дерево. У дороги поверженная линия электропередачи извергала во мрак оранжевые и синие дуги. А в окне, прямо перед Молли, стояла высокая темная фигура и смотрела на нее.
Хотя на вечеринку собиралось множество людей поистине одиноких, «Одинокое Рождество» никогда не предназначалось для съема и не служило праздничной импровизацией «музыкальных стульев», которые публика устраивала в салуне «Пена дна». Нет, люди в самом деле время от времени знакомились здесь, становились любовниками, партнерами по жизни, но самоцелью это никогда не было. Вначале считалось, что это просто междусобойчик для тех, у кого для Рождества нет семей или друзей в округе и кому не хочется праздновать в одиночку, или в алкогольной коме, или в том и другом одновременно. Но за все эти годы вечеринка переросла себя и стала событием, которого люди ждали: теперь они предпочитали его более традиционным посиделкам с приятелями и родней.
— Не могу себе представить более гнусного ужастика, чем праздник в кругу моей семьи, — говорил Такер Кейс, когда Тео вновь влился в группу. — А вы, Тео?
С Таком и Гейбом стоял еще один мужик — лысоватый блондин, похожий на слегка ожиревшего спортсмена в красной рубашке старпома Звездного флота и парадных слаксах. Тео признал в нем отчима Джошуа Баркера/мамочкиного приятеля/чего-то — Брайана
Хендерсона.— Брайан. — В последнюю секунду констебль вспомнил имя и протянул руку. — Ну как вы? Эмили и Джош тоже здесь?
— Э-э, да, но не со мной, — промямлил Брайан. — Мы как бы это… разошлись во мнениях.
— Ну да, — вмешался Такер Кейс. — Он сказал пацану, что Санта-Клауса не бывает, а Рождество блистательно сочинили розничные торговцы, чтобы сбывать побольше барахла. И что еще там было? А, конечно, — Святой Николай в самом начале прославился тем, что умел оживлять детишек, которых расчленили и рассовали по консервным банкам. И мать пацана вышвырнула Брайана из дому.
— Ох, простите, — только и сказал Тео.
Брайан кивнул:
— Мы не очень хорошо ладили.
— Нам он самая компания, — сказал Гейб. — Прикинь, какая путевая рубашка.
Брайан смущенно пожал плечами:
— Красная. Я думал, это будет так… рождественски. А теперь будто…
— Ха! — перебил его Гейб. — Об этом не переживайте. Парни в красных рубашках никогда не доживают до второй рекламной паузы. — И он мягко ткнул Брайана в руку: рохли всех стран, соединяйтесь.
— Ладно, я сбегаю к машине и возьму другую, — сказал Брайан. — Очень глупо себя чувствую. У меня вся одежда в «джетте». Вообще все, что у меня есть, на самом деле.
Брайан направился к дверям, а Тео неожиданно вспомнил:
— Да, Гейб, чуть не забыл. Живодер удрал из машины. Он там валяется в какой-то гадости в грязи. Может, сходишь с Брайаном и заманишь его обратно?
— Он морская собака. Все нормально с ним будет. Пусть бегает, пока тут все не закончится. Может, напрыгнет на Вэл с грязными лапами. Ох, если б, если б, если б.
— Ничего себе злость, — сказал Так.
— Это потому, что я злобный человечек, — пояснил Гейб. — В свободное от работы время то есть. Не всегда. На работе я довольно занят.
Брайан в своей «звездно-путевой» рубашке уполз. Но едва он начал открывать тяжелую створку дверей, ветер вырвал ее у него из рук и брякнул что было силы о наружную стену церкви с грохотом, похожим на выстрел. Все обернулись, здоровяк беспомощно пожал плечами — и тут внутрь на рысях ворвался перепачканный грязью Живодер. В зубах он что-то нес.
— Ух, вот он наследит, — сказал Такер. — Я никогда не задумывался, что у летучих млекопитающих в роли домашних любимцев бывают преимущества.
— Что это у него во рту? — спросил Тео.
— Шишка, наверное, — отозвался Гейб не глядя. А затем поглядел. — Или нет.
Раздался вопль — продолжительный и раскатистый. Начался он с Вэлери Риордан, а потом как бы растекся по всем женщинам, столпившимся возле буфета. Живодер принес свой трофей психиатрессе — вообще-то опустил его прямо ей на ногу, решив, что, раз она стоит возле еды и раз она по-прежнему самка Кормильца (ибо кому придет в голову думать о кормежке и не думать о Кормильце?), она, следовательно, подарок оценит и, вероятнее всего, дарителя вознаградит. Не вознаградила.
— Хватай его! — крикнул Гейб доктору Вэлери, которая оделила его красноречивым взглядом, подобных которому биолог не наблюдал никогда в жизни. Вероятно, выразительности взгляду придавал вес медицинской ученой степени, но без единого слова взгляд этот говорил очень недвусмысленно: Должно быть, ты совершенно ебанулся.
— Или не надо, — опомнился Гейб.
Тео пересек зал и попробовал цапнуть Живодера за шкирку, но в последний миг лабрадор схватил в пасть муляж руки, откинул муляж головы и вывернулся из-под хватки констебля. В погоню за ним бросились трое, и Живодер заметался туда-сюда по сосновому полу, держа собственную башку высоко и гордо, точно призовой жеребец. Временами он притормаживал и встряхивался, окатывая мелким дождичком жидкой грязи окаменевших от ужаса зрителей.