Самый лучший демон. Трилогия

Это место ей нравилось все меньше.

– Наоборот, приглашают внутрь, - разочаровал её Тхия, - слезай, а то ты коню скоро всю гриву по волоску выщиплешь. И не обращай ни на что внимания. Здесь все странно.

Это лекарка и без предупреждения начала понимать, в какой уже раз кляня собственное любопытство. Сидела бы себе на месте, с кошкой игралась, унылые мысли в башке гоняла. Нет, понесло куда-то!

***

Дом был пуст! Абсолютно, то есть совершенно. Каменная плитка на полу, стены, отделанные деревянными панелями – и все, даже пыли нет. Ни мебели, ни каминов, ни ламп с подсвечниками. Правда, света тут хватало и того, что пробивался внутрь через узкие окна. Но ночью здесь, наверное, было темно, как в склепе. Собственно, интерьер вообще здорово напоминал склеп. Только гробов не хватало.

– А зачем? – неожиданно подал голос старик, которого Арха уже начала подозревать в немоте.

Говорил он хрипло, прикаркивая как смертельно уставший ворон.

– Что зачем, Якир? – предельно вежливо и подчёркнуто уважительно спросил Тхия.

– Девушка удивляется, что мебели нет, - невозмутимо ответил чей-то там «возлюбленный», - вот я и говорю: «А зачем?».

– Он что, мысли читает? – ведунья сама не замечая того, схватила рыжего за руку, да ещё и постаралась у него за спиной спрятаться.

Слишком уж это все… жутко выглядело.

Арифед в ответ только отрицательно головой покачал, но и руки не убрал. Наоборот, перехватил ладонь девушки, сжав пальцы. Даром что они у демона ледяными были, как, впрочем, и всегда. Зато ведунья хоть почувствовала, что рядом есть кто-то свой, родной, а не только эта почти сказочная жуть.

– Да нет, откуда мне мысли читать? – то ли этот мужик обладал слухом, лучше чем у совы, то ли мысли он все-таки читал. – Просто у вас же все на лице написано. Проживёшь всю жизнь с Вечными, сам кое-что понимать начнёшь. А вы то, молодой господин, о чем думали, когда с собой шаверку приволокли?

Тхия явно смутился, искоса глянув на девушку. И даже притормозил немного.

– Я не шаверка, - вместо возмущения у Архи вышел придушенный писк.

– А кто же? Бабочка, что ли? Извините, не признал, - хмыкнул старик. – Или хотите сказать, что вы человек? Только кого вы обманываете то? Себя или Тьму? И дело тут не в крови. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Да вы не тушуйтесь так, молодой господин. Хозяева нынче в добром расположении. Может, и примут. А может, и вспомнят, как хаш-эды за ними с котами на поводках гонялись. Кто знает?

– То есть, хотите сказать, что вы арифедом стали? – не могла угомониться лекарка.

Честно говоря, сравнение с шаверкой ведунью почему-то обидело. Причём гораздо сильнее, чем презрительное упоминание о её человеческом происхождении. Которое Архе приходилось слышать гораздо чаще. Да и кормилица Дана лекарку «шаверочкой» назвала. Девушка тогда это вообще мимо ушей пропустила. А вот сейчас вдруг задело.

Мужик остановился и медленно повернулся к идущим за его спиной. Архе показалось, что его бельмо, сочащееся мутной слезой, смотрит на неё с неодобрением. Причём второй, обыкновенный, выцветший от старости глаз, вообще ничего не выражал.

– Я – никто, - сказал он веско, словно хотел в этом убедить ведунью раз и навсегда, - Я никто и ничто. Мне повезло, что хозяйке понравилась моя красота. И за неё она меня взяла с собой. Но от того, что на пустой стакан опустилась рука Достойнейшей, он полным не становится.

– Э-э-э… Простите, это не моё дело, наверное, - пролепетала Арха, совсем задвигаясь за спину Тхия, который, сжимая её руку все сильнее, недвусмысленно рекомендовал лекарке заткнуться. – А когда она вас за красоту взяла? Сейчас или давно?

Старик усмехнулся. Наверное, так же могло ухмыляться дерево. Как будто старую-старую, сморщившуюся от времени, кору прорезала глубокая трещина.

– Ты глупа. И что для тебя очень плохо, не желаешь умнеть. Ты услышала только то, что возбудило твоё сиюминутное любопытство. Но не то, что нужно было услышать.

– Простите…

– Зачем ты это сказала? Ты себя виноватой не чувствуешь, а воздуху твои слова не нужны. Так и с мебелью. Зачем её ставить, если ей не пользуются? Потому что так принято? Чтобы пустоты не было? Ты можешь мне ответить? Не можешь. Потому что для тебя важна видимость, а не суть.

Он, не дожидаясь ответа, развернулся и пошаркал дальше.

– Арха, они совсем другие, - шёпотом зашипел на девушку Тхия, - Ты их не поймёшь, зато они понимают тебя без всяких слов. Зачем спорить?

– Да я не спорю… - её попытка оправдаться была прервана сухим смешком старика.

Видимо, слух у него и впрямь был великолепным. А лекарка в очередной раз решила, что молчание – это действительно добродетель.

Они поднялись даже не на второй этаж, а, скорее, на чердак. За дверью, которую без малейшей услужливости открыл старик, находилось огромное помещение, длинной и шириной в сам дом. Ни стен, ни перегородок в нем не было. Только столбы, подпирающие открытые стропила крыши, стояли примерно через каждые пятьдесят шагов. В фронтальных стенах были прорезаны окна – узкие, но частые. Поэтому подобие залы заливал солнечный свет. Под островерхой крышей возились и ворковали невидимые голуби, роняя на не слишком свежую солому, устилающую каменные пол, пёрышки и кое-что похуже.

Зала, как и весь дом, была практически пуста. Только один угол и выглядел обжитым. Там стояла большая кровать с пологом, шкаф, какие-то сундуки. Ещё имелись стеллажи и стол, заваленный скрученным холстом, бумагой, кистями, банками, подрамниками и Тьма знает, чем ещё. Такой же бедлам царил и на полках стеллажей.

У окна стоял большой мольберт, а рядом с ним кресло. На этом обстановка заканчивалась. Только одну из торцевых стен почти полностью закрывали картины, но от входа изображений было не разобрать.

Чем ближе они подходили к «жилой» части чердака, тем хуже становилось Архе. Она и сама бы не взялась определить, что на неё произвело большее впечатление.

Первой ведунья заметила женщину-арифеда, стоящую перед мольбертом. Солнце ярко освещало её лицо, повёрнутое к вошедшим чеканным, как на монетах, профилем. На взгляд лекарки, демонесса не была красива. Просто Арха не понимала восхищения статуями. Потому что холодное и неживое привлекательным быть не может. Наверное, художнице бы больше подошло определение «совершенная».

Если бы не кожа, запачканная краской. И не спутанные, давным-давно нечёсаные волосы неопределимого от грязи цвета, спускающиеся ниже колен. Отросшие, неаккуратные, с траурной каймой ногти лекарке тоже не понравились. И, подойдя поближе, она уловила характерный запах. Обычно так пахнут нищенки, на которых ведунья насмотрелась в клинике мистрис Шор.

В кресле, глядя в окно, сидел мужчина. Пожалуй, он мог бы быть братом-близнецом художницы. Та же совершенная красота и такая же запущенность. Но, наверное, наибольшее впечатление на Арху произвели картины. На всех них был изображён встретивший их старик. В разных позах, с разным выражением лица и везде обнажённый. При этом ни его старость, ни его уродства не были затушёваны, а, наоборот, как будто специально подчёркнуты.