Самый лучший комсомолец. Том четвертый

— Жалко людей, но сами виноваты — надо было капиталистов свергать, уже бы яблони на Марсе растили, если бы планета в Красный цвет в начале века окрасилась, — буркнул я, привычно переложив ответственность. — Можно мне магазин в Монте-Карло купить, маме под дом моды? — заткнул зашевелившуюся совесть переводом темы. — Миллион-полтора уйдет, там офигеть какая земля дорогая, а окраины нам не нужны.

— Платья Наташа хорошие шьет, — с улыбкой кивнул дед Юра. — Пиши заявку, одобрим.

— Страшный ты человек, Сережка, — совершенно новым взглядом посмотрел на меня Судоплатов.

— Это только для врагов, — улыбнулся я. — Когда мне ручных негров дадут? — напомнил деду о простаивающем направлении.

— Поставь-ка, — он достал из папки последнюю пленку.

Я поставил. На экране — каноничная кирпичная «ушатанная» Нью-Йоркская многоэтажка с частично заколоченными фанеркой и затянутыми пленками окнами. Снимается, судя по всему, с третьего этажа дома напротив. На крылечке — пара огромных колонок, диджейский пульт с микрофоном, за которым одетый в ямайские яркие шмотки тощий дредастый негр в очках-авиаторах крутил пластинки, добавляя в фанк-биток лихие скретчи и сопровождая это примитивным речитативом. Улица перед домом заполнена качающими бошками и приплясывающими неграми.

— Он называет себя «Фанки Флэш», — на фоне приглушенной музыки появился голос репортера. — Новая звезда уличных дискотек Бронкса. Каждый день на его выступления приходит все больше людей.

Монтажная склейка — убитая в хлам комната с затянутым пленкой окном, на полу — матрас в окружении пивных бутылок. У стены напротив, рядом с аквариумом, в котором плавают рыбки — проигрыватель. А над ним — моя мелкая фотка, где я весь такой задумчивый стою на крыше девятиэтажки, поставив ногу на парапет и глядя на Сокольники.

— Фанат? — заржал я.

— Смотри дальше! — гоготнул дед.

В кадре появился сам Фанки Флеш, он подошел к фотке и с широченной улыбкой ткнул в нее пальцем:

— Этот русский пацан — долбаный гений! Я занимаюсь музыкой сколько себя помню, но, мать твою, мне и в голову не приходило использовать такой звук! Если бы я не знал, кто он, я бы считал его нигером! Ты только послушай, мужик!

Он достал из встроенной в проигрыватель тумбочки мою «экспериментальную» пластинку и отработанным движением поставил иглу на начало рэп-сегмента.

— Ты слышишь это, нигер?! — тряся башкой, спросил он камеру. — Это — самая черная музыка из всей, которую я слышал! Твою мать, эти песни изменили мою жизнь, открыв новый путь! Клянусь, когда я заработаю достаточно денег, я поеду в Россию и разыщу этого пацана, чтобы выразить свое уважение.

Пленка закончилась.

— На прошлой неделе он заключил очень выгодный контракт с лейблом, — добавил инфы дед. — Который плотно взялся за его раскрутку.

— И поэтому скоро ему придется умереть вместе с другими черными братьями, — закончил я.

— Очень хорошая «вишенка» для нашего плана, — кивнул дед. — Не жалей — по крайней мере он умрет счастливым.

— В мире все время кто-то умирает, — отмахнулся я. — Негром больше — негром меньше, лишь бы толк был.

— Толк будет, — потрепал меня по плечу дед.

— План «Тёмная ночь»? — спросил дед Паша.

— Он, — кивнул Андропов. — И вот этот замечательный мальчик — его архитектор.

— Это громко сказано, — поморщился я. — Скорее — вдохновитель.

— Полсотни сотрудников разрабатывало, — кивнул Судоплатов. — А я — ни ухом, ни рылом, откуда корни.

— Корни у нас одни — Советские! — потянулся я. — Это все?

— Пока всё, — ухмыльнулся родной дед.

— Пойдемте тогда может мой план города-сказки посмотрим-обсудим? — предложил я.

— Совестится, — кивнув на меня, поведал Андропов Судоплатову.

— Молодой еще, — вздохнул и тот.

Повернувшись ко мне, дед Юра схватил меня за плечи и придавил взглядом:

— Если бы они такое провернуть смогли — даже сомневаться бы не стали. Америка — это зло, Сережа, грабежом и смертью прирастали, и их такое положение дел устраивает. Церемониться и договариваться с ними бесполезно — разве не ты мне это говорил?

— Да все понимаю, — поморщился я, мягко убрав дедовы руки. — Совесть отдельно, рациональное мышление — отдельно. И последнее доминирует. Наше дело правое, враг будет разбит — для меня это не пустые слова и старый лозунг, а девиз моей жизни. Я еще чего-нибудь придумать постараюсь, темпов сбавлять нельзя — глядишь и из Вьетнама войска выведут, чисто чтобы народ отвлечь.

— А скоро жиды на арабов полезут, — довольно потер руки Судоплатов. — И мы там…

— Это Сереже знать пока не нужно, — одернул Андропов.

— Жаль, — расстроился любопытный я.

— Пошли план смотреть, — поднялся на ноги деда Юра. — Ты — хороший человек, Сережка, но иногда хорошим людям приходится совершать плохие поступки.

— Главное — себя не потерять, — поднялся и дед Паша.

— Слушаюсь, товарищи старики, — встав, отвесил им пионерский салют. — Пойдемте.

— Там на Алтай староверы из Бразилии просятся, — по пути огорошил новостью Андропов.

— Надо пускать!

— Пустим, — подтвердил он. — У нас там бабы одни, а у «бразильцев» как раз дефицит. По телевизору покажем, иностранных журналистов пригласим — будет другим пример. СССР большой, всех вместит. И ферму твою страусиную масштабируем — еще одну откроем неподалеку, специалистов-негров Африканских пригласим.

— Негров завозить нормально, — одобрил я. — Че им в Африке ловить? А нам рабочие руки всегда нужны. Лишь бы друг друга и коренное население не жрали.

Деды совершенно расистски гоготнули.

— Диких не пустим, только выпускников наших же школ и ПТУ — там хватает, — успокоил Андропов.

— Кстати о расовом вопросе, — решил я напомнить о важном. — Что с административной реформой?

— И сюда залез! — хмыкнул дед Паша.

— Нормально все с реформой, не переживай, — успокоил дед Юра. — Ждем ключевого события.

— Польшу?

— Польшу, — подтвердил он.

— У меня монтажер документалку собирает с названием «Польский фашизм: режим Санации», — поделился я планами. — Посылы там совершенно однозначные — до внутреннего одобрения всего вплоть до карательных расстрелов особо буйных шляхтичей.

— До такого не дойдет, — фыркнул Андропов. — За зверя-то меня не держи.

— Но руки чешутся, — поделился чувствами Судоплатов. — Не страна, а сплошная головная боль — сначала цари мучались, теперь вот нам приходится.