Самый маленький на свете зоопарк

Дарек, весь в крови с головы до ног, орудовал электропилой с видом обезумевшего бога, карающего грешников, а его кузен сноровисто наполнял мешки, изрядное количество которых уже громоздилось серой кучей у кухонной двери. Два часа они работали не покладая рук, потом Дарек заявил, что пора «промочить горло». Боб достал из холодильника три бутылки пива, его грязные ноги липли к полу, руки тоже были в чем-то липком, неприятно, но придется потерпеть, чтобы убрать наконец из сада окаянную жирафу.

В ту самую минуту, когда он принес пиво расположившимся в гостиной работникам, и вошла Кэти. Она посмотрела на всех троих, на их руки, на их колени, на заляпанные кровью ботинки, наверняка учуяла исходивший от них запах — смесь мочи и падали, посмотрела на застланный газетами пол, на кухонную дверь, за которой высилась куча мусорных мешков. Боб улыбнулся ей, ему полегчало, он чувствовал, что изменился, что теперь все у них будет хорошо, он будет мужиком в доме, на него уже можно положиться. Кэти открыла рот, хотела что-то сказать, но с губ слетел только жалобный вздох. Она опустила глаза, подхватила поставленную на пол дорожную сумку и вышла из квартиры.

Больше Боб ее не видел. Позже, переваривая разрыв, он решил, что все-таки его жена была с приветом. А еще позже обобщил свой вывод и пришел к убеждению, что все женщины где-то шизофренички.

КРАСНАЯ РЫБКА

Франка звали на самом деле не Франком, но он сам выбрал себе имя Франк. На его взгляд, оно звучало по-американски, и вдобавок он находил в нем что-то грозное. Сегодня ему пришлось ехать к черту на кулички и искать вонючий гараж в какой-то мерзкой дыре, чтобы забрать свою машину. Настроение от этого испортилось, он не понимал, почему фараонам лишь бы поизмываться над людьми, это же надо, помещать штраф-стоянки в таких местах, и почему, если у тебя угнали машину, изволь тащиться за ней сам, нет бы пригнать ее этим мудакам, работали бы получше, так машина стояла бы себе спокойненько на своем месте, в замечательном паркинге у самого дома. Черт побери! Все фараоны — мудаки, такой был вывод из этой истории. Сволочи, которых хлебом не корми, дай поизмываться над людьми. Черт! Франк добрался-таки до штраф-стоянки, один мудила-фараон спросил его: «Вам чего?» Он ответил: «Я за угнанным „Рено-4“». Тот же мудила протянул «а-а…» и нахмурился, на его лице было написано, что он кое-что знает, но, хоть стреляйте, не скажет. Франк спросил у мудилы-фараона: «Что там такое с моим „Рено-4“?» Мудила ответил: «Ничего, повезло вам, машины в угоне редко находят». Потом он позвал старого хрыча в синем комбинезоне, который храпел в углу. Хрыч в комбинезоне поднялся, чуть пошатываясь, от него разило машинным маслом и моющим средством для приборной панели. Мудила дал ему ключи от «Рено-4», хрыч посмотрел на них как-то невесело, будто наткнулся, читая некролог в газете, на фамилию школьного друга, потерянного из виду три десятка лет назад. Франку опять показалось, будто от него что-то скрывают, что за секреты тут у всех, от этого было как-то мерзко, нечто подобное чувствовали, наверно, последние люди в «Нашествии осквернителей». Было отчего испортиться настроению, будь он дома, нашел бы на кого сорваться и уж нагнал бы страху на мать, попробуй она только вякнуть «перестань, не говори так, не делай этого, у-у-уй, у-у-уй!» Тогда бы ему сразу полегчало. Но здесь, при всех этих мудаках, только попробуй, и приходилось держать в себе все эти негативные волны, от которых крутило живот, наверняка рано или поздно это кончится раком. Черт!

Хрыч в комбинезоне попросил его пройти за ним в дальний конец, куда поставили его машину. Всю дорогу он бормотал себе под нос что-то вроде «а-а, „Рено-4“, да уж, да уж, ну и дела, блин. Это же надо…» Вроде бы его тянуло на откровенность. Когда они подошли к машине Франка, тот спросил: «Да что не так с моим „Рено-4“?» Хрыч в комбинезоне посмотрел направо, потом налево, подошел поближе, так что в нос шибануло машинным маслом и моющим средством, и поведал ему шепотом: «На той неделе задержали на вокзале парня с большим приветом, он пытался сесть в поезд без билета. Парень-то сразу запаниковал да сразу все как есть контролеру и выложил, сказал, мол, хоть сейчас место покажет. Легавые наведались туда, куда он сказал, это в глухом лесу, и нашли трех девчонок, мертвых, в чем мать родила, да в таком виде, страх, наполовину съели их и затрахали. Один легаш прямо там сблевал, говорит, сколько служу, не видал такой жути». Франку эта история была до лампочки, он спросил «ну и что?» Хрыч ответил, еще понизив голос, «а то, что этот парень с приветом сказал, мол, он угнал машину, чтобы подбирать голосующих девчонок на автостраде. А машину-то он угнал как раз вашу, вот эту самую „Рено-4“, и всеми этими пакостями в вашей машине занимался».

Франк об этом сначала как-то не задумывался, забрал свою машину и поспешил подальше от этой дыры. Он приехал домой, в комнате матери орал включенный на полную громкость телевизор. «Я — река в Азии, приток Меконга, — разорялся ведущий „Вопросов для чемпиона“. — Пьер Лоти назвал меня „змеей, чей яд благоухает амброй“; на протяжении веков я был одним из главных судоходных путей, связывавших Монгольскую империю с ее самыми северными землями. В наши дни многочисленные плотины, перегородившие меня по всему течению, питают электричеством почти тридцать процентов деревень в районе Лонгина…» Ему была до лампочки эта река. Он с ног валился от усталости, представил себе материн аквариум с красной рыбкой, и настроение упало до нулевой отметки; он поднялся к себе и выругался, увидев, который час. Конечно, завтра он придет на работу разбитым, это будет видно, ему сделают замечание «а ну, не спать! Ночью занимайся чем хочешь, а здесь изволь не отлынивать!» Когда он засыпал, настроение было хуже некуда.

Следующий день начался как обычно. Он спустился, прошел мимо комнаты матери, телевизор уже работал. Какой-то телемагазин вещал: «Обратите внимание, это потрясающе, вне зависимости от поверхности подушечки, расположенные с двух сторон, без малейших усилий действуют как „поглотители пыли“». Он сел в машину, ночью прошел дождь, приборный щиток запотел, и он вытер его носовым платком. Посидел немного с включенным двигателем, запустил вентиляцию, чтобы согреться. Ему нравилась его машина, сзади полно места, хоть танцуй. Интересно, что же такое тот псих, который ее угнал, вытворял с тремя девками с автострады? «Наполовину съели, да еще изнасиловали». Фуу!

И вправду жуть. Франку подумалось, что все наверняка происходило сзади, там больше места. Спереди тесновато, чтобы кого-то есть и насиловать. Он взглянул на часы, немного времени у него еще было. Вышел, капли дождя брызнули в лицо, и он поспешно сел назад. Открыл обе дверцы в багажник и забрался туда. Отличный багажник, просторный, девки с автострады поместятся без проблем. Он посмотрел, не осталось ли чего-нибудь от этого ужастика, волос, ногтей, крови, может, кусок веревки или еще что-нибудь, но фараоны поработали на совесть, не было никаких следов. Он лег, вытянул ноги. Хорошо было лежать в багажнике. Со своего места он видел перекладины передних сидений. Французы делают на совесть, прочно, сюда, наверно, тот псих привязал трех девок.

Больше вроде и некуда. Франк повернул голову и представил себе трех привязанных девушек. Он улыбнулся. И вправду жуть. Рот наполнился слюной. Он посмотрел на часы, ну вот, опаздывает.

За день его вконец достали. Вечером дома он от души наорал на мать, она расплакалась «у-у-уй, у-у-уй…» Он рявкнул: «Клал я на тебя! Хоть подохни, я на тебя клал!» И ушел, громко хлопнув дверью, бац! Он поехал куда глаза глядят, просто чтобы успокоиться. Погода была мерзкая, лило так, будто разом включили миллион оросительных шлангов. Что-то неладное творилось с климатом, Эль-Ниньо пришел в Европу, уровень воды в океанах наверняка повышался на несколько миллиметров в такие дожди, города на побережьях скоро затопит. Франку было до лампочки, из-за ливня он ничего не видел и остановил машину за здоровенным подъемным краном. Пересел назад, так же, как утром.

И представил себе трех девушек, привязанных к перекладинам передних сидений. Он облизнулся и сказал: «Ну-с, с кого начнем?» Одна, к примеру, будет блондинка, и одна брюнетка. Нет! Две блондинки и чернокожая. Из Бразилии, ни черта не понимает, типа тех девок, что трясут голыми грудями на футбольных матчах. Первая блондинка, к примеру, расхныкалась, а вторая прикрикнула на нее: «Не реви! Не видишь что ли, это его только возбуждает!» Ух ты! Вот это хладнокровие! Он влепил ей затрещину и сказал чернокожей: «Начну, пожалуй, с тебя, ты поджаристая». Сказал и захохотал. И куснул ее, к примеру, за ляжку, там, где она выпирала из-под лайкровых мини-шортиков. Вкус оказался как у черного восьмидесятипятипроцентного шоколада. Фу-уу! Ну и гадость, как тот псих мог это делать? Он прислонился к дверце багажника, перевел дух. Вторая блондинка была обалденная со своим хладнокровием, того придурка она, надо думать, здорово достала. Блин, не повезло на такую нарваться. Зато первая блондинка — нудная до чертиков. Совсем как его мать, та тоже вечно хнычет «у-у-уй! У-у-уй!» А от чернокожей ничего не осталось. Жуть. Его вырвало. Бе-е, прямо в багажник. Сил его больше не было, тошно. Он пересел вперед.

Дождь лил уже не так сильно, ночное небо расчистилось, был виден кусочек луны и немного звезд. Ему подумалось об огромности мироздания, мысль о бесконечности молнией пронзила мозг, даже больно стало. Потом мелькнула еще мысль о вечности. Тоже как молния. А потом о Боге. Три молнии, и всего-то стоило посмотреть на кусочек луны и две-три звездочки. Домой не хотелось, он знал, что мать, конечно, сидит и ждет его с включенным телевизором, нарочно выбрав ту передачу, в которой максимально возможное количество кретинов и кретинок состязаются между собой в кретинизме. Франк проехал немного и подумал, что за городом, наверно, виден Млечный путь, а иногда, говорят, удается увидеть падающие звезды, а может быть, даже разглядеть свет Проксимы Центавра. Он поехал по указателю «Все направления». Было слышно, как в багажнике возятся две блондинки, плакса все плакала над собой и над чернокожей товаркой по несчастью. Она что-то ему сулила, несла чушь про своих родных из Цюриха, мол, семья богатая, непременно заплатит за нее много денег, «пожалуйста, месье, отпустите нас, мы никому ничего не скажем». Франк слушал и качал головой, конечно, все они расскажут, и приметы его сообщат, и «Рено-4» опишут, и номер дадут, и о том, что случилось с чернокожей, тоже поведают. Вторая блондинка знала, что он все это знал, она была куда умнее плаксы и помалкивала, ни звука не проронила, такое аквариумное молчание, даже страшновато делалось. Франк пытался рассмотреть ее в зеркальце заднего вида. Красивая — супер, типа немецкая студентка с отделения романской филологии, приехала по обмену в рамках программы «Эразмус», немки обожают французскую культуру, и Франк ощутил гордость.

Город остался позади, но и пригород никак не начинался. Тянулись километры и километры сменявших друг друга гипермаркетов: «Ашан», «Перекресток», «Декатлон», «Обувная ярмарка», «Фуар'фуй»… И так на много километров. Время от времени мелькал то уцелевший обшарпанный многоквартирный дом с двумя-тремя припаркованными перед ним «Рено-Турбо», то заводские трубы из стекловолокна. Ничего похожего на пригород, и звезды по-прежнему не было видно. Время шло к ночи, и Франк почувствовал, что устал. Он остановился на пустом паркинге оптового магазина садового инвентаря. «У-у-уй! У-у-уй!» Ему осточертела эта шумная блондинка за спиной. Он вылез, обошел машину и забрался в багажник.