Самый младший лейтенант. Корректировщик истории
Шрифт:
– Still! Willst du am Leben bleiben, sei still [67] !
Во взгляде немца вроде бы промелькнуло понимание и страх, но тут же глаза закатились. Обмяк, только дыхание влажно текло в ладонь, грело кровью. Притворяется? Вроде нет.
Женька ухватил фрица за ворот, поволок через лестничную площадку. Немец весил, должно быть, килограммов двести. Каблуки оглушительно скребли по разбитому кафелю. Женька стиснул зубы – автомат бил по боку, и от каждого толчка поднималась та дурная боль. Немец словно нарочно обвисал, из разбитого рта толчками выплескивала кровь, заливала
67
Молчать! Хочешь жить, молчи!
Снизу неуверенно зашаркали. Женька вскинул пистолет.
– Я те пальну! – издали зашипела начальница. Она подталкивала перед собой юного немца с непонимающим, ошеломленным лицом.
В квартире первый пленный уже стоял коленями на груде кирпича, Варварин одной рукой держал штурмбаннфюрера за волосы, другой упирал толстый кожух-ствол «ППШ» в затылок. Немец морщился от боли, но молчал.
– Подстрахуйте, – прошептал капитан.
Смотреть на командира было страшно. Левая часть капитанского лица была сплошь покрыта кровью, натекшей из глубокой раны у волос.
Катрин мягким, кошачьим движением уложила на пол молодого водителя, наступила ему на спину. Придерживая, принялась вязать руки штурмбаннфюреру. В несколько жестких движений кисти того оказались так стянуты за спиной, что эсэсовец зашипел.
– Скажи ему, чтоб помалкивал, – приказал капитан. – Или мы ему рот так заткнем, что…
– Bleiben Sie still. Man will mit Ihnen in Ruhe reden [68] , – перевел Женька.
Немец едва заметно кивнул.
– Догадливый, – пробормотала Катрин, связывая руки мальчишке-водителю. – Точно наш клиент. С ума сойти, какие сюрпризы.
68
Молчите. С вами хотят спокойно поговорить.
– Потом сойдешь, – капитана заметно качнуло. – Время, Кать, время!
– Три минуты перерыв. Тебя перевязать нужно, – отрезала подчиненная. – Жень, за своим фрицем присмотри.
Штурмбаннфюрер неподвижно стоял на коленях, склонив голову. Катрин торопливо бинтовала голову капитану, едва слышно материлась. Мальчишка-водитель лежал на боку. Слезы блестели на бледных щеках, рот заткнут огромной тряпкой. Женька возился со своим толстяком. Снял с раненого ремень с кобурой, кое-как связал руки за спиной. Гауптштурмфюрер булькал кровью, но оставался без сознания.
На улице застучал двигатель – Женька вздрогнул. Опять саперы, чтоб им…
Штурмбаннфюрер метнулся к окну абсолютно неожиданно. Но, видимо, Катрин подобную гнусность и сторожила. Махнула ногой, словно шутя. От отточенного пинка в голень немец рухнул как подкошенный. Командирша сделала шаг и безукоризненно точно врезала носком сапога в промежность.
Глядя, как эсэсовец корчится, капитан прошептал:
– А если бы завизжал?
– Нет, он действительно умный, – Катрин затянула хвостики повязки, и капитан Варварин стал похожим на одноглазого, страдающего флюсом бомжа-пьянчужку. – Начнете?
– Давай, – капитан осторожно потрогал белоснежную щеку. – Жень, ты говорить можешь?
– Могу, – просипел Женька.
Катрин рывком, как мешок, поставила немца на колени. Тот
норовил улечься на бок, видно, болело крепко. Косился на девушку. Катрин, не обращая на него внимания, достала флягу.– Попей, капитан, кровопотеря солидная.
– Женьке дай. Ему говорить, – пробормотал Варварин.
От горлышка фляги пахло алюминием. Женька попробовал глотнуть – очень хотелось отогнать тошноту. Вода в горло едва проникла. Женька старался не кашлять.
– Ничего, отойдешь, – прошептала начальница.
Варварин пил долго, морщась и отдуваясь. Повязка на щеке пропитывалась темным. Наконец капитан расстегнул полевую сумку, вынул записную книжку.
– Начнем.
– Schauen Sie auf Herrn Offizier [69] , – приказал Женька.
Эсэсовец глянул исподлобья. Если бы не знаки различия, Женька никогда бы не подумал, что он званием повыше унтера. Натуральный работяга с завода. Вполне поверишь, что не так давно сварщиком и механиком трудился. Элита и гордость великой нации, блин.
69
Смотрите на господина начальника.
Варварин посмотрел несколько фотографий – кто на них был изображен, Женька не знал, но вряд ли действительно чины СС. Капитан остановился на одной, сличил изображение с пленным:
– Значит, Хельмут Найок, 1911 года рождения? Уроженец Киля, студент-недоучка Кельнского университета? Занятно. Давно из Берлина?
Женька начал переводить. Найок не мигая смотрел в забинтованное лицо капитана. Должен был удивиться, обязан. Но не удивился. Не дрогнул. Все то же слегка отчужденное, простоватое лицо. Только ссадина на лбу начала набухать кровью.
– Не хочет про Берлин говорить? – удивился Варварин. – Тоже мне, военная тайна.
– Все он хочет. Только еще не понял, насколько ему не терпится поболтать, – Катрин, распаковывавшая спецтехнику, разогнулась над вещмешком. – Впрочем, если смолчит – даже лучше.
Немец покосился на нее и начал тихо говорить.
– Просит фройляйн не беспокоиться, – перевел Женька. – Ему просто необходима минута, чтобы прийти в себя. Он прилетел в Полтаву две недели назад. Но не из Берлина. Трое суток был в Варшаве. По семейным делам.
– Скажи ему, что нас его семейные дела, неприятности с Главным управлением имперской безопасности и прочие незначительные детали не интересуют, – Варварин застегнул полевую сумку. – У нас есть десять минут, чтобы поговорить о будущем. И о ближайшем, и о весьма отдаленном. Пока меня интересует – каковы прогнозы камрада Хельмута на дальнейший ход войны и положение Германии? Не возникла ли мысль сменить ориентиры? Вероятно, господин Найок склоняется к некоторой переоценке ценностей. Но и Америка, и Британия далеко. А мы уже здесь. И мы тоже кое-что умеем…
Разговор был несложным. Опытный шпион Найок к пустой болтовне склонности не проявлял. Экая скотина. Даже не моргнул. Готов к сотрудничеству. Хоть с папуасами, хоть с зелеными человечками. Это не профессиональное, просто такой человек.
Женька краем глаза видел начальницу Катрин, развернув и пристроив на стену лжеантенну, сидела под окном, приглядывала за улицей и трудягами-саперами. Судя по спине – запросто может встать и прирезать штурмбаннфюрера. Без перевода все ей ясно. Подташнивает начальницу от этого бывшего сварщика.