Самый настоящий бывший босс

Как я мог быть таким мудаком?

Вопрос риторический, ответа нет.

Элементарную цепочку рассуждений не смог выстроить. Не проверил, не убедился, поддался эмоциям... Аналитик, мать его! Разве что от слова «анал». Именно там я сейчас и нахожусь – в полной заднице.

Вылезаю из машины, с трудом поднимаюсь на нужный этаж. Меня ждёт Муромцев, у нас ведь совещание, всплывает в памяти. Какое, нахрен, совещание? Иду к айтишникам. Маруся должна быть в офисе сегодня. И у меня нет ни малейших идей, что я ей скажу.

Впрочем, быстро выясняется, что явка с повинной откладывается. На рабочем месте ангела нет, хотя компьютер включён, да и вещи её стоят. Раз так... всё-таки решаю зайти к Муромцеву. Но только подхожу к приёмной, как до меня доносится знакомый голос. Сердце начинает колотиться сильнее, распахиваю дверь и слышу... слышу...

Этот день открытий меня доконает. Становится больно даже дышать.

То есть я мало того что бросил её, я оставил её беременной... Беременной моим ребёнком.

И что мне теперь делать?

Правда… Маруся согласно кивает, когда я говорю, что прошу у неё прощения, на секунду заставив меня впасть в ступор. Ну серьёзно, это же не может быть так просто? Моих косяков на годы вперёд хватит, чтобы умолять о прощении всеми возможными способами. Но всё же её кивок даёт мне небольшую надежду, что она хотя бы выслушает.

Сорваться бы за ней, а тут Муромцев с этим совещанием. Почему, кстати, ангел разговаривала с его секретарём? И вообще, я эту девушку вижу впервые, вроде у него женщина в возрасте сидит в приёмной?

– Алексей Иванович? – в голосе Муромцева слышно удивление. – Вы в порядке?

– Я… нет, не совсем, – выдавливаю из себя и ловлю язвительный взгляд секретаря, которая к нам подходит.

– Мари, – Илья оборачивается к девушке, и я теряюсь, слыша тон его голоса, с подчинёнными так не разговаривают, – позволь представить тебе Алексея Ивановича, – она кивает, а Муромцев опять смотрит на меня и улыбается. – Алексей Иванович, это моя жена, Марина.

Ах вот оно что.

– А что с Марусей? – вполголоса спрашивает зам генерального у жены, и мне хочется застонать.

То есть они ещё и близкие друзья. И Марина явно в курсе всех деталей, вон какие взгляды на меня бросает.

– Простите, Илья Сергеевич, я вынужден просить вас перенести совещание, – говорю на автомате. – У меня возникли… непредвиденные проблемы.

– Да, конечно, – Муромцев хмурится.

– Спасибо, – киваю и быстро выхожу из приёмной.

Мне нужно срочно найти Марусю. Надеюсь, она не ушла с работы. Хотя что это я… Начальник отдела ведь отзывался о ней, как об очень ответственном человеке. Чуть не спотыкаюсь, когда в памяти всплывает его фраза: «Она ведь мать-одиночка. Не знаю, в курсе вы или нет…»

Торможу на минуту перед входом в отдел, пытаясь отдышаться. Только сейчас осознаю, что её сын – мальчик, с которым она тогда разговаривала по телефону, Матвей, – и мой сын тоже. Сколько же ему сейчас… получается, что уже шесть лет. Шесть лет она растила моего сына одна. А я всё просрал.

Захожу к айтишникам и сразу вижу Марусю. Она сидит молча, уткнувшись взглядом куда-то в пространство. У меня перехватывает дыхание от того, насколько она красива. Эта её белая кожа, светлые волосы… Самый настоящий ангел. Мой ангел. Никому не отдам. Всё сделаю, чтобы простила.

– Маруся, – зову негромко, и она вздрагивает, поворачиваясь на мой голос. – Мы можем поговорить?

– Поговорить? – на её лице странное выражение, которое я не могу понять.

А понимал ли я вообще её хоть когда-то? Разве что в нашу самую первую встречу, сначала на ужине, потом в гостинице – пока не засорил себе мозги всем тем мусором, который на меня вывалил Олег.

– У меня в кабинете? – вопросительно гляжу на неё.

Не хватало ещё, чтобы все айтишники грели уши из-за своих стенок.

Маруся встаёт и выходит, я иду следом за ней. До моего кабинета мы доходим быстро, пропускаю ангела в дверь первой и, обернувшись к Ларисе, предупреждаю, что меня ни для кого нет. Плотно закрываю створку, оборачиваюсь, но не успеваю ничего сказать.

– Тебе нет необходимости закрывать дверь, – Маруся смотрит на меня серьёзно. – Нам нечего долго обсуждать.

Пытаюсь собраться с мыслями, но, как назло, ничего путного в голову не лезет.

– Я слушаю? – она приподнимает брови. – Что ты хотел мне сказать?

– Я… хотел ещё раз извиниться, – делаю глубокий вдох. – Меня… ввели в заблуждение по поводу тебя.

– В какое заблуждение? – ангел хмурится, между бровей образуется маленькая складочка.

Единственное, чего мне сейчас хочется – это провести пальцем по нежной коже, разгладить морщинку и пообещать, что ей никогда больше не придётся хмуриться из-за меня. Отвожу взгляд, чтобы не дать себе залипнуть на её лице.

– Присядь, пожалуйста, – прошу Марусю, показывая на небольшой диван, стоящий в углу кабинета, но она качает головой, складывает руки на груди. Помедлив, подхожу чуть ближе к ней, она тут же делает шаг назад. Да уж, доверия я, похоже, не заслуживаю. Неудивительно.

– Так получилось, что мне дали неверную информацию. Я считал тебя другим человеком – женщиной, которая специально улеглась ко мне в постель, чтобы потом… – не получается договорить, настолько самому противно от того, что я произношу.

– Тебе дали не ту информацию. Тебя ввели в заблуждение, – она выделяет слова интонацией, в голосе проявляются новые нотки, горечь и злость. – А сам ты ни в чём не виноват, так?

– Я не это имел в виду! Чёрт! – дёргаю галстук, уже и так болтающийся, и срываю его с шеи нахрен. – Конечно, виноват! Я просто пытаюсь объяснить, почему так поступил!

– Твои объяснения опоздали на семь лет, – Маруся смотрит на меня ледяным взглядом. – Твоему сыну шесть. Ты ничего не знаешь. Ты ничего не хотел знать. У меня была тяжёлая беременность. Отёки, повышенное артериальное давление. Потом роды – и слабость родовой деятельности. Стимуляция. Ко всем девушкам в моей палате приходили мужья. Ко всем, кроме меня! Матвей почти не спал первые несколько месяцев. Я была словно зомби, у меня выпала половина волос, несколько раз был лактостаз... Знаешь, что это такое?!