Самый одинокий человек

Из носа потекло теплое – уж не простуда ли у него начинается? Он поискал в карманах платок, но пришлось обойтись подолом рубашки. Поглядев на пятно, он увидел, что оно красное. Он подставил ладонь ковшиком под подбородок, кое-как ловя текущую кровь. Вернулся на кухню, оторвал бумажных полотенец и крепко прижал комок к носу. Сел на холодные плитки пола и прислонился спиной к холодильнику. Потянувшись за следующей порцией полотенец, он представил себе, что эта рука не его, а жены. Он закрыл глаза. Ощутил ее руку в своей, мягкость ее губ, за которыми тянется по его коже мерцающий след.

«Ты как-то отдалился в последнее время».

– Я идиот.

«Это точно. – Она засмеялась. – Какая муха тебя укусила?»

– Я застрял.

«До сих пор? Ты столько всего собирался сделать».

– Я тоскую по тебе.

«Да ладно. Это не мешает тебе заняться своими планами. Дело не во мне. Ты же это знаешь, правда, Эллис? Элл? Куда ты делся?»

– Я здесь, – сказал он.

«Ты все время куда-то пропадаешь. С тобой стало тяжело общаться в последнее время».

– Извини.

«Я сказала, что дело не во мне».

– Я знаю.

«Так иди и найди его».

– Энни?

Она исчезла, и он еще долго не открывал глаза. Он ощущал холод вокруг, холодные плиты пола. Он слышал пение дроздов и упорное жужжание холодильника. Открыл глаза и отнял от носа компресс. Кровь уже перестала течь. Он встал, шатаясь, и ощутил вокруг себя такое огромное пространство, что чуть не задохнулся.

После обеда снег почти сошел, но Эллис все равно держался главных улиц, потому что их посыпали песком. У Каули-роуд он дождался просвета между машинами и перешел дорогу. Он оглядывался в поисках своего велосипеда, но нигде его не видел. Неужели кто-то его присвоил, барахло такое? Эллис заплатил за этот велосипед пятьдесят фунтов десять лет назад, и даже тогда все говорили, что это грабеж. Давно пора было его поменять, подумал Эллис. Боль в руке поддержала эту внезапную решимость.

Он вспомнил про свет в бывшей лавке Мейбл в ночь несчастного случая и повернул назад, подергать дверь, вдруг там открыто. Дверь, конечно, была заперта, и никаких признаков жизни. Сквозь мутные разводы на стекле он вгляделся во тьму обшарпанной лавки, забитой хламом. Ему не верилось, что это – та самая лавка Мейбл, которую он помнил с детства. Раньше блеклая зеленая занавеска отделяла торговое пространство от жилого. Справа от занавески стоял стол. На столе – кассовый аппарат, проигрыватель и две стопки пластинок. Витрину украшали мешки овощей и ящики фруктов. Посреди лавки, напротив двери – кресло, которое, когда в него садились, пахло мандаринами. Как им троим удавалось перемещаться тут с легкостью, не задевая друг друга?

Мейбл пригласила его составить компанию, когда ее внук Майкл приехал в Оксфорд после смерти отца. Чтобы у Майкла был товарищ-ровесник. Эллис помнил, как стоял на том же месте, что и сейчас. Он и Мейбл – группа встречающих. Оба нервничали и молчали. На улицах лежала снежная тишина.

Мейбл потом много лет говорила, что Майкл приехал со снегом – по-другому она не могла запомнить тот год, когда внук поселился у нее. Январь шестьдесят третьего, подумал Эллис. Нам было по двенадцать лет.

Они смотрели, как мини-такси мистера Хана остановилось перед лавкой. Мистер Хан вылез из машины, воздел обе руки к небу и сказал:

– О миссис Райт! Какое чудо – снег!

А Мейбл ответила:

– Мистер Хан, вы простудитесь и заболеете. Вы не привыкли к снегу. А теперь скажите, не забыли ли вы про моего внука?

– Конечно нет! – Он обежал вокруг машины, открыл пассажирскую дверь. – Один обретенный внук и два полных чемодана книг!

– Входите, входите! – воскликнула Мейбл, и они втроем сгрудились у маленького электрического обогревателя, проигрывающего битву с ночным морозом. Мистер Хан с двумя чемоданами прошел лавку насквозь и исчез в задней части – его шаги тяжело отдавались на ступенях и лестничной площадке над головой. Мейбл познакомила мальчиков, они официально пожали друг другу руки и поздоровались, после чего их сковала неловкость. Эллис заметил вихор в темных волосах Майкла и шрам над верхней губой – как он позже узнал, результат падения на угол стола; при неудачном свете шрам мог превратить улыбку Майкла в неуместную ухмылку – с годами эта странная черта становилась все ярче.

Эллис подошел к окну. За спиной тихо тикали часы, желтый прямоугольник света из итальянского кафе падал на белую мостовую. Он услышал голос Мейбл: «Ты, наверно, голодный», и ответ Майкла: «Нет, вовсе нет». Майкл подошел и встал рядом с Эллисом. Они поглядели друг на друга в отражении, в стекле: снег падал у них за глазами. Они стали смотреть, как медленно и осторожно идет через улицу монахиня к соседней церкви Иоанна и Марии. Вернулся мистер Хан. Он показал пальцем:

– Смотрите, пингвин!

И они засмеялись.

Позже, в комнате Майкла, Эллис спросил:

– А что, они правда оба полны книг?

– Нет, только один, – ответил Майкл, открывая чемодан.

– Я не читаю книг, – сказал Эллис.

– А это тогда что такое? – Майкл показал на черную книжку в руках у Эллиса.

– Мой альбом для зарисовок. Я его всюду с собой ношу.

– Можно посмотреть?

– Конечно. – Эллис протянул ему альбом.

Майкл перелистал страницы, подытоживая кивком каждый рисунок. Вдруг он остановился.

– А это кто? – Он открыл страницу с портретом женщины.

– Мама.

– Она правда так выглядит?

– Да.

– Она очень красивая.

– Правда?

– А разве ты сам не видишь?

– Это же мама.

– А моя ушла.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Просто взяла и ушла.

– Ты думаешь, она вернется?

– Скорее всего, она уже просто не знает, где я. – Он вернул Эллису альбом. – Можешь нарисовать меня, если хочешь.

– Хорошо. Прямо сейчас?

– Нет. Через пару дней. Нарисуешь меня так, чтобы я выглядел интересно. Чтоб был похож на поэта.

Эллис отошел от лавки. По улице медленно приближался автобус. Эллис перешел дорогу и поднял руку. Он сел в одиночестве в задней части автобуса и закрыл глаза. У него вдруг закружилась голова от воспоминаний и лекарств.

Он редко заходил в дом отца, когда там никого не было. Правду сказать, он редко заходил и когда отец был дома. Эллис делал все, чтобы избежать безмолвного взаимопонимания, от которого обоим делалось неловко. Он вылез из автобуса раньше своей остановки и остаток пути прошел пешком под небом, снова затянутым тучами. Что такое в этих улицах каждый раз повергает его в состояние детского страха?

День почти померк к тому времени, как Эллис дошел до отцовской двери. Его охватило зловещее предчувствие. Он вставил ключ в замок. Когда он оказался в доме, уличный шум стал тише, серый свет потемнел – как будто на дворе уже вечер. Эллису было не по себе – он робел, словно оказавшись наедине с прошедшими годами.

В доме было тепло – собственно, это все, что хотела знать Кэрол: оставили ли они отопление включенным, чтобы дом не выстыл в надвигающихся морозах. Можно уходить. Но он не ушел. Прошлое взяло его в плен и против воли втянуло в заднюю комнату, которая почти не изменилась со дней его юности.