Самый темный час

— Ты не кажешься мне больной, — заявила Кейтлин.

— Да ты что?

Я приподняла челку, чтобы она смогла увидеть мой лоб.

Кейтлин ахнула и скорчила ох-это-должно-быть-больно гримасу.

— Боже мой! Как ты умудрилась?

Я подумала, не назвать ли это своего рода производственной травмой, чтобы потом выжать из нее какое-нибудь пособие по нетрудоспособности, но засомневалась, что моя затея сработает. Поэтому просто сказала, будто поскользнулась.

— Так что ты здесь делаешь? — полюбопытствовала Кейтлин. — Я имею в виду, если не работать пришла.

— Ну, в том-то все и дело, — ответила я. — Я чувствовала себя очень виноватой, ну, ты понимаешь, что повесила на тебя Джека, а потому попросила маму подбросить меня сюда после того, как она забрала меня от доктора. Если хочешь, я побуду с ним до конца дня.

Кейтлин заколебалась.

— Я не знаю. Ты не в униформе…

— Да, я как-то не планировала ехать в форме к врачу, — запротестовала я. На самом деле просто удивительно, как легко тщательно продуманная ложь слетала с моего языка. Мне даже самой в это верилось с трудом, хотя я же все и придумала. — В смысле, да брось. И смотри, доктор сказал, что со мной все в порядке, а потому мне ничто не мешает тебя подменить. Мы останемся в номере, если ты переживаешь о том, не увидят ли меня люди без униформы. Без проблем.

Кейтлин снова взглянула на мой лоб.

— Ты ведь не под действием обезболивающих, правда? Потому что я не могу позволить тебе нянчиться с детьми, когда ты под кайфом.

Тремя пальцами правой руки я изобразила международный условный знак скаутов и сказала:

— Торжественно клянусь, что я не под кайфом.

Кейтлин посмотрела на закрытую дверь, ведущую в комнату Джека.

— Ну… — неуверенно протянула она.

— Ой, да ладно! Мне бы не помешали наличные. И разве ты сегодня вечером не идешь на свидание с Джейком?

Ее взгляд метнулся ко мне.

— Ну да, — пробормотала она, залившись румянцем. Серьезно. Она покраснела. — Да, у нас действительно свидание.

Боже. Я всего лишь предположила.

— И тебе не хотелось бы уйти немножечко пораньше, — продолжила я, — чтобы, ну, понимаешь, прихорошиться для него?

Она захихикала. Кейтлин действительно хихикала. Говорю вам, к моим сводным братьям должны прилагаться этикетки с предупреждением «Осторожно, опасен при смешивании с эстрогеном».

— Ну ладно, — согласилась она и направилась к двери. — Хотя начальник меня убьет, если увидит тебя без формы, так что вы должны оставаться в номере. Обещаешь?

За последние двадцать четыре часа я дала и нарушила столько обещаний, что решила: еще одно погоды уже не сделает. И потому ответила:

— Конечно, Кейтлин.

А затем проводила ее до двери.

Как только она ушла, я положила сумочку и зашла в комнату Джека. Без стука. Вряд ли в комнате восьмилетнего мальчика могло оказаться что-то такое, чего я еще не видела. И потом, я все еще была немного сердита на этого маленького гаденыша.

Может, Джек и заявил, что хочет вздремнуть, но занят он был определенно не этим. Когда я зашла в его спальню, он спрятал то, с чем играл, под одеяло и, сонно щурясь, поднял голову с подушки.

Увидев меня, он снова откинул одеяло, выдав себя с головой и показав, что не только полностью одет, но и играл в «Геймбой».

— Сьюз! — выкрикнул он. — Ты вернулась!

— Ага, — кивнула я. В комнате было темно. Я подошла к стеклянным дверям и раздвинула тяжелые шторы, впуская внутрь солнечный свет. — Я вернулась.

— Я подумал, что ты на меня разозлилась! — воскликнул Джек, возбужденно прыгая на кровати.

— А я злюсь на тебя, — отозвалась я и обернулась, чтобы взглянуть на парнишку. Правда от вида сверкающих морских волн у меня зарябило в глазах, так что я не смогла четко его рассмотреть.

— Что ты имеешь в виду? — Джек прекратил скакать. — В смысле, ты на меня злишься?

Слушайте, я не собиралась водить ребенка за нос, ясно? Хотела бы я, чтобы со мной все разговаривали так же честно, когда я была в его возрасте. Тогда, вполне возможно, я бы не спешила пускать в ход кулаки, так как не пришлось бы сдерживать внутренний гнев, что накопился за долгие годы вранья, начиная с тех пор, как мне стукнуло восемь. «Да, Сьюз, конечно, Санта Клаус существует, но нет, привидений не бывает». А потом самое лучшее: «Я сейчас сделаю тебе укол, но это будет совсем не больно».

— Тот призрак, которого ты изгнал, — напомнила я, уперев руки в бедра и взглянув ему в глаза. — Он был моим другом. Моим лучшим другом.

Я не собиралась называть его парнем или кем-то типа того, поскольку это было не так. Но, видимо, та боль, что я испытывала, как-то проявилась в моем голосе, так как Джек вдруг выпятил нижнюю губу.

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он. — Как это он был твоим другом? Та леди говорила совсем другое. Она сказала…

— Та леди — лгунья. Вот что та леди сделала со мной прошлой ночью, — ответила я, стремительно шагнув к кровати и подняв челку. — Видишь? Ну или, во всяком случае, ее муж сделал. Она же попыталась пырнуть меня ножом.

Стоя на кровати, Джек оказался выше меня. В его взгляде, направленном вниз на мой синяк на лбу, ясно читалось что-то вроде ужаса.

— О, Сьюз, — выдохнул он. — О, Сьюз.

— Ты облажался, — сообщила я ему, убрав руку. — Не нарочно. Я понимаю, что Мария тебя обманула. Но ты все равно облажался, Джек.

Теперь его нижняя губа задрожала. Вернее сказать, весь его подбородок. А глаза наполнились слезами.

— Прости, Сьюз, — промямлил он. Его голос звучал на три тона выше, чем обычно. — Сьюз, мне так жаль!

Джек изо всех сил старался не расплакаться. Однако у него ничего не вышло. Слезы хлынули из глаз, стекая вниз на пухлые щечки… единственную часть его тела, что была пухленькой, за исключением, разве что, его торчащей во все стороны, как у Альберта Эйнштейна, шевелюры.

И я вдруг обнаружила, что, помимо собственного желания, заключила мальчонку в объятья и, пока он рыдал, уткнувшись в мою шею, похлопывала его по спине, заверяя, что все будет хорошо.

А потом я испытала нечто, похожее на ужас, от осознания, что точно так же делал отец Доминик, когда успокаивал меня!

И так же, как и он, я откровенно врала. Потому что ничего хорошего уже не могло быть. По крайней мере, для меня. Никогда больше. Если только я сама что-нибудь не предприму, и поскорее.

Дав Джеку несколько минут, чтобы выплакаться, я не выдержала:

— Слушай, хватит рыдать. У нас много дел.

Джек поднял голову с моего плеча, — которое, кстати, стало мокрым от соплей и слез, поскольку на мне было платье без рукавов.