Самый темный вечер в году
Шрифт:
Имея в своем распоряжении «Лирджет», Билли мог значительно опередить Маккарти и Редуинг и добраться до следующего места встречи с большим запасом. Вот и решил использовать имеющееся в его распоряжении время, чтобы вернуть собственную жизнь в привычное русло.
На автомобильной стоянке у торгового центра «Бест-Бэй» открыл чемодан с оружием. Вставил удлиненную, на тридцать три патрона калибра 9 мм, обойму в рукоятку автоматического пистолета «Глок-18», навернул на ствол глушитель.
И выехал на охоту.
За последующие полчаса повстречал много прекрасных мишеней. Милую старушку, которая прогуливала мальтийскую собаку.
Когда же Билли не смог заставить себя нажать на спусковой крючок, прицелившись в молодую мамашу, которая катила перед собой сцепленные коляски с близнецами, он окончательно понял, что у него наступил кризис среднего возраста.
На автомобильной стоянке супермаркета «Таджет» свинтил глушитель, вытащил удлиненную обойму, вместе с пистолетом вернул в чемодан, аккуратно уложил в соответствующие ниши в пластике, закрыл крышку.
Такого жуткого страха он не испытывал никогда в жизни.
Дал себе слово, что возьмет отпуск, выполнив текущее задание, не на несколько дней, может, на целый месяц. Поживет, как Тайрон Слотроп, перечитает все классические произведения, которые в юности подарили ему свободу.
Проблема могла заключаться в том, что нынешнее поколение озлобленных, ироничных, рассерженных, нигилистических писателей талантом уступало гигантам, которые пришли в литературу до них. И если он пробавлялся слабым чайком, принимая его за крепкую заварку, то, понятное дело, держал мозг на голодном пайке.
Он поехал в аэропорт, где его дожидался «Лир».
По просьбе Билли стюард с английским акцентом принес ему «Чивас Регал» с наколотым льдом.
На ленч в небесной выси ему принесли овощной салат, грудку каплуна и перепелиные яйца.
Билли маленькими глотками пил шампанское, ел и размышлял. Не раскрыл ни один журнал. Только раз заглянул в туалет, но в зеркало не посмотрел. Его не волновала собака, которая пыталась унюхать его запах через щелку в окне внедорожника. Он не плакал. Не пролил ни единой слезы. Его недомогание было преходящим, словно ухаб на дороге. Тревожиться не имело смысла. Ухаб. На дороге. Ха-ха.
Глава 55
Направляясь к городу, который так много людей, по их словам, полюбили всем сердцем, Эми разгружала свое.
На последнем году пребывания в «Misericordia» она получила право на стипендию в одном из известных университетов. Поскольку стипендия только частично оплачивала обучение, ей пришлось работать.
Два последних года учебы в средней школе Эми подрабатывала официанткой. Работа ей нравилась и приносила хорошие чаевые.
И по приезде в университет она нашла место официантки в дорогом стейкхаузе[36]. Там и познакомилась с двадцатишестилетним Майклом Коглендом, завсегдатаем ресторана. Он был старше ее на восемь лет.
Обаятельный, умный, он очень скоро пригласил ее на свидание, но поначалу она ему отказала. Однако Майкл не относился к тем, кто легко отступает, пасуя перед трудностями.
Эми думала, что знала, чего хочет: получить первоклассное образование, защитить докторскую, продолжать академическую карьеру, расширять жизненные горизонты студентов, точно так же, как сестры в «Misericordia» расширяли ее горизонты.
Майкл Когленд не успокоился, пока не перенес ее из униформы официантки
в мир богатства, который она нашла неотразимо соблазнительным.Потом она, конечно, многое поняла. Брошенная в два года в одежде, что была на ней, потерявшая Харкинсонов и блага среднего класса, которые могла получить от них, воспитанная в приюте, она жаждала уверенности в будущем, обеспеченности и жажду эту не могла перебить любовь сестер. За восемнадцать прожитых лет в кошельке у нее редко лежало больше нескольких долларов, и она думала, что бедность, которая не доставляла ей никаких неудобств, отобьет у нее стремление к деньгам.
Когленд уловил эту подсознательную жажду обеспеченности и тонко, хитро нарисовал ей такую картину розового будущего, что устоять Эми не смогла.
Поскольку воспитывалась она в католической школе, он относился к ней с подчеркнутым уважением и до свадьбы даже не заводил разговор о физической близости. Он точно знал, по каким правилам с ней играть.
Они обручились через два месяца после первой встречи, поженились через четыре. Эми ушла из университета, стала хозяйкой дома.
Он хотел детей. Скоро она забеременела. Но знала, что с ребенком ей будут помогать и няня, и служанки.
Только много позже она выяснила интересные подробности. По ее стандартам Майкл, конечно, был богачом, но большая часть его состояния находилась в доверительном фонде. Согласно завещанию деда, этими средствами он мог распоряжаться при выполнении двух условий: до тридцати лет ему следовало жениться на девушке, которая будет принята семьей, и стать отцом ее ребенка.
Вероятно, его дед (может, и родители тоже) видел в нем, еще мальчишке, тягу к антиобщественным и непродуманным действиям. Добропорядочная, не запятнанная скандалами семья Когленд, богатея, всегда помнила о своем социальном долге, и они верили, что хорошая жена и ребенок помогут мужчине остепениться, перебороть собственные слабости.
В девятнадцать лет Эми родила девочку, какое-то время все шло хорошо, а впереди лежала вроде бы полная радости жизнь. Майкл получил наследство, но она все еще не знала, что заслуга в этом — исключительно ее.
Постепенно Эми начала видеть в нем другого человека, очень уж отличавшегося от мужчины, за которого она согласилась выйти замуж. Чем лучше она его узнавала, тем яснее становилось, что искренности в его обаянии — ноль, оно всего лишь инструмент для манипуляций людьми. И теплота в общении постепенно испарялась, открывая холодный, расчетливый ум.
Не существовало для него и понятия «супружеская верность», он запрыгивал в постель ко многим женщинам. Дважды она находила прямые улики его измены, но чаще делала выводы на основании косвенных доказательств. Его отличала и вспыльчивость, которую он скрывал пару первых лет семейной жизни.
На третьем году замужества Эми все чаще и чаще оставалась одна в их загородном особняке, возведенном на огромном участке побережья, вплотную к домику смотрителя маяка. Сам маяк, также принадлежащий Коглендам, давно уже автоматизировали, и инженеры береговой охраны осматривали его раз в месяц. Прилетая на вертолете.
Майка предпочитал жить в городе. Пусть редко, но приезжал, чтобы поддерживать видимость семейной жизни, но Эми более не вызывала у него никаких желаний, и обычно он спал в своей комнате. Похоже, испытывал к ней презрение, которого она не заслужила и не понимала.