Самый умный в 6 «Б»

– А я разве не умница? Артем, пойди сюда и скажи.

Артем подошел и предложил:

– Спроси крысу Гертруду.

Оля хотела обидеться, но вовремя вспомнила, что для Артема крыса вовсе не противное животное с длинным голым хвостом, а любимое существо, почти родня. И она сунула лицо в сумку, висевшую на плече Артема:

– Гертрудочка! Скажи, я – умница?

Все прислушались, в сумке шуршали сухарики, которые грызла крыса. Ждали терпеливо, но слов не дождались. Оля оглядела всех:

– Ну что тебе ответила Гертруда? – первой съехидничала Надя-Сфинкс.

– Она сказала: «Ты, Оля, самая красивая, самая умная, самая обаятельная. И глаза у тебя самые голубые». Вот что она сказала.

– А почему мы не слышали? – прицепилась Надя-Сфинкс.

– Такие важные вещи говорят тихо, – Оля повернулась на каблуках, чтобы все видели, какая она стройная и складненькая. – Не завидуй, Сфинкс, ты еще похудеешь – занимайся спортом. Хочешь, будем вместе ходить в бассейн «Золотые рыбки»?

Артем подтвердил:

– Гертруда интеллигентная, говорит тихо, но я слышал.

– Толстенькие тоже красивые, – Надя-Сфинкс неуступчивая, – и многим нравятся!

– И худенькие нравятся, – Анюта балетная редко высказывается.

Издали закричал Валентин-Константин:

– Я иду к тебе, Анюта! Кто тебя достает, скажи, и он упадет на землю, в грязь и в воду! Ты – самая прекрасная! Самая изящная! Самая, балетная!

– А почему упадет на землю? – не врубился тугодум Барбосов.

Хохот был такой дружный, что вороны слетели с верхушки самой высокой березы и рассеялись по дорожке Сложных объяснений. Суворовна кричала:

– Мы были скромными! Мы не обнимались! Не орали нежности!

– Мы были точно такими же, как они! – не промолчала ее сестрица Кутузовна.

Конечно, это была игра, в ней участвовал весь бульвар. Играть-то они играли, но в каждой игре есть что-то важное и серьезное. Об этом размышляла писательница, она тоже оказалась на Лунном бульваре. Одни тусуются, другие выгуливают собак, третьи сплетничают и всех осуждают. А она любит быть среди своих героев, своих читателей. Она к ним относится очень серьезно – приглядывается, прислушивается, иногда спорит, иногда соглашается. Понять любого человека не так уж легко. Покажется, что все ясно, видишь его насквозь, а он как раз что-то такое сделает – и удивляешься, разгадываешь новые загадки.

К писательнице кинулась Лидка Князева:

– Я хочу спросить, писательница. В ваших книгах все как в жизни? Или вы придумываете? Только скажите честно.

Все писатели на свете ненавидят этот вопрос. А все читатели любят его задавать. Спросить легко, и задумываться не надо. А ответить трудно.

– И так, и сяк, – уклончиво говорит писательница, – придумываю правду. А иной раз беру случаи из жизни и приукрашиваю, фантазирую. Устраивает тебя?

– Годится, – сказал за всех самый умный Гриша.

– А вы вернете Виртуала? А когда? В ближайшей книге, – не отстает Лидка, – или через одну?

– Пыталась, не возвращается. Не хочет Виртуал появляться в новой книге, у персонажей своя воля тоже есть.

– Верните! Я скучаю! Он – моя судьба!

– Лидка, прекрати! – закричали все.

– Достала!

– Книги для всех! И для бестактных тоже, – напирала Лидка. Писательница остановила спор, она вообще не любит споров. Она не верит, что в спорах рождается истина.

– В спорах рождаются только грибы. И еще папоротники.

– Каждый мечтает о любви, – Лидка знает, что она надоедливая, но есть люди, которых собственная надоедливость не смущает, – абсолютно каждый. А вовсе не только деликатный, тактичный, интеллигентный, тонкий, умный. – Она еще долго перечисляла всякие человеческие достоинства, а потом, когда Лидка утихла, писательница продолжила:

– Не только нежный, одаренный, отзывчивый, красивый. Читатели из шестого «Б» не сразу догадались, что она подшучивает над ними.

Первой это заметила Агата:

– Разводите! То есть прикалываетесь! Ну разыгрываете! – И засмеялась звонко и заразительно. Леха тоже смеялся и подумал: «Только Агата умеет так хохотать – легко и беззаботно». И он включился в игру:

– Крутой! Смелый!

И все стали выкрикивать:

– Честный!

– Щедрый!

– Безупречный!

– Балетный! – подскочил к ним Валентин-Константин, на ходу уронив Кирочкину лопатку и велосипед Барбосова.

Про крутого крикнул Барбосов. Он дольше всех не мог включиться, или, как говорят в шестом классе, въехать. Но все же догнал, как они называют. Врубился.

Валентин-Константин сделал не совсем ловкий шаг и опять свалил велосипед.

– Ты нарочно? – прищурился Барбосов.

– У меня и нечаянно неплохо получается, – по своему обыкновению ответил Валентин-Константин. И так добродушно, что сердиться на него не стал даже крутой Барбосов, хотя Барбосову всегда кажется, что его недостаточно уважают.

– Барбосик, не будь таким мнительным, – обняла его плечо Надя-Сфинкс.

– Никакой я не сомнительный, – проворчал он, – и нечего смеяться без причины.

Когда вдоволь нахохотались, писательница заторопилась домой; на прощанье она сказала:

– Как же я люблю с вами поговорить.

– Поболтать всегда приятно, – сказала Оля.

– Поболтать тоже хорошо, – писательница была серьезна, – но поговорить это другое, иногда удается. – Она знала: окликнут.

– А в чем разница? – Агата чувствовала, что разговор – одно, а болтовня – другое. Но объяснить отличие не сумела бы. – В чем разница?

– Сегодня что было, – Леха внимательно смотрит, не дурачится, – разговаривали или болтали?

– Сами решите, – она приветливо махнула и исчезла за поворотом. Дорожки Лунного бульвара так устроены – они помогают встретиться, потому что они прямые. И они же могут помочь расстаться – заворачивают за густые кусты бузины или боярышника.

– Все-таки мы прикалывались, – решила Агата, – смеялись от души.

– А я шутила, а сама о серьезном думала, – вдруг сказала Оля.

И Лидка добавила:

– Любви достоин любой, разве это пустые слова?

* * *

Дома Лидка включила компьютер, стала играть в «Опасные повороты». Машины неслись прямо на нее, она визжала, закрывала от ужаса глаза, вопила: