Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной

Как конь, чувствующий узду опытного седока и понимающий, что всякое своеволие бесполезно, «Авангард» смирился перед лоцманом и повиновался ему не только без всякого сопротивления, но еще и с какой-то поспешностью, что не ускользнуло от внимания короля.

Фердинанд приблизился к лоцману; Нельсон и Харди, движимые чувством национальной спеси, оставили короля одного.

— Друг мой, — сказал король, — считаешь ли ты, что я смогу сойти на сушу сегодня вечером?

— Ничто не помешает в этом вашему величеству; меньше чем через час мы уже бросим якорь.

— Какая лучшая гостиница в Палермо?

— Король, я полагаю, не снизойдет до гостиницы, раз у него есть дворец короля Рожера.

— Где никто меня не ждет, где мне нечего будет есть и где управители, не подозревающие о моем приезде, украли все, вплоть до простынь с моей постели!

— Ваше величество, напротив, найдет все в полном порядке… Адмирал Караччоло, прибывший в Палермо сегодня утром в восемь часов, я знаю, позаботился обо всем.

— А как ты об этом узнал?

— Я лоцман адмирала и могу сообщить вашему величеству, что, прибыв в восемь утра, адмирал в девять уже был во дворце.

— Стало быть, мне остается только позаботиться о карете?

— Так как адмирал предвидел, что ваше величество изволит прибыть к вечеру, три кареты с пяти часов стоят у пристани.

— Нет! Адмирал Караччоло поистине бесценный человек! — воскликнул король. — И если я когда-нибудь буду совершать поездку по суше, я возьму его с собой своим квартирьером.

— Это было бы для него большой честью, государь, не столько из-за высокого поста, сколько из-за высокого доверия, на которое указывало бы такое назначение.

— А что, потерпел ли корабль адмирала во время бури какие-нибудь повреждения?

— Ни одного.

— Да, мне решительно следовало бы сдержать слово, данное ему, — пробормотал король, почесывая ухо.

Лоцман вздрогнул.

— Что с тобой? — спросил король.

— Ничего, государь. Я думаю, если бы только адмирал сам услышал из уст вашего величества слова, что сейчас довелось услышать мне, он был бы счастлив.

— А! Я этого не скрываю.

Потом король, обернувшись к Нельсону, сказал:

— Знаете ли вы, милорд, что корабль адмирала прибыл сегодня в восемь утра и без единого повреждения? Должно быть, он колдун, этот Караччоло, потому что «Авангард», хотя и управляемый вами — а вы ведь первый моряк во всем мире, — лишился своих брам-стеньг, паруса с грот-мачты и потерял — как вы его назвали? — бли… блинд.

— Нужно ли перевести милорду то, что вы, государь, только что сказали? — спросил Генри.

— Почему бы и нет? — усмехнулся король.

— Буквально?

— Буквально, если это доставит вам удовольствие.

Генри перевел Нельсону слова короля.

— Государь, — холодно ответил Нельсон, — ваше величество были вольны выбирать между «Авангардом» и «Минервой». Был выбран «Авангард». И все, что могли сделать вместе дерево, железо и паруса, «Авангард» сделал.

— Верно, — заметил король, который не отказал себе в удовольствии отомстить Нельсону за то, что его руками Англия осуществляла давление на него, и который был уязвлен сожжением своего флота, — но если бы я отплыл на «Минерве», то прибыл бы в Палермо еще утром и уже провел бы на суше целый день. Ну, ничего! Я, тем не менее, признателен вам, ведь вы сделали все, что было в ваших силах. — И он прибавил с притворным добродушием: — Кто сделал что мог, тот свой долг исполнил.

Нельсон скривил губы, топнул ногой и, оставив капитана Генри на палубе, спустился к себе в каюту.

В эту минуту лоцман закричал:

— По местам стоять, отдать якорь!

Минута, когда судно становится на якорь или снимается с якоря, — одно из торжественных мгновений в жизни большого военного корабля, поэтому, как только прозвучала команда «По местам стоять, отдать якорь!», на борту «Авангарда» воцарилась глубокая тишина.

В этой тишине, соблюдаемой всеми пассажирами, действительно, есть что-то завораживающее: восемьсот человек, внимательных и безмолвных, ждут лишь слова.

Вахтенный офицер повторил, держа рупор в руках, команду лоцмана, а боцман воспроизвел ее своей дудкой.

Тотчас матросы, расположившиеся на снастях, одновременно взялись за брасы. Реи повернулись как по волшебству, и «Авангард», содрогаясь всем корпусом, прошел между двумя кораблями, уже стоявшими на якоре, не задев ни одного, и, несмотря на узкое пространство, оставленное ему для маневрирования, гордо прибыл к месту, назначенному ему, чтобы стать на якорь.

Во время этого маневра большая часть парусов была уже взята на гитовы и фестонами висела на реях. Те из них, что еще оставались раскрыты, служили лишь для того, чтобы умерить слишком большую скорость судна. Лоцман поставил к рулю матроса-сицилийца, того, кто давал Нельсону сведения о попутных и встречных течениях пролива.

— Отдать якорь! — крикнул лоцман.

Рупор вахтенного офицера и дудка боцмана подтвердили его команду.

Якорь тотчас отделился от борта судна и с шумом упал в воду; за ним потянулась массивная цепь, извиваясь и выбрасывая через клюзы сверкающие брызги.

Судно гудело и сотрясалось до самых своих глубин; у его носовой части клокотало море; послышался треск его остова, и вот корабль содрогнулся в последний раз и якорь впился в дно.

Работа лоцмана была закончена: больше ему ничего не оставалось делать. Он почтительно приблизился к Генри и поклонился ему.

Генри протянул лоцману двадцать гиней, которые поручил передать ему лорд Нельсон.

Но лоцман с улыбкой покачал головой и, отведя руку Генри, сказал:

— Мне платит мое правительство, и, кроме того, я принимаю деньги только с изображением короля Фердинанда или короля Карла.

Фердинанд ни на минуту не терял лоцмана из вида и, когда тот, проходя мимо, склонился перед ним, вдруг схватил его за руку:

— Скажи-ка, друг, не мог ли бы ты оказать мне одну небольшую услугу?

— Приказывайте, ваше величество, и если только это в силах человеческих, ваш приказ будет выполнен.

— Можешь ли ты доставить меня на берег?

— Ничего не может быть легче, государь… Но эта жалкая шлюпка, пригодная для лоцмана, достойна ли она короля?

— Я тебя спрашиваю, можешь ли ты доставить меня на берег?

— Разумеется, государь.

— Отлично! Вот и сделай это.

— Ваше величество желает сам выразить свою волю капитану Харди или желает, чтобы это сделал я?