Сан-Феличе. Книга первая

Первою освободилась кафедра в Монополи, что в провинции Бари на Адриатическом море.

По обыкновению, главный духовник представил королю трех кандидатов на это место; все трое принадлежали к знатнейшим семьям, но Фердинанд сказал, покачав головой:

— Ну уж нет! С тех пор как вы стали предлагать мне кандидатов, я по вашему совету вручил митру немалому числу ослов, кому вполне достаточно было бы вьючного седла. Теперь я желаю назначить епископа по собственному вкусу и надеюсь, что он будет лучше всех тех, кто по вашей милости у меня на совести; за назначение их я молю прощения у Господа Бога и у святого Януария.

Тут король перечеркнул имена всех троих кандидатов и написал имя отца Фоско.

Отец Фоско оказался, как и предполагал Фердинанд, одним из самых выдающихся епископом королевства. Однажды кто-то, выслушав его проповедь, отозвался с похвалой не только о красноречии, но и обо всей деятельности бывшего францисканца. Король на это заметил:

— Я всегда выбирал бы таких, но до сего времени мне встретился среди пастырей всего один достойный человек; главный духовник предлагает мне в епископы одних ослов. Что поделаешь, бедняга знаком только со своими собратьями по конюшне.

Фердинанд иной раз проявлял благодушие, напоминавшее его предка Генриха IV.

Однажды, когда он в военном мундире гулял в парке Казерты, к нему подошла крестьянка.

— Меня уверяли, сударь, что король часто прогуливается по этой дорожке, — сказал она. — Как вы думаете, могу я сегодня повстречать его?

— Моя милая, — ответил Фердинанд, — затрудняюсь тебе точно сказать, когда он здесь появится, но, если у тебя к нему просьба, я готов передать ее королю, так как я у него служу.

— Вот в чем дело, — продолжала женщина, — у меня идет тяжба, а я бедная вдова, денег, чтобы дать докладчику суда, у меня нет, вот он и тянет уже четвертый год.

— А ты заготовила прошение?

— Как же, сударь. Вот оно.

— Давай его мне и приходи завтра в это же время, я верну его тебе с королевской отметкой.

— У меня всего-то добра три откормленные индюшки, — сказала женщина. — Однако если вы исполните обещание — они ваши.

— Приходи завтра, милая, с тремя индюшками и получишь свое прошение с ответом его величества.

Женщина явилась точно в назначенное время. Но и король был точен. У Фердинанда в руках было прошение, у крестьянки — три индюшки; король взял индюшек, женщина — бумагу.

Пока король ощупывал индюшек, чтобы убедиться, что они, как уверяла крестьянка, хорошо откормлены, она развернула прошение, желая проверить, действительно ли на нем что-то написано.

Каждый из них сдержал слово; женщина пошла своей дорогой, король — своей.

Король вошел к королеве, держа индюшек за лапки; Мария Каролина недоумевала, каким образом птицы оказались в руках ее супруга.

— Так вот, милая моя наставница, — сказал он, — вы все говорите, что я ни на что не пригоден и что, не будь я королем, то умер бы с голоду, — смотрите же, вот три индюшки, мне их дали за мою подпись!

И он все рассказал королеве.

— Бедная женщина! Мне жаль ее! — воскликнула королева, выслушав его рассказ.

— Почему бедная?

— Потому что она просчиталась. Неужели вы думаете, что судейский примет во внимание вашу подпись?

— Я и сам сомневался, — отвечал Фердинанд с лукавой усмешкой. — Но у меня есть идея.

Королева действительно оказалась права: резолюция ее супруга не произвела на докладчика суда ни малейшего впечатления и дело тянулось по-прежнему.

Вдова снова пришла в Казерту; она не знала имени офицера, принявшего у нее жалобу, поэтому стала разыскивать человека, которому отдала трех индюшек.

Приключение это получило огласку. Королю доложили о приходе жалобщицы.

Король велел впустить ее.

— Ну, милая, вы пришли сообщить мне, что дело ваше улажено?

— Как бы не так! Видно, с королем не очень-то считаются. Когда я вручила судейскому прошение с надписью его величества, он мне сказал: «Хорошо, хорошо! Король торопится, но ему придется, как всем, подождать». А потому, если вы честный человек, верните мне моих индюшек или, по крайней мере, заплатите за них.

Король рассмеялся:

— При всем желании вернуть их вам мне не удастся, но заплатить я могу. Он выгреб из кармана все имевшиеся у него золотые монеты и подал их крестьянке.

— Что же касается судейского… Сегодня у нас двадцать пятое марта, так вот увидите: на первом же заседании в апреле ваша жалоба будет разобрана.

И действительно, когда несколько дней спустя докладчик суда пришел за жалованьем, ему сказали:

— Его величество распорядился выдать вам жалованье лишь после того, как будет разобрано дело, по поводу которого он оказал вам честь, обратившись к вам.

Как и предсказывал король, решение по делу было принято на первом же заседании.

В Неаполе ходило о короле множество рассказов такого рода. Мы удовольствуемся двумя-тремя из них.

Однажды, охотясь в лесу Персано в такой же одежде, как и его стража, он увидел женщину: прислонившись к дереву, она рыдала.

Он первый заговорил с нею, спросив, что произошло.

— Я вдова, у меня семеро детей; единственное мое богатство — небольшое поле, и вот оно потравлено королевскими доезжачими и псами. — Потом, вся сжавшись и зарыдав еще громче, она добавила: — Как тяжко быть подданными человека, который ради минутной потехи готов разорить целое семейство! Скажите на милость, зачем этот злодей уничтожил мои посевы?

— Ты совершенно права, моя милая, — отвечал Фердинанд, — а так как я служу у короля, то доложу ему о твоих жалобах, умолчав, разумеется, о бранных словах, которые ты к ним присовокупила.

— Говори ему что хочешь, — продолжала отчаявшаяся крестьянка, — от такого себялюбца я никакого добра не жду, а причинить мне зла больше, чем уже причинили, нельзя.

— Но ты все-таки покажи мне свое поле: хочу посмотреть, в самом ли деле оно так разорено, как ты говоришь.

Вдова повела его на поле. Урожай действительно был потравлен людьми, лошадьми и собаками, так что от него ничего не осталось.

Тогда король подозвал находившихся поблизости крестьян и попросил их по совести оценить убыток вдовы.

Они оценили его в двадцать дукатов.

Король порылся в карманах; в них оказалось шестьдесят дукатов.

— Вот вам двадцать дукатов за посредничество, — сказал он двоим крестьянам, — а остальные сорок отдадим пострадавшей Когда короли наносят ущерб, они должны возмещать его, по меньшей мере, вдвое, чем это пристало простым смертным.

В другой раз женщина, чей муж был приговорен к смертной казни, по совету адвоката пешком отправилась из Аверсы в Неаполь, чтобы похлопотать о помиловании осужденного. Подойти к королю было нетрудно, потому что он постоянно прогуливался то пешком, то на лошади по улице Толедо или вдоль набережной Кьяйа. На сей раз, к несчастью или, вернее, к счастью просительницы, короля не оказалось ни во дворце, ни на набережной Кьяйа, ни на улице Толедо. Он находился в Каподимонте: настало время перелета славок, а отец Фердинанда, блаженной охотничьей памяти король Карл III, построил этот замок, обошедшийся в двенадцать с лишним миллионов, с единственной целью: оказаться на пути этой мелкой дичи, столь ценимой чревоугодниками.