Сан-Феличе. Книга вторая
Шрифт:
CLXXXII. КАК УМИРАЛИ В НЕАПОЛЕ В 1799 ГОДУ
Четверо вооруженных до зубов людей ожидали Сальвато в церкви.
Один из них протянул к нему руки, и Сальвато с возгласом «Отец!» упал ему на грудь.
— А теперь, — произнес тот, — нельзя терять ни секунды! Пойдем! Пойдем!
Но Сальвато упирался.
— Разве мы не можем спасти моих товарищей?
— Об этом и думать нечего, — возразил Джузеппе Паль-миери. — Мы обязаны думать только о Луизе.
— О да! — вскричал Сальвато. — Луиза! Спасем Луизу! Впрочем, если бы Сальвато и вздумал сопротивляться, это было бы невозможно: услышав, что солдаты стучат
Там ждали четыре оседланных коня с притороченными к лукам карабинами: их держали крестьяне из Абруцци.
— Вот мой конь, — сказал Джузеппе Пальмиери и вскочил в седло. — А вот твой, — он указал сыну на второго коня.
Прежде чем он окончил фразу, Сальвато был в седле.
— За мной! — скомандовал Джузеппе.
И он первым устремился через площадь Эльмо, по переулку Гранде, по улице Эджициака а Форчелла.
Сальвато скакал за ним, двое остальных следовали сзади.
Пять минут спустя они выехали из Неаполя через Но-ланские ворота, понеслись по виа Сан Козмо, круто повернули налево, на тропинку, ведущую через болото, оказались на дороге в Казорию выше Каподикино, оставили справа Ачерру, слева Сант'Антимо и, далеко опередив сопровождавших их людей, ворвались на своих горячих конях в Кавдинское ущелье.
А теперь в двух словах объясним все эти события тем читателям, которые ждут этого от нас.
Джузеппе Пальмиери, совершив короткую поездку в Молизе, разыскал дюжину преданных людей и привел их с собою в Неаполь.
Его старый друг принадлежал к братству bianchi; под предлогом сопровождения Сальвато в качестве кающегося он взялся известить молодого человека о том, что замышляется для его спасения.
Один крестьянин из поместья Джузеппе Пальмиери загородил улицу повозкой. Другой с телегой, которая была запряжена парой буйволов и занимала почти всю ширину улочки, ждал кортежа осужденных.
Когда кортеж проследовал мимо, крестьянин засунул в уши буйволам по куску горящей пакли.
Животные пришли в ярость и с ревом устремились вперед по переулку, опрокидывая все на своем пути.
Отсюда и возник беспорядок, которым воспользовался Сальвато.
Замешательство продолжалось и после исчезновения молодого человека.
Мы уже говорили, что Микеле хотел последовать за Сальвато, но его остановил Бассо Томео, поклявшийся расправиться с ним вместо палача.
И тут началась драка не только между ними, но и между лаццарони, которые хотели разорвать Микеле на части, — ведь он надел французскую форму и тем опозорил все их почтенное сословие; Микеле же, по здравом размышлении, предпочитал быть повешенным, а не растерзанным толпою.
На помощь Микеле поспешили солдаты из охраны и вырвали его из рук бывших приятелей, хотя и в чрезвычайно плачевном состоянии.
Рука у лаццарони проворная, они успели раза два-три полоснуть Микеле ножом.
Бедняга не стоял на ногах, так что пришлось положить его на телегу, преграждавшую улицу, и в таком виде везти дальше.
Что касается Сальвато, то бегство его было замечено — не случайно же солдаты стучали прикладами в церковные двери; однако двери эти были слишком прочны и не поддавались ударам: пришлось обежать церковь кругом по улице Пендино. Но это заняло целых четверть часа, и, когда солдаты достигли второго выхода из церкви, Сальвато был уже вне пределов города, а значит, вне опасности.
Никто
из остальных осужденных не сделал ни малейшей попытки к бегству.После того как исчез Сальвато, а Микеле уложили на телегу, траурный кортеж снова двинулся к месту казни, то есть к площади Старого рынка.
Но для развлечения народа шествие сделало большой крюк по улице Франческа, чтобы выйти на набережную.
Лаццарони узнали Элеонору Пиментель и стали плясать по сторонам колонны осужденных; с непристойными телодвижениями и воплями они пели:
La signora Dianora,
Che cantava neoppa lu triato,
Mo alballa mezzo a lu mercato.
Viva, viva lu papa santo,
Che a mannatu i cannoncini,
Per distruggere i giacobini!
Viva la forca e mastro Donato! Sant'Antonio sia lodato!
Это означало:
Синьора Дианора!
Ты пела в театре — на рынке ты скоро
С пеньковой веревкой станцуешь для нас!
Мы славим победы ликующий час!
Виват, Ватикан! Твоих пушек раскаты
Навек якобинцев повергли во прах.
Хвала твоей петле, маэстро Донато!
Антоний святой, будь прославлен в веках!
Среди этих криков, воплей, кривляний, оскорблений осужденные вышли на набережную, двинулись по улице Нуова и достигли улицы Вздохов-из-Бездны, а оттуда увидели приготовленные посреди Старого рынка орудия казни.
Тут было шесть виселиц и плаха.
Одна виселица на десять футов возвышалась над остальными.
Грязная мысль подсказала палачам построить ее для Элеоноры Пиментель. Как видите, король Неаполя проявлял истинное внимание к своим добрым лаццарони.
На углу переулка Кончерия какой-то человек, обезображенный увечьями, с перерезавшим лицо шрамом и вытекшим глазом, с отрубленными на одной руке пальцами и деревяшкой вместо раздробленной ноги ждал процессию осужденных: слабость мешала ему пойти ей навстречу.
То был Беккайо.
Он узнал, что Сальвато судили и вынесли ему смертный приговор, и, хотя сам он еще не долечился, все же собрал все силы и притащился сюда ради удовольствия посмотреть, как будут вешать его врага.
— Где же этот якобинец? Где этот негодяй? Где этот разбойник? — вопил он, стараясь растолкать цепь солдат.
Микеле узнал его по голосу и, хотя был полумертв, приподнялся на телеге и громко расхохотался.
— Если ты, Беккайо, побеспокоился, чтобы поглядеть, как будут вешать генерала Сальвато, то зря старался: он бежал!
— Бежал? — еще громче завопил Беккайо. — Бежал? Это невозможно!
— Спроси-ка лучше у этих господ, разве ты не видишь, как их перекосило? Но еще не все потеряно, беги за ним скорее. У тебя ноги быстрые, может, догонишь!
Беккайо зарычал от ярости: опять от него уплыла возможность насладиться местью.
— Дорогу! — закричали солдаты, оттесняя его прикладами.
И кортеж проследовал мимо.
Приблизились к виселицам.
Тут осужденных ждал судебный пристав, чтобы прочитать им приговор.
Он был оглашен под вопли, хихиканье, оскорбительные выкрики и песенки толпы.
Когда чтение приговора было закончено, к группе осужденных подошел палач.
Порядок проведения казни не был установлен.
И увидев приближающегося палача, к нему навстречу шагнули сразу Чирилло и Мантонне.
— Которого из двух вешать первым? — спросил маэстро Донато.
Мантонне нагнулся, подобрал с земли две соломинки неравной длины и предложил Чирилло тянуть жребий. Чирилло вытащил длинную соломинку.