Санара

– О чем?

Напряженная тишина, спадающая на лоб длинная темная челка.

Пальцы Кевина нервно переплетены, взгляд ускользающий, как у вора. Все это я отмечала кратко, почти на автомате. Ладно, сперва решим мой вопрос, после его.

– Я начну, ты не против?

– Начинай.

Мне подали высокий и узкий стакан с сахарной присыпкой по ободу. Красиво. Наверное, я напьюсь быстро, ведь ела мало, обеденный тост давно забылся и переварился. Отпила. Коктейль получился вкусным, классическим, внутрь скатился живительной влагой.

«Пусть уже все наладится».

– Кев… – Он взглянул на меня коротко, улыбнулся привычному сокращению его имени, но больше грустно. Я собралась с духом. – Давай… поженимся.

Его пальцы на стопке вздрогнули.

Да, неожиданно. Я его огорошила, как обухом по голове огрела – мы, конечно, к этому шли, но не «бежали». А тут я за горло ошейником.

«Дура, нужно было начать с ключа, с предыстории, с пояснения про утреннюю встречу, аэролет, родителей, Данку…»

– Прости, что я так прямо. – Пусть он просто скажет «да», обнимет меня, даст понять, что все хорошо, хоть один-единственный раз хорошо за этот день. – Ты, наверное, хотел выбрать нужный момент…

– Нет…

Сейчас подходящий?

– Без кучи родственников, только ты и я. Можем даже родным сообщить позже…

– Леа, нет.

Он впервые посмотрел непривычным чужим взглядом.

– Что… нет? – осеклась я растеряно. Вдруг мелькнуло в мыслях дурное, но я сама себе не поверила. Спросила больше для проформы (конечно же, сейчас он все опровергнет). – Ты… не хочешь… на мне жениться?

– Не хочу.

И тишина. Замерло и перестало биться сердце, так мне показалось. А голова пустая и глупая, как мыльный пузырь, только не радужный, скорее, из нефти.

Я что-то в этой жизни упустила? О чем-то не знала, не подозревала? Не замечала под носом очевидного? Или же очередные происки мужика в голубой рубашке?

– Не хочешь… сейчас?

Мир еще не летел осколками, но скоро. Дрожало под натиском невидимой бури мое личное защитное стекло; когда оно разлетится, мне перережет шею.

– Не хочу… вообще. Прости. Я знаю… должен был сказать раньше.

– Сказать… что?

Я оставалась на плоту в ураган в одиночестве. Рвало паруса, кренилась единственная мачта, захлестывали, пытаясь слизнуть, стянуть за собой в пучину, дикие волны.

Привычный некогда Кевин теперь непривычно мялся, дрожал, сомневался, строил в голове слышные ему одному «правильные» фразы. Наверное, чтобы мягче, чтобы «как человек».

– Я… люблю… другую.

Мне на целую вечность вырезали язык. Когда вернули, я спросила: «Давно?» Ответа не получила. Собственно, есть ли разница – вчера или год назад?

– Кто она?

Это тоже не нужно, но почему-то важно.

Ему не стоило отвечать, но имя с языка скользнуло:

– Аурея.

Аурея… Красавица-блондинка с параллельного курса. Полноразмерный четвертый размер груди, дурманящие мужской взгляд плавные формы, все на месте – и талия, и ягодицы, и кроткая, зовущая улыбка. Назвать ее имя было все равно, что назвать меня прилюдно «доской». И ударить по спине ей же.

Я вдруг поняла, что внутри меня удивительно пусто. Наверное, должно быть больно, наружу должен рваться гнев, но я просто понимала – ключ мне отдать некому. И не могла взять в толк другое – почему сегодня?

– У меня ведь… день рождения…

Этой фразой я никому ничего не пыталась доказать. Ни всколыхнуть чужое чувство вины, ни осудить, ни призвать к ответу. Мой парень – бывший парень – расценил, однако, иначе:

– Леа, прости, я знаю… Просто она поставила мне условие: или говорю тебе сегодня, или уходит…

Он выбрал «сегодня», ясно.

И говорить больше не о чем.

– Постой, послушай…

Я верила в этого человека пять долгих лет. Ни разу не усомнилась в том, что мы команда, не допускала со своей стороны лжи, ждала того же. Все не важно… Больше нет.

Проиграла. Мир кружил теми самыми осколками, преддверие которых я недавно ощущала. Наверное, они уже резали – я не чувствовала.

Я шла к выходу из Бонзы четко по центру прохода, будто от этого зависела некая настройка моего автопилота. Последняя.

За дальним столиком, привалившись к стене и откровенно скучая, сидел мужчина в голубой рубашке. В его пальцах тлела сигарета; дым он лениво выпускал через ноздри, как дракон.

* * *

Аид.

(Sirotkin – Бейся сердце, время биться)

Она сидела рядом с ним на лавке; их обоих поливал дождь. К этому моменту уже выдохшийся, мелкий.

Санара молчал. Леа тоже. С утра он видел ее другой – наполненной, воздушной, искрящейся. Теперь – выпотрошенную и небрежно сшитую куклу, оболочку от человека. У нее был тяжелый день, возможно, самый тяжелый в жизни. И нет, он не помогал Кевину произнести фатальную речь, тот сам (честно, без подталкивания) выбрал путь измены и разрыва. Прояснение этого момента, однако, не помогло бы ни отбелиться Судье, ни помочь сидящей рядом девчонке.

Грохотало вдалеке; грозу снесло к северу. Только облаков пелена и потому темно, как поздним вечером.

Они молчали так долго, что ему начало казаться, уже никогда не заговорят. Это странно, но, встретившись этим утром, они в какой-то мере перестали быть друг другу чужими. Пусть слова его поддержки Леа не восприняла бы до сих пор, ему, тем не менее, хотелось их сказать. Что это все «не личное», что «так было нужно». Но кто же примет извинения от человека, который только что собственными руками душил тебя, а почти додушив, вдруг разжал ладони и произнес «прости»?

Воздух свежий, мокрый. Улицы чистые; вывеска «Бонзы» светилась радостным зеленым светом – коктейльный стакан и шапочка раскрытого зонтика сверху.

– Почему ты просто не убил меня? – послышалось, наконец, сбоку.

– Я бы не хотел умирать в двадцать один, – ответил Санара честно. – Подумал, что и ты.

Она проиграла, но не скулила. Не жаловалась на жизнь, не винила других, даже не плакала. Она «выбрала» проиграть, именно выбрала. Достойно. Совсем не как те мужики, которых он ежедневно судил и которые изрыгали ему в лицо такие проклятья, за одно только произнесение которых можно было наладить дополнительный пожизненный срок.

И все же Леа болела изнутри, он чувствовал. Сплошная гематома, невидимые кровоизлияния в сердце и мозг – ей хватило.

– Какую цепочку событий запустил бы расшифрованный алфавит?

– Войну.

Ни к чему врать, ни к чему прояснять лишнего. Ей и не требовалось. Она будто читала напоследок синопсис – нужно же узнать, чем бы все закончилось.

– Кто ты?

Он не смотрел на нее, она на него.

– Верховный Судья Аддара.

И в этот момент она повернулась. Ничего не сказала, но он ощутил ее взлетевшие вверх брови: «Сразу не мог сказать? Зачем я ходила в Управление, кого пыталась насмешить?»