Сандро из Чегема (Книга 2)

Они быстро договорились, хотя такого рода услугу начальник вообще просил первый раз. Он многое в жизни делал в первый раз и всегда удачно, ибо то, что он делал первый раз, никто никогда не ожидал. И то, что он делал в первый раз, он никогда не делал второй раз или делал совсем по-другому.

Слова не было сказано, но все было ясно, и Тико знал, что такие услуги даром не просят.

– - Хочет сесть на твое место, -- быстро определил Тико суть дела, -нам это тоже не нужно.

– - Надо сегодня, -- сказал начальник, -- завтра уже будет поздно.

– - Хорошо, -- Тико кивнул на окно, -- еще время много... За друга тоже хочу отомстить...

Он явно имел в виду Христо, жившего за городом. Христо целый год был в бегах, но по агентурным сведеньям тайно вернулся домой. Ночью за ним пришли, но он стал отстреливаться. Операцию возглавлял заместитель начальника. В перестрелке Христо был убит, кажется, пулей зестафонца. Он был смел, этот зестафонец. Если б не его наглость... Но теперь об этом поздно думать...

– - Да, -- сказал начальник, словно случайно вспоминая об этом, -- как ты думаешь, Христо на нас не обидится на том свете, если мы лечкопский магазин на него спишем?

– - Это твое дело, начальник, -- сказал Тико, -- как хочешь, так и делай.

– - Все-таки, как ты думаешь, дело же надо закрыть?
– - повторил начальник, пытаясь выудить у него заинтересованность.

– - Это твое дело, начальник, -- повторил Тико, -- Тико вообще не имеет привычка чужие дела вмешиваться...

У него тоже неплохой оперативный ум, подумал начальник, знает, где надо остановиться.

– - Хорошо, Тико, -- сказал начальник вставая, -- только чтобы никакой ошибки не было.

– - Ошибка не будет, -- сказал Тико уверенно и добавил: -- Но вот что я думаю, начальник. Вы все время говорите: интернационализма, интернационализма, а твою нацию везде прогнали, ты один остался. А среди наших ребят всегда была интернационализма... Тико пуля не боится -- Тико уважают. Нацию никто не спрашивает...

– - Это временно, -- остановил его начальник, мрачнея, -- временно, и не надо об этом болтать.

– - Э-э-э, начальник, -- сказал Тико, воздев палец, и становясь философствующим сатиром, -- учти, что на этом свете все временно! И я временный! И ты временный! И все другие, даже самые большие начальники, тоже временные!

С начальником о таких вещах трудно было разговориться, и они расстались. Хотя все пока шло, как хотел начальник, Тико ему все-таки сумел подпортить настроение. Он вспомнил, как за несколько дней до случайной поимки посыльного из Батуми, его товарищи по наркомату привели его к новому наркому, только приехавшему из Тбилиси. Товарищи его, кстати, по национальности грузины, хотели помочь ему устроиться начальником милиции одного из районов.

Новый нарком о нем не знал и, взглянув на его паспорт, удивленно поднял глаза на его товарищей и спросил у них по-грузински:

– - Неужели нашего парня не могли найти?

Нарком не думал, что он знает по-грузински. Товарищи его смутились.

– - А я что, чужой?
– - не выдержал он и спросил на чистом грузинском языке.

Нарком внимательно взглянул ему в глаза и, возвращая паспорт, сказал по-русски:

– - Оформляйся.

Тогда последовавшие события вернули его на прежнее место начальника городской милиции, но до чего же неприятно было об этом думать.

...В половине двенадцатого ночи в доме начальника милиции зазвенел звонок, которого он очень ожидал.

– - Слушаю, -- нарочито сонно сказал он в трубку.

– - Товарищ начальник, -- доложил дежурный, -- покушение на вашего заместителя...

– - Ко мне подбираются, -- сказал начальник, выругавшись.
– - Он жив?

Дежурный, как и вся милиция, знал об интригах заместителя и болел за начальника. Но, разумеется, о подоплеке случившегося не знал.

– - Мертвей и Гитлер не придумает, -- начал он, но начальник его перебил.

– - Отставить Гитлера, -- сказал он, -- как было совершено покушение?

– - Двадцать минут назад кто-то позвонил в дверь вашего заместителя. Тот ее открыл, и человек в маске выстрелил ему в грудь. А когда он упал, человек в маске выстрелил второй раз ему в ухо и скрылся. Жена видела, когда он стрелял второй раз...

– - Немедленно машину!
– - приказал начальник и положил трубку.

Через пятнадцать минут начальник мухусской милиции спускался к машине, просигналившей у дома. Он мурлыкал модную в те годы застольную песенку: Зестафоно, Зестафоно...

Сейчас он был уверен, что все будет как надо. А между тем постоянно действующий фактор продолжал действовать еще многие годы, вплоть до смерти вождя и казни его самого верного и одновременно самого коварного помощника.

"Ужасный век! Ужасные сердца!" -- хотелось бы нам воскликнуть, как восклицали во все времена, думая, что худшего времени не может быть. Но мы промолчим и с радостным облегчением вернемся к нашему Чунке, ибо во все времена живая душа человека была, есть и будет нашей единственной надеждой.

В тот предрассветный час Чунка, подходя к дому Анастасии, ничего, конечно, не знал о последствиях своих слов, брошенных на базаре. Чем ближе он подходил к ее дому, тем отчетливей чувствовал знакомый, неотвратимый прилив бешеной ревности. Если она, думал он, не дождавшись меня, приняла кого-то -- убью! И ее и его! И как Пушкин в дунайские волны, в кодорские волны их брошу тела.

Он тихо подошел к дому и заглянул в низкое окошко комнаты, где спала Анастасия. Но там ничего невозможно было разглядеть. Был тот самый полумрак, под которым любит скрываться измена. Он тихо постучал в стекольце. Безмолвие. Он еще несколько раз постучал. Опять безмолвие. Полумрак за окном был предательски дразнящим: вроде все видно, но ничего нельзя разглядеть. Чунке захотелось ударом кулака проломить оконную раму, чтобы ворваться и поймать прелюбодеев. И все-таки, рискуя разбудить старуху, он еще раз постучал, уже погромче.

Белая тень отделилась от кушетки и двинулась к окну. "Ничего не боится!" -- с восторженной яростью подумал Чунка. Тень, слегка прояснев, растворила створки окна.

– - Это ты, Чунка?
– - шепнула девушка и, не дождавшись ответа, прильнула к нему своим наспанным телом.

– - Ты одна?
– - тихо спросил Чунка, не давая этому телу закрыть от себя кушетку и как бы идейно сопротивляясь простодушному натиску сонной Анастасии.

– - Конечно, -- сказала она, -- влезай. Только тихо.