Санкция Айгер

– Трах?

– По-моему, это не совсем точное звукоподражание.

– Будем надеяться.

Она на мгновение ушла в себя, потом повернулась к нему и спросила:

– Тут ведь дело не во мне, правда? То есть, если бы я не была девственна, ты бы меня взял, да?

Он сложил пальцы за головой в замок и потянулся вперед, к вытянутым носкам.

– Конечно. Тут же. Трах.

– Потому что, – настойчиво продолжала она, – на самом деле я довольно привлекательна, и богата до омерзения, и фигура у меня неплохая.

Она замолкла в ожидании комплиментов.

– Эй! Мы же говорим о моей фигуре!

После еще одной паузы она сказала:

– Ну, по крайней мере, грудь у меня красивая, правда?

Он, даже не взглянув, ответил:

– Конечно. Просто потрясающая.

– Прекрати сейчас же! Да посмотри же на нее! По нынешним меркам немного маловата, зато крепкая и красивая. Как ты считаешь?

Он взял одну из ее грудей в ладонь и рассмотрел с внимательностью профессионала.

– Очень красивые, – подтвердил он. – И числом две, что особенно радует.

– Так почему же ты, наконец, не сдашься и не переспишь со мной?

– Потому что ты кривляешься, преодолевая природную стеснительность. Более того, ты девственница. Кривляния я могу простить, потому что их ты перерастешь. Но девственность – никогда. Кстати, не хочешь надеть блузку?

– Не-ет. Вряд ли. Как знать? Может быть, когда-нибудь в тебе заговорит естественное желание – и ба-бам!

– Ба-бам?

– Лучше, чем “трах”. Давай налью еще кофе.

Она наполнила его чашку, а со своей подошла к краю хоров и, облокотясь о перила, принялась задумчиво осматривать неф церкви.

Черри была ближайшей соседкой Джонатана, и жила она вместе с прислугой в большом и нелепом особняке в четверти мили по дороге. Они на пару оплачивали содержание искусственного песчаного пляжа, соединявшего их владения. Ее отец, Джеймс Мэттью Питт, юрисконсульт крупной компании, купил поместье незадолго до смерти, и Черри очень понравилась роль хозяйки. На время своих отлучек Джонатан вверял ей присмотр за домом и оплату счетов. У нее был свой ключ от дома Джонатана, она приходила и уходила, когда хотела, пользуясь то его библиотекой, то – заимообразно – его шампанским для своих вечеринок. На эти вечеринки он никогда не ходил, не имея ни малейшего желания сводить знакомство с раскрепощенными молодыми людьми ее круга. Само собой разумеется, Черри ничего о Джонатане не знала – кроме того, что он преподаватель и критик-искусствовед и, насколько она знала, довольно обеспеченный человек. В подземную галерею ее никогда не приглашали.

Их флирт мало-помалу перерос во все более мощный натиск со стороны Черри и все более стоические отказы со стороны Джонатана. Все строилось на негласной договоренности, что задача Джонатана и сводится к тому, чтобы постоянно ее отшивать. Если бы когда-нибудь он в этом не преуспел, она была бы совершенно ошеломлена. Их битва никогда не утрачивала некоторой толики шарма – обе стороны вели ее изобретательно и с юмором. Их отношениям лишь добавляло остроты то, что некая отдаленная возможность все же маячила на горизонте.

После затянувшейся паузы Черри, не оборачиваясь, сказала:

– Понимаешь ли ты, что я единственная двадцатичетырехлетняя девственница на всем Лонг-Айленде – не считая паралитичек и, возможно, кое-кого из монахинь. И виновен в этом ты. У тебя есть долг перед человечеством – распечатать меня.

Джонатан раскачался и встал.

– Для меня избегать девственниц – вопрос не только этики, но и механики. Нам, пожилым мужчинам, с девственницами бывает нелегко.

– О’кей. Терзай свою плоть. Отказывай себе в плотских удовольствиях. Будто меня это интересует.

Она пошла следом за ним в ванную. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум воды, низвергающейся в его римскую ванну.

– Конечно, на самом-то деле мне не все равно! В конце концов, кто-то же должен меня распечатать!

Он подал голос из уборной.

– Кто-то должен и мусор вывозить. Но только не я. – И он поставил эффектную точку, с шумом спустив воду.

– Очаровательное сравнение!

Он вернулся в ванную и опустился в горячую воду.

– Может быть, оденешься и приготовишь нам легкий завтрак?

– Я не в жены тебе набиваюсь, а в любовницы!

Тем не менее она неохотно возвратилась в спальню.

– И надень блузку, прежде чем спустишься! – крикнул он ей вслед. – Там может быть мистер Монк. – Мистер Монк был его садовник.

– Интересно, может быть, он захочет избавить меня от этой постыдной непорочности.

– Если только за дополнительную плату, – пробормотал Джонатан про себя.

– Тебе, наверное, яйца всмятку? – крикнула она, уходя.

После завтрака она бесцельно бродила по оранжерее, а он тем временем принес утреннюю почту в библиотеку, где намеревался немного поработать. Он удивился и забеспокоился, не найдя обычного синего конверта из ЦИРа с наличными. По традиции, этот конверт всегда опускали в его почтовый ящик в первую ночь после его возвращения с задания. Джонатан был уверен, что произошел не просто недосмотр – Дракон что-то задумал. Но ему оставалось только ждать, поэтому он занялся счетами и выяснил, что, когда он расплатится за своего Писсарро и выплатит садовнику летнее жалование авансом, у него мало что останется. Летом роскошной жизни не предвидится, но кое-как он протянет. Его больше заботило то, что он обещал подпольному торговцу картинами в Бруклине заплатить сегодня. Он решил позвонить и уговорить торговца придержать картину еще на день.

– ...и когда же вы сможете забрать ее, Джонатан? – спросил торговец, по-ближневосточному похрустывая голосом на согласных.

– Завтра, скорее всего. Или послезавтра.

– Лучше послезавтра. Завтра я вывожу все семейство на Джонс-Бич. А вы привезете с собой двенадцать тысяч, на которых мы порешили?

– У меня будет десять тысяч, как мы и договаривались.

– А было только десять? – голосом, исполненным печали, спросил торговец.

– Было только десять.

– Что я делаю, Джонатан? Я позволяю дружеским чувствам, которые я к вам испытываю, ставить под угрозу будущее моих детей. Но – сделка есть сделка. Я философ. Я умею проигрывать с достоинством. Только обязательно привозите деньги до полудня. Мне не безопасно держать товар здесь. К тому же у меня появился и другой потенциальный покупатель.

– Вы лжете, разумеется.

– Я никогда не лгу. Я ворую. Другой покупатель есть. За двенадцать тысяч. Он связался со мной сегодня. Итак, если не хотите потерять картину, поспешите. Вы меня понимаете?

– Я вас понимаю.

– Прекрасно. Значит, так тому и быть! Как семья?

– Я не женат. Мы эту сцену каждый раз разыгрываем – вы постоянно меня спрашиваете, как семья, а я вам постоянно напоминаю, что никакой семьи у меня нет.

– Да, я забывчив. Помните, я же забыл, что мыс вами договаривались на десять тысяч. Но, если серьезно, вам нужно завести семью. Без детей, на которых нужно работать, что такое жизнь? Ответьте-ка мне на это.

– Увидимся послезавтра.

– Жду с нетерпением. Будьте пунктуальны, Джонатан. Другой покупатель есть.

– Вы уже говорили.

Повесив трубку, Джонатан несколько минут мрачно сидел за письменным столом. Настроение было испорчено – он боялся потерять Писсарро. Он задумался: что же на уме у этого змея-Дракона.

– Может, хоть мячиками трахнемся? – через весь корабль прокричала Черри.

Делать кислую рожу было совершенно бесполезно, и он согласился. Гроза отмыла небо от облаков, и день был ослепительно солнечный. Они с часок поиграли в теннис, потом выпили по бутылочке шампанского. Она подражала его святотатственной манере пить вино из горлышка, как пиво. Потом они охладились купанием в бассейне. Черри плавала в своих теннисных шортиках, и, когда вылезла, они были совсем прозрачные.