Санкция на жизнь
Шрифт:
Добрую минуту они выравнивали положение и опускались вниз, чтобы оказаться к поверхности под прямым углом. Когда Нужный наконец ощутил ботинками грунт, он крепко обхватил ноги Поребрика, уперся в стену и со всей силы потянул на себя…
Глубокий вдох и рывок. И еще разочек…
Ну! Давай же, набор мускулов! Поднажми! Вывернем с корнем этот камушек…
В глазах у Стаса потемнело от напряжения. Он оступился, скользнул назад и шарахнулся навзничь прямо на рельсы, едва не поломав хребет о баллоны и не расшибив затылок о заднюю стенку гермошлема. Но самое страшное ждало Нужного впереди: через секунду он увидел, как на него падает Поребрик, любовно сжимая в объятиях пресловутый булыжник, который оказался раза в два больше, чем предполагалось.
А из-за поворота
Чертыхнувшись, Стас рывком поднялся на локтях и жахнул обеими ногами сокамерника по заднице, рискуя отправить того в вечное странствие на орбиту Харона. Но, к счастью, удар пришелся не точно в очко, а слегка левее…
Поребрика крутануло, словно юлу. Он догадался разжать руки и отпустить глыбу, которая тут же устремилась вниз с грацией топора. Стас, лихо перебирая всеми конечностями, отполз к стене, возле которой лежал Уиндел…
Столкновение несущегося на полной скорости контейнера с отколупанным куском скалы Нужный ощутил всем телом. Толчок от чудовищного удара передался через почву и все слои скафандра… Стас резко обернулся, чтобы увидеть, как вагонетка слетает с рельс и, рикошетя от стены, неуправляемым снарядом врезается в себе подобную, едущую навстречу. Было заметно, словно при замедленном повторе, как корежится металл, деформируются оси, выстреливают сорванные заклепки и, словно фантасмагорические брызги, разлетается веером бликующая в свете прожектора порода.
Воздуха осталось совсем мало…
Хочется прилечь и отдохнуть наконец…
Звезды как будто опускаются ниже и ниже. Они вот-вот проткнут беглецов своими яркими спицами в холодной ночи. А «метель» намертво пригвоздит заиндевевшие тела к ледяным каскадам…
«Отпусти меня, Харон», — шепчет Стас в полузабытьи…
Поребрик взял его под мышки, дернул и поставил на ноги. Похлопал перчаткой по шлему, приводя в себя.
Нужный встряхнул головой, оглядел груду искалеченного железа и проводов, в которую превратились столкнувшиеся вагонетки, и жестом показал: все в норме.
Они подняли Уиндела и поволокли его между кусками раздробленной глыбы и отлетевшими деталями контейнеров. Ботинки ученого ритмично подпрыгивали на шпалах, и со стороны могло показаться, будто он сам перебирает ногами…
Два шага. И еще два. И еще один… Только после пяти шагов – короткий, неглубокий вдох. Господи, какой же тяжелый этот ботан. Лучше бы здесь была Вера… Она легче. И теплее… Два шага. И еще два. И еще один…
Придя в себя, Стас обнаружил единственное несказанно приятное обстоятельство, два очень досадных и еще одно довольно противное, но в целом – обыденное для «Харона-зеро»…
Первое – он остался жив.
Второе и третье – запястья были сцеплены за спиной наручниками, а израненные ноги ниже колен наспех перебинтованы.
И четвертое – рядом валялся Поребрик с расквашенной до неузнаваемости мордой…
Последнее, что Нужный помнил, это как они, выжимая остатки энергии из костенеющих мышц, подходят к уходящему вверх эллингу, по которому вагонетки попадают в грузовые ангары космодрома, и пытаются волоком затащить Уиндела в шлюзовые отсеки. Тело ученого тяжелое. Оно то и дело норовит соскользнуть обратно… Поребрик, спотыкаясь, забирается на платформу и пытается разблокировать внутреннюю переборку… В этот момент начинается феррумитовая «метель», и Стас чувствует, как его ноги пронзают тысячи микроскопических частиц… Нижняя часть скафа начинает расползаться по швам, и космический холод хищным зверем раздирает кожу… Внешняя перегородка захлопывается, отделяя кессон от вакуума, но давление нагнетается недостаточно быстро, и начинается эффект декомпрессии. Стас валится на пол и корчится от страшной боли в суставах и черепе… Он отчаянно колотит по голеням руками, словно пытается сбить с них несуществующий огонь… Икры пылают и адски зудят, кажется, что сосуды лопаются от вскипевшей в них крови, будто ноги охвачены жарким пламенем, а не харонской стужей… Давление наконец выравнивается, теплый воздух проникает через растрескавшиеся слои скафа и обволакивает тело,
как мягкая простыня… Нужного перестает выгибать дугой, но багряная муть застилает глаза, и горячие капли то ли крови, то ли пота текут по щекам и шее, скапливаясь возле горловины шлема… Распахивается внутренняя переборка, и два санкцира спецназначения в легких бронескафах громыхают по платформе с короткоствольными «Рариями» наперевес. Поребрик – и откуда у этого буйвола только силы остались! — с отчаянным воплем бросается на ближайшего, но получает зверскую зуботычину прикладом и отлетает в сторону. Видно, что стекло его шлема разбито и несколько осколков порезали лоб и нос… Нужный пытается отползти в сторону, но разряд электрошокера швыряет его в антрацитовую бездну небытия…Стас подтянул колени к лицу и скривился от тупой боли, глядя, как на свежих ранах выступают капли крови. Он осторожно подполз к стенке и медленно поднялся на ноги, неуклюже помогая себе сцепленными сзади руками. Радовало одно: «браслеты» на запястьях были самые обыкновенные – «смертельные обручи» сняли, пока беглецы валялись в отключке.
Помещение, в котором их заперли, было круглым, похожим на короб от гигантского вентилятора. Сходства добавляли металлические балки в высоком потолке, расходящиеся лучами от центра к внешнему радиусу, и толстый столб, торчащий посредине.
— Лопастей не хватает для полного счастья… — пробурчал Стас, с трудом отлепляя сухой язык от нёба. — Эй, Поребрик, ты живой? Слышь, масть? Уиндел-то где… Неужто не донесли? Да нет, вроде бы он тоже в кессоне был, когда санкциры вбежали…
Поребрик застонал и заворочался. Его широкая физиономия теперь превратилась в один здоровенный кровоподтек. Нескольких зубов, кажется, не хватало, оба глаза заплыли, нос был сломан.
Стас отвел взгляд от фиолетового месива.
Ну и ну… Славно поработали спецназовцы над макияжем бугая.
— Помнишь, што было пошле кешшона? — прошепелявил Поребрик и подергал руками, проверяя наручники на прочность.
Нужный отрицательно помотал головой, подковылял к единственной двери, ведущей из помещения наружу, и тупо уставился на серый металл. Замка не было, видимо, дверь запиралась с помощью магнита.
— Хорошо, што не помнишь…
— На кой черт ты на санкцира ломанулся, идиот? Это ж тебе не курва-вертухай – это спецназ. Здесь какой-никакой, а космодром. Охрана серьезная, как на любом стратегическом объекте. Вот вжарил бы он тебе из «Рарии» от бедра…
— Он меня не бил, Штреко… Тьфу ты… Нужный. — Стас обернулся и удивленно воззрился на Поребрика. Тот ощерился – двух верхних зубов и впрямь не хватало. — Он меня уродовал…
Нехороший холодок пробежал у Стаса вдоль позвоночника.
— Не понял, — сказал он. — Что значит… «он»? Спецназовец, что ль?
— Хана нам ш тобой, — просто ответил Поребрик. — И головояйцему твоему – тоже хана…
— Да о чем ты базаришь, масть? — раздраженно крикнул Нужный, облокачиваясь спиной на дверь и ощущая вдруг, как металл проваливается назад под лопатками.
Стас резко развернулся и обнаружил, что дверь полуоткрыта. Она, оказывается, вообще не была заперта…
— Вот те на! — хмыкнул он.
— Не ходи туда, Нужный, — внезапно забормотал Поребрик, съежившись и отползая к противоположной стене. — Не надо, не ходи… Я раньше не верил, што он извращенец и шадюга… Думал, зря швистят стукари да приукрашивают! Ан нет! Он монштр, Нужный! Монштр…
Последнее слово как-то даже забавно прозвучало в устах Поребрика.
— Монштр… — повторил здоровяк, шамкая отбитыми губами.
Действительно, забавное звучание.
И от этого – еще более жуткое…
— Ты о начальнике лагеря? — негромко спросил Стас, с опаской косясь на изгиб коридора, уходящий в полумрак. — О куме?
— Да-да, — быстро закивал Поребрик. Стас с ужасом отметил, что разбитый подбородок у того трясется, словно красно-бурое желе. — Он монштр… у него же там дети…
— Дети?! — У Стаса глаза полезли на лоб. — Господи боже… Но откуда на «Хароне-зеро»… дети?
Поребрик снова страшно заулыбался своим щербатым ртом. На деснах у него выступила розовая пена.