Санкт-Петербург. Автобиография

Прежде из-за мелководья там нельзя было подойти к суше даже на самых маленьких лодках. Но после того как некий генерал-майор, немец, возвел в открытом море из фашин и земли главную плотину шириной 20 и длиной 700 шагов, теперь можно за нею удобно подходить на всевозможных судах. Правда, поначалу считали, что эта плотина ни за что не устоит. Однако теперь, по прошествии трех лет, убедились, что даже сильнейшие бури, разрушающие почти все мосты, плотины и водоподъемные устройства, не причиняют ей никакого вреда. Так что эта работа – одна из лучших, выполненных на воде, и является наиболее долговечным и дешевым способом строительства даже морской гавани. Особенно же если учесть, что плотину можно чинить без труда и с малыми затратами, время от времени легко повышать и, таким образом, невзирая на все буйство моря, при наличии фундамента надежно осуществить строительство.

Сад разбит весьма большой, и со временем, пожалуй, из этого могло бы получиться нечто особенное, если он будет доводиться до совершенства согласно подготовленным чертежам. Ведь его царское величество не жалеет на него никаких расходов. До сего времени несколько тысяч человек занималось планировкой грунта, и начало было положено посадкой нескольких тысяч лип; особенно же усердно трудятся над приданием формы амфитеатра стоящей рядом горе, на которой предполагается построить дорогой и красивый дворец.

Таким образом, поскольку у царя нет недостатка ни в хороших архитекторах, рабочих и подсобных работниках, ни во всех потребных для строительства материалах, то не приходится сомневаться, что как работа в этой местности, так и все прочие предприятия в Петербурге в считанные годы будут успешно завершены и в дикой прежде Ингерманландии возникнет восьмое чудо света.

Француз де ла Мотрэ был совершенно очарован Петергофом.

Примерно в 13 верстах далее на юго-восток находится Петергоф – простой маленький дом, который если и заслуживает называться дворцом, то благодаря построившему его великому монарху. Однако дом возведен частично из камня, частично из кирпича, довольно регулярный и приятный. Он расположен чрезвычайно удачно на возвышенности, к северу обращен на обширный сад, находящийся вровень с ним. Этот сад в хорошем порядке, с несколькими прудами и прекрасными фонтанами, и под холмом есть другой, омываемый с севера морем и протянувшийся далеко с востока на запад. Этот сад обустроен гораздо богаче первого различными водяными затеями, несколькими очень приятными строениями, преимущественно из хорошего песчаника, с колоннами, статуями, бюстами, живописными изображениями, выбрасывающими воду фонтанами. Есть цветники, здания в стиле храмов, летние дома, залы, гавани, и все это исключительно хорошо размещено. Когда спускаешься в этот сад от дворца по двум высеченным в холме величественным лестницам, по левую руку видишь прекраснейший грот, от него к подножию холма идет тройной каскад с несколькими статуями и фигурами из позолоченного свинца. От этого каскада начинается прорытый до моря глубокий канал, по нему сюда могут подходить яхты и другие суда.

Среди наиболее примечательных фонтанов есть один в середине партера, довольно близко от грота; фонтан, выбрасывая воду примерно из ста трубок, образует занятную пирамиду. Есть другой, меньший, но производящий почти такой же эффект, он расположен напротив оранжереи. Эта оранжерея – весьма приятное строение с редкостными деревьями и растениями из чужих стран. Бассейн Евы – самый красивый из всех, он снабжен превосходными фигурами и украшениями, некоторые из них мраморные. Фигуры других фонтанов – почти все из позолоченного свинца либо из меди.

Среди наиболее ценных зданий – Монплезир и Марли. В обоих богатое убранство. Монплезир – это, как они его называют, маленький дворец, очень приятный, состоит из довольно длинной залы и красивой галереи над ней, с хорошо расположенными и спланированными апартаментами по обоим концам [здания]. Потолки залы и галереи, а также некоторых апартаментов расписаны фресками и украшены лучшими рисунками г-на Пильмана. Перед этим маленьким дворцом – терраса, с которой открывается превосходный вид на залив. Терраса окаймлена балконом, образующим своего рода галерею вокруг партера, составляющего середину террасы.

Марли – павильон, красиво построенный и довольно высокий, его вершину огибают тонко выделанные железные перила, образующие балкон. Он весьма напоминает турецкие беседки. Мне рассказывали, что когда императрица приезжала сюда (как это было, например, при ее приезде с князем Меншиковым незадолго до моего появления в Петербурге), здесь везде, даже в садах, устраивали иллюминацию, а в вечер их приезда зажгли свыше 4 тысяч фонарей. Добавляли, что князь приказал сделать подобное в своем доме и в садах в Ораниенбауме, когда императрица оказала ему честь своим посещением.

Восторгался Петергофом и другой француз, маркиз де Кюстин.

В петергофском парке можно проехать с милю, не побывав два раза на одной и той же аллее; вообразите же себе весь этот парк в огне! В этой льдистой и лишенной яркого солнечного света стране иллюминации похожи на пожары. Кажется, будто ночь хочет вознаградить людей за тусклый день. Деревья исчезают под бриллиантовыми ризами, и в каждой аллее огней больше, чем листьев. Перед вами Азия, не реальная Азия наших дней, но сказочный Багдад из «Тысячи и одной ночи» или еще более сказочный Вавилон времен Семирамиды.

Говорят, что в день тезоименитства императрицы шесть тысяч экипажей, тридцать тысяч пешеходов и бесчисленное множество лодок покидают Петербург и располагаются лагерем вокруг Петергофа. Это единственный день, когда я видел настоящую толпу в России. Штатский бивуак в насквозь военной стране сам по себе уже диковинка. Конечно, войска тоже принимают участие в празднестве: часть гвардии и кадетские корпуса стоят в лагерях около царской резиденции. И весь этот люд – офицеры, солдаты, купцы, крепостные, дворяне, царедворцы – бродит, перемешавшись друг с другом, в лесу, откуда мрак ночной изгнан двумя с половиной сотнями тысяч огней.

Мне назвали эту цифру, и я ее повторяю наобум, ибо для меня двести тысяч и два миллиона не составляют разницы – я не имею соответствующего глазомера. Я знаю одно: это огромное количество огней дает столько света, что перед ним меркнет естественный свет северного дня. В России император затмевает солнце. К концу лета ночи здесь вступают в свои права и быстро увеличиваются, так что без иллюминации вчера было бы темно в течение нескольких часов.

Мне передавали еще, что тысяча восемьсот человек зажигают в тридцать пять минут все огни парка. Примыкающая к дворцу часть парка освещается в пять минут. Напротив главного балкона дворца начинается канал, прямой как стрела и доходящий до самого моря. Эта перспектива производит магическое впечатление: водная гладь канала обрамлена таким множеством огней и отражает их так ярко, что кажется жидким пламенем. Нужно иметь богатейшее воображение, чтобы изобразить словами волшебную картину иллюминации. Огни расположены с большой изобретательностью и вкусом, образуя самые причудливые сочетания. Вы видите то огромные, величиной с дерево, цветы, то солнца, то вазы, то трельяжи из виноградных гроздьев, то обелиски и колонны, то стены с разными арабесками в мавританском стиле. Одним словом, перед вашими глазами оживает фантастический мир, одно чудо сменяет другое с невероятной быстротой. Голова кружится от целых потоков сверкающих всеми цветами радуги драгоценных камней на драпировках и нарядах гостей. Все горит, блестит, везде море пламени и бриллиантов. Становится страшно, как бы это великолепное зрелище не закончилось грудой пепла, подобно настоящему пожару.

В конце канала, у моря, на колоссальной пирамиде разноцветных огней возвышается вензель императрицы, горящий ослепительно белым пламенем над красными, зелеными и синими огнями. Он кажется бриллиантовым плюмажем, окруженным самоцветными камнями. Все это такого огромного масштаба, что вы не верите своим глазам. «Сколько труда положено на праздник, длящийся несколько часов, – это немыслимо, – твердите вы, – это слишком грандиозно, чтобы существовать на самом деле. Нет, это сон влюбленного великана, рассказанный сумасшедшим поэтом».

Увеселения Санкт-Петербурга: фейерверки, 1720-е годы Андрей Богданов, Карл Рейнхольд Берк

В царствование Петра I в Россию пришла мода на все иноземное, в том числе на такую забаву, как «огненные потехи» – фейерверки. С легкой руки Петра фейерверки устраивались по любому сколько-нибудь значимому поводу (или вообще без повода), а в Петербурге для их проведения был построен специальный «театр на воде» на стрелке Васильевского острова.