Санькя

–  Смысл в том, чтобы знать, за что умереть. А ты даже не знаешь, зачем живешь.

–  Саша, ужас в том, что твоя душа умрет раньше, чем ты сам!

–  Такие, как ты, спасаются, поедая Россию, а такие, как я - поедая собственную душу. Россию питают души ее сыновей - ими она живет. Не праведниками живет, а проклятыми. Я ее сын, пусть и проклятый. А ты - приблуда поганая.

Саша подошел к окну, увидел, как несколько милицейских машин появилось на дороге. Вскинув автомат, саданул длинную очередь прямо в окно - полетело стекло, кривые, острые щепки…

Машины затормозили, развернулись резко и умчались.

–  Ага, мать моя!
– засмеялся Саша.
– Страшно?

Орудуя где руками, где прикладом, выломал ставни. Вздувая занавески, как паруса, в кабинет ворвался ветер.

–  Саша, врубай ящик, сейчас новости будут!
– Олег вернулся с флагом в руках, с ним Веня и несколько возбужденных, похоже, выпивших водки "союзников".

"Если будут новости, значит, мы точно проиграли", - подумал Саша. Шла заставка с трехцветными лошадьми, скачущими в разные стороны. Сжимая скулы, все смотрели в экран.

Показали Матвея, его вели быстро, почти бегом, унизительно согнутого, держа под локти, но возле камеры он изловчился на мгновенье выпрямиться: в кровавом месиве лица светился радостный, яркий глаз…

"… Сегодня ночью предотвращена попытка захвата нескольких правительственных учреждений в Москве…" - отчитывался ведущий. Костенко, вцепившись в клетку, улыбался яростно и безумно: "архивные съемки суда" - шла надпись внизу экрана.

"Нам удалось связаться с лидером экстремистской партии по мобильному телефону… - сообщил диктор.
– Включаем запись…"

Зазвучал чужой, шепелявый, неприятный голос, нисколько не похожий на вкусный, жестокий, самоуверенный лай Костенко.

"…Меня били деревянной палкой по лицу. Призывали немедленно распустить партию…" - звучало за кадром с трудом выговариваемое.

"Что вы им сказали?"

"Я сказал им: идите на хуй. Теперь у меня нет лица".

Исчезло изображение Костенко в клетке, появился ведущий.

"По нашим сведениям, в настоящий момент представители данной экстремистской партии сумели захватить около тридцати зданий региональных администраций в разных регионах страны. Есть жертвы среди работников милиции…"

–  Братья! Половина страны - наша, - сказал Тишин, выключая телевизор.
– Народ за нас. Будем достойны своего народа. По местам.

Они обнялись все.

–  Веня, родной мой…

–  А ты че, уходишь куда?
– спросил Веня.
– Хорош меня тискать…

–  Саша, все правильно!
– сказал кто-то выходя, - Саша, мы должны были… Все правильно!

Через час у администрации появился, ломая асфальт, танк. За ним четыре БТРа.

Машины, грохоча, объезжали здание, вставая с разных сторон с равными интервалами.

По скверу, окружающему здание администрации, перебегали солдаты.

От здания в сторону бронемашин, оглядываясь посекундно, с ведром в руке и волоча за собой швабру, шла уборщица. За шваброй на снежке оставался след.

–  Слушай, Олег… я все забываю… - спросил Саша, присев у окна и сжимая в руках автомат, -…ты, правда, не боишься, что из этого оружия будут убивать твоих однополчан?

–  Если бы мы не взяли это оружие, - нас убили из него же, но безоружных. При том, что мы - правы. А они - нет. И у них есть выбор, а у нас выбора нет.

Саша кивнул. Он так и думал.

–  А вообще мои однополчане сидят дома, - ощерился Олег, - потому что у них нет формы и оружия нет. И собраться им негде, все сгорело. И собрать их некому. Видишь, ни спецов, ни "пэпсов" нет совсем. Вояки одни, армия…

За окном раздался мегафонный, хриплый голос.

–  Внимание! Требую внимания! Здание окружено! Предлагаю немедленно сдаться!

Саша достал сигарету, закурил. Уселся, вытянув ноги.

В другой стороне длинного кабинета сидел, обхватив лицо свободной рукой, Безлетов. Иногда Саше казалось, что он плачет: вздрагивали плечи…

–  Нам известно, что в здании находится Александр Тишин, - зазвучал металлический, неживой голос.
– Тишин! Немедленно прекратите сопротивление! Всем вам гарантируют жизнь!

–  Санек, не хочешь с ними пообщаться?
– спросил Олег.
– У меня мегафон есть, на базе нашей прихватил.

Саша отложил автомат, взял мегафон и встал у окна, в полный рост.

–  Я, Саша Тишин, считаю вас подонками и предателями! Считаю власть, которой вы служите, - мерзкой и гадкой! Вижу в вас гной, и черви в ушах кипят! Все! Идите вон!
– и швырнул мегафон в окно.

Спрятался за косяк, еще раз глубоко затянулся сигаретой, которую так и держал между пальцами, пока говорил… Посмотрел на окурок, бросил в окно, не глядя.

–  Саша, - позвал Олег негромко.
– Смотри!

Он снова выглянул и увидел, как из парка, словно его вспугнули, выбежал Позик - и несется к зданию.

Ему кричали вслед, грубо и зло, он не останавливался.

Раздался выстрел, Позик упал, заверещал жутко.

Саша видел как он, скрючившись, держался за ногу… и кровь была различима на снегу.

Позик вывернулся в сторону стрелявших и погрозил маленьким своим, дрожащим кулачком.

Саша подошел к Безлетову, вытаскивая пистолет из кобуры. Выстрелил из пистолета в цепочку наручников, соединяющих кольцо на руке с кольцом на трубе батареи. Безлетов рванулся, уже освобожденный, глядя в страхе на свою руку: не простреляна ли. Саша жестко прихватил его за рукав пиджака и рывком бросил к окну, подцепил другой рукой за штаны между ног и легко перекинул Безлетова через подоконник.

–  Зол злодей… Сейчас я вам… - приговаривал Олег, пристраиваясь у другого раскрытого окна с гранатометом на плече, -…сейчас я вам устрою Брестскую крепость, - бесновато и хрипло говорил он.

Веня чего-то жевал и смотрел пустыми глазами в окно. На его лице впервые не было улыбки.

Саша сел на подоконник, положив автомат на колени.

"Приморозило как, - думал устало.
– Оттает, и грязь потечет…"

Выставил левую ладонь. Было странно, что снежинки облетали ее, не садились на горячую кожу и пот, увлажнивший резкие линии, прочерченные в ладони.

Расстегнул куртку, китель… Извлек нательный крестик, положил в рот. Сначала он холодил язык, потом стал теплым. А потом - пресным. В голове, странно единые, жили два ощущения: все скоро, вот-вот прекратиться, и - ничего не кончится, так и будет дальше, только так.