Сантехник 3

Но, я уверен, что перегнут палку дюжие мужики и сами себя в долги загонят беспощадно недрогнувшей рукой.

Тут это дело такое тонкое на самом деле и именно мне предстоит решать, кто окажется виноват, а кто – нет. Да и я сам собираюсь их к этому делу подтолкнуть немного. Чтобы нарушили закон и потом только от меня уже все зависело.

Повозка с раздухаренными погоней мужиками все ближе, они и правда, сильно могучие такие, с толстыми брюхами, выпирающими за пояса и широченными мордами. Двое таких здоровяков выглядывают с телеги из-за лошади вперед, один вилами машет, хозяин, значит, управляет повозкой и его мне пока не видно.

Только я подумал, что мимо пролетят, не глядя на моего возчика или не признав его, как один их мужиков заметил его за вожжами на моей повозке и тут же оповестил всех остальных могучим ревом.

Бросив свою телегу на краю дороги, здоровяки кинулись следом за моей и вскоре настигли нас. Пришлось мне спрыгивать с края и поднимать копье перед разгоряченными мужчинами, еще не наставляя его ни на кого.

– Куда это вы? Какие претензии имеете? – делаю вид, что вообще не знаю ситуации.

Должны видеть копье, и если не совсем дураки, сразу же догадаться, что им явно не простой крестьянин тут на дороге попался. А суровый воин при исполнении!

Только здоровенные братья давно не встречали имперского воина в отставке и позабыли, что грозит в случае покушения на него самого и его имущество. Вот хозяин постоялого двора, с женой которого немного согрешил мой новый слуга, что-то понял и притормозил сразу.

Ну, он много народа на своем постоялом дворе видит, иногда и воины в отставке мимо проходят и так же, как я, продавливают его на маленькие цены за еду и ночлег. Но затормозить братанов или не захотел, или не успел почему-то.

Просто очень хочет возмездие совершить над насильником горячо любимой, но ненасытной женушки.

– Отвали с дороги! Этого насильника мы ищем! – решительно ломится один из братьев на меня.

Второй обегает повозку с другой стороны, но Ветрил шустро перескакивает на мою сторону, как не пытается тот его схватить.

У второго в руках нечего нет, а вот мой противник держит вилы и грозно ими размахивает.

Я уже вкинул в ФИЗИЧЕСКУЮ СИЛУ восемь единиц усиления, теперь у меня там снова двадцать двести шестнадцатых. Больше смысла нет вливать, чтобы народ от моих ударов на десятки метров разлетался, как тряпичные куклы.

Первый братан с силой недюжинной отталкивает вилами мое провоцирующее его копье, и я тут же сигналю слуге:

– Ветрил! Видишь, что на меня напали с вилами! Ударили по копью! При исполнении обязанностей защитника закона!

Тот сразу подтверждает, вилы снова сбивают в сторону с той же недюжинной силой мое уже вернувшееся оружие, только силы и у меня самого с избытком имеется. Копье делает красивый переворот, а пятка копья тут же стукает средневекового хулигана по лбу, после чего он теряет сознание.

– Ваша милость! Этот уже здесь, – истошно кричит слуга, когда обежавший лошадь второй братан с ходу бросается на него и отвешивает пару новых лещей по многострадальной голове.

Бьет прямо по-зверски, со всего могучего замаха, я бы легко от обоих ударов уклонился, а вот растерявшийся Ветрил принимает все на свою бедовую голову.

После чего слуга падает навзничь, брательник с кровожадным видом наклоняется над ним и тут же валится следом на тело слуги, когда копье снова разворачивается и хлопает его по затылку.

– Теперь ты! Будешь нападать на воина в отставке? Или сбережешь свои деньги? – это я уже организатору погони и мужу сладколюбивой бабы.

Нападать, конечно, тот сам не собирается, запал погони прошел, а могучие братья поддержки наглухо выбиты из схватки.

– Этот! – показывает он на вылезающего из-под тела брательника Ветрила. – Он на жену мою напал! Снасильничать хотел!

– А мне кажется, что она сама его за уд схватила, да в себя насильно засунула! Так мне Ветрил сказал, и я ему верю! – усмехаюсь я в ответ. – Мое мнение тут самое главное – не забывай об этом, простой мужик!

– Ничего, она все расскажет, как он заволок ее на сеновал! – не уступает целый хозяин постоялого двора.

Понятно, что теперь все расскажет и даже с удовольствием покажет подлая баба, но она пока далеко от нас.

– Ага, и еще расскажет, как она молчала все время и только стонала от удовольствия. Это же не она на помощь позвала, а ты сам их выследил за изменой! – безжалостно издеваюсь я над нежными чувствами хозяина постоялого двора.

Тот на лицо сразу темнеет от прилившей крови, но сдаваться в перепалке не намерен.

Впрочем, ему за нападение братьев на воина хорошо заплатить придется, пусть он и не догадывается еще про этот сильно дорогой для него момент. Так что пусть побольше кричит и ругается, только вгоняется себя в большие долги.

– Ничего, ничего! Там разберутся! – кивает он куда-то себе за спину, намекая, что у себя дома судья или чиновник какой знакомый будут к нему гораздо более благосклонны, чем новый хозяин его бывшего работника.

Это он правильно понимает, там он не последний человек, а целый хозяин постоялого двора, известная всем в округе личность. Только и у меня теперь руки полностью развязаны в отношении его братанов.

– До этого там, которое у тебя за спиной, еще добраться нужно! – сурово тыкаю я его в действительность. – А здесь имеется явное нападение с вилами на заслуженного воина Империи в отставке! Который охраняет закон и порядок! Это уже серьезный проступок! За это каторга ему обеспечена!

И я пихаю ногой крепко вырубленного первого брата.

– И эти вилы пойдут, как доказательство! – я поднимаю их и складываю на повозке.

– Ветрил! Вяжи его по рукам, – командую парню, но тот вообще не готов активно мне помогать, только стоит шатается, как контуженный.

Похоже, что суровое сотрясение второй брательник ему обеспечил уже с гарантией.

– Давай на повозку, раз пострадал так жестоко от рук второго разбойника, – выношу я обоснованный приговор.

Я сам выдергиваю веревку из-под сена и нагнувшись, быстро опытными руками вяжу руки первого братца сзади.

После чего вручаю конец веревки Ветрилу и киваю на оставшегося целым мужика: – Присматривай за ним!

И приступаю к такому процессу со вторым, потом привязываю оба конца веревки к углу повозки и глажу испуганно выглядывающего на крики из своего убежища Мурзика.