Сантехника вызывали?
Шрифт:
– Делает. По рецепту Катюхи моей. Все знают, какой ты у нас любитель соленых огурцов. Вот и пришлось заменить. Хотеева, конечно, никто убивать не планировал, Боже упаси. Тебя с наркотой подставить и только. Дозу вколоть, в комнате марафет навести. А дело то вон куда зашло. Жаль парня. Видно судьба такая.
– Умереть от шокера твоего?
– напрягся Максим. Плечо ужасно саднило от торчащего едва не в половину гвоздя, но Ванин не спешил его вытаскивать.
– Почему моего?
– обиделся Савич.
– Сам сюда пришел, никто не звал. Расстроился за железки свои, вот и решил место
– Это ты потому со станции прибежал, что вспомнил, как третью дверь не запер? Иначе, как бы Илья сюда добрался? Я ее фомкой пять минут уговаривал.
Бригадир не успел ничего ответить, как над головой зашаркало по ступеням. Так итальянская обувь брезгливо оттирает советский бетон.
– А вот и шеф, - обрадовался Савич.
Да. Это был он. Три недели не виделись. Депутат Заксобрания, родной брат владелицы сети стоматологических клиник, Лев Алексеевич Пронин. Савич покосился на ствол в руке своего босса и отложил гвоздезабивной пистолет в сторону.
– Вот мы и встретились, гаденыш!
– вместо приветствия расставил точки над "и" Лев Алексеевич.
– В Бога веруешь?
– Господин депутат, - оборвал его Ванин.
– Прежде чем вы начнете меня убивать, ознакомьтесь пожалуйста с этими документами.
Под нервно подергивающемся дулом, он вытащил из кармана сложенные вчетверо листы.
– Что это?
– отрывисто спросил Пронин.
– Ознакомьтесь.
Лев Алексеевич взял распечатки, и начал знакомиться. По мере прочтения его загривок наливался нехорошей краснотой. Депутат с ненавистью посмотрел на Максима.
– Липа, - кашлем вырвалось у него.
– Ты не мог этого знать.
– За что же вы тогда хотели меня убить, Лев Алексеевич? Неужели за оплеуху?
– Идиот. Никто не хотел тебя убивать. Наказать, что поднял на меня руку, да. Посадить не получилось, так хоть припугнуть. Чтоб в бега подался. Чтобы сам себе жизнь испортил.
– Вот как?
– изумленно приподнял брови Максим.
– То есть вы не предполагали меня убивать из подозрения, что я мог с Хотеевым насчет станции фторирования воды пообщаться?
– С шизом этим? Да он и знать то ничего не мог!
– Там все написано, Лев Алексеевич. Статистика обращения населения в стоматологические клиники до и после вашего появления в этих краях, данные по расширению сети клиник вашей сестры, данные по забору воды на контрольных точках, и наконец, данные электросчетчика серверной. Вам она понадобилась лишь для того, чтобы скрыть потребление этого замечательного электрокоагулятора?
Максим кивнул на гудящую аппаратуру.
Лицо Пронина светилось багрянцем приближающегося апоплексического удара.
– К сожалению, вы ошиблись в Хотееве. Психологические заболевания - очень тонкая штука. В Илье, например, выявился, если можно так выразиться, параноидальный педантизм. Он до микроампера знал характеристики своего железа и, несмотря на то, что коагуляционному обесфториванию воды, которым вы тут занимаетесь, требуется не так уж и много энергии, перерасход ее был на лицо.
– Говори, что
еще знаешь!– прорычал депутат, белея пальцем на спусковом крючке.
– Что станцию никак не могут наладить. Уж седьмой год, как. Сколько фтора в воду не вбухивают, все бестолку. Что дом этот стоит над центральной магистралью. Ровно посередине района. Одна часть населения страдает от недостатка фтора, вторая - от переизбытка. Вы преступник, Лев Алексеевич. Вы размахиваете на комиссиях своей вставной челюстью, как потерпевшая сторона, но именно вы гробите здоровье вверенного вам населения и зарабатываете на этом миллиарды!
– Никто тебе не поверит!
– выпалил Пронин.
– Никто! Твои кости найдут через пару лет обглоданными бродячими собаками!
– Не надо, чтобы верили мне. Важно, чтобы поверили вам.
– Ты никому не сумеешь рассказать!
– Зачем? Вы и сами прекрасный рассказчик.
Депутат вздрогнул.
– Что там у тебя? Телефон? Камера? Савич, обыщи его!
Максим не любил обысков. Он сам вытащил пуговицу объектива из пиджачной петлицы. За ней к остальным потрохам экшн камеры тянулся самодельный, полтора часа пайки, шлейф.
– Вай, какой фай камера!
– улыбнулся Максим.
– Вы в прямом эфире, господин депутат. Есть что сказать народу в свое оправдание?
Вздох облегчения вырвался из груди Пронина.
– Уф! Я-то думал, милицейская свистелка-перделка...Дебил ты, Ванин. Мы в бункере, а выход из него окружен металлической сеткой с компьютерным хламом. Здесь сигнал наружу не проходит!
– И не надо, - согласился Максим.
– Достаточно, чтобы дошел до этого хлама. Да и не назвал бы я хламом, работающий сервер.
– Он не работает, - отмахнулся Пронин.
– Проверяли. Никакого ресурса у Хотеева не было.
– Ой ли?
– прищурился Ванин.
– Уверены? А если он создавался для личных нужд, в зашифрованном виде? Не угодно взглянуть?
Максим продиктовал адрес.
– Савич, проверь!
– приказал депутат бригадиру сантехников.
Тот довольно ловко ввел названное и через несколько секунд лицо его побледнело.
– Нас показывают, Алексеич, - дрожаще пролепетал бригадир.
Их и вправду показывали. Трансляция полным ходом шла прямо в эфир. Счет просмотров шел уже на сотни тысяч. Народ вопил и требовал четвертования через сожжение на колесе.
Где-то поблизости уже истошно надрывались сирены.
– Будь ты проклят!
– зарычал депутат, прицеливаясь в лежащего, но его опередил бригадир.
– Алексеич, хватит, не бери греха на душу!
– крикнул он, бросаясь вперед.
Прозвучавший в прямом эфире выстрел, отбросил Савича, как тряпичную куклу.
В то же мгновение, выдернутый из предплечья гвоздь просвистел в воздухе, вонзаясь в холеную щеку. Лев Алексеевич, депутат Заксобрания выронил пистолет, со стоном закрыл лицо руками и сел. Прямо в эфире.
Потом, на свежем воздухе, когда забрали убитого Савича, и проколотого гвоздем депутата, а на Максиме залатали дыру, майор Кравцов тихонько спросил:
– Ну чего ты не видел в своем МЧС? Может передумаешь? По тебе уголовный розыск плачет! - Нет уж, - испугался Максим.
– Уж лучше вы к нам.