Сапфир. Сердце зверя

Ее аромат опьянял и тепло тела по-прежнему сводило с ума.

Она все равно была только моей, даже если совершенно не помнила этого, как и всего того, что связывало нас. А я был ее, всеми фибрами кричащей до черноты и крови души, и тела, которое содрогалось от каждого ее движения.

– …все хорошо, слышишь? Больше никто не обидит тебя, девочка… - прошептал я хрипло, не позволяя себе сделать лишнего движения, чтобы не напугать сильнее, когда мне хотелось прижать ее со всей силы, чтобы мы впечатались друг в друга и вросли, став единым целым, которое никто и никогда не сможет больше разорвать!

Я дрогнул всем телом, словно меня скрутило спазмом, когда Мишка неожиданно обхватила меня руками, тихо всхлипнув:

– Франки, почему ты не убежал тогда?.. из гаража, когда у тебя был шанс уйти?..

Во мне словно что-то взорвалось, опаляя жаром и заставляя в буквальном смысле задохнуться, когда я хватал ртом воздух, но не мог сделать ни единого вдоха или выдоха!

Внутри меня рождалась новая вселенная, на огне прошлой боли и ярости!

Вселенная, в которой все было только для нее одной – моей отважной маленькой девчонки с ясными глазами, что вспомнила все и теперь рыдала, не сдерживая эмоций, цепляясь за меня трясущимися пальчиками и впиваясь ноготками.

– Вашу мать! Думал у меня сердце на хрен остановится! – где-то за моей спиной тихо рассмеялся Плут, выдыхая так протяжно и облегченно, что я сделал это с ним, чувствуя внутри себя дрожь, но впервые это было не от ярости или злобы, а от непередаваемого, неземного восторга!

Я был готов кричать и смеяться, повалившись назад и не выпуская из рук свою малышку, которую прижимал к груди, где колотилось и захлебывалось эйфорией мое сердце, когда она распласталась на мне, продолжая плакать.

Сомнений больше не было - моя Микки помнила все! Отныне между нами не было тайн!

Боже! Никогда в своей жизни я не молился и ни во что не верил, но в эту секунду я был готов склонить голову и встать на колени перед любым идолом, который вернул ее в мои руки, подарив надежду и любовь такую огромную, что она не помещалась в моей груди!

Я целовал ее ароматные мягкие волосы, что-то хрипло шепча и не отпуская от себя, впитывая ее эмоции с жадностью и жаждой, какая может быть только у новорожденного человека, познавшего, что он самый счастливый на свете!

Нас никто не трогал, но я чувствовал, как Палачи быстро и технично осматривают все вокруг, когда Марс, выдохнул сосредоточенно и, наверное, даже удивленно:

— Это что еще?..

Мишка приподняла голову первой, вытирая нос и вытягивая шею, чтобы увидеть, что было в руках Марса. Моя любимая любопытная девчонка.

Я поднялся с пола, осторожно поставив ее на ноги и понимая, что теперь у нас будет еще много времени, чтобы побыть наедине и поговорить обо всем на свете. Чтобы вспомнить все вместе, и долго-долго лежать, крепко обнявшись, до самого утра.

А пока мы еще не закончили с прошлой жизнью, на которой нужно было поставить жирную кровавую точку.

— Это наши личные дела.

Я нахмурился, подходя к столу, и видя в руках Палача несколько папок, которые он листал, меняясь в лице и становясь все бледнее и бледнее.

Там было все – вес, рост, приблизительный возраст, анализы крови, психологический портрет, куча фото как в обычной жизни, так и в стенах лаборатории, заключения, предложения по работе с нами и прочее. Мы словно были рассмотрены под микроскопом со всех сторон.

Была и папка с Мишкой, отчего теперь нахмурился и я, почувствовав озноб и странную дрожь, когда на одном из фото увидел шрамы от той ее операции, о которой девочка рассказывала…и надпись, которая гласила «Донор крови и участка кожи размером 10 х 12 – Объект номер семнадцать»

Только подумать над этим не было возможности, когда вой серены, который в этом помещении с затхлым воздухом и бетоном со всех сторон, раздавался приглушенно и глухо, вдруг поменялся, став завывающим и протяжным, а Марс вздрогнул, захлопывая все папки и сгребая их поспешно к себе.

– Через тридцать секунд взорвется генератор и снесет к чертям все до самого основания.

Сердце пропустило удар, когда все уставились на Палача, который кинулся к Урану, что застыл в одной позе не моргая, не шевелясь и кажется едва дыша, продолжая смотреть пустыми глазами на маятник, когда даже удары его сердца замедлились в такт этому звуку, выдавая только бездушное тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я мысленно прикидывал, сколько мы пробирались сюда, и сколько времени нам потребуется, чтобы выбраться из самой лаборатории, так еще и унестись довольно далеко от эпицентра мощнейшего взрыва.

– Плут, бери Мишку и уходите! Мы следом за вами! – крикнул Марс, сгребая нервно и с силой Урана, когда Карат вдруг рявкнул:

– Всем стоять!

Некогда было даже спорить и ругаться, не то, чтобы дать ему от души по морде, и я быстро впихнул девушку в руки Плута, слыша снова голос этого умника:

— Это бункер! Его строили для защиты жизни даже от ядерного взрыва! Закрывай все двери!!!

Потребовалась лишь доля секунды, чтобы мы переглянулись, кинувшись как по команде к дверям, толщина которых воистину поражала воображение, и вселяла последнюю надежду на то, что эта бетонная коробка сможет выдержать несколько тонн строительного мусора и земли, когда над нашими головами раздался первый взрыв и грохот такой оглушающий, что невозможно было услышать, что кричал Плутон, кидаясь к первой двери и рывком закрывая ее, когда удушливый порыв жара и пыли прорвался к нам.

Я поймал его буквально налету, помогая закрыть вторую дверь, когда наш спичечный домик не просто задрожал, а словно перевернулся вверх дном, отчего все куда-то полетели в темноте, оглушенные и кричащие, молясь только об одном – чтобы эти стены в тринадцать метров толщиной из стали и бетона смогли выдержать, и не сложились над нами, превращаясь в склеп.

Мы словно попали в сам Ад, задыхаясь от частиц пыли и хватаясь друг за друга, пока я изо всех сил прижимал перепуганную и кричащую Мишку к себе, сворачиваясь вокруг нее и стараясь найти поверхность, к которой можно было бы прицепиться, когда раздался глухой хруст и словно стон самой земли с осознанием того, что все кончено…

Бункер не выдержал напора и расходился по швам, оставляя нас навечно под тоннами земли и того, что когда-то было самим злом, замирая на моей грязной холодной коже мягкими губами моей девочки, которая прошептала: «Я люблю тебя, Франки…»

Я не успел ей ответить, как сильно люблю ее, когда темнота заволокла мои глаза ядовитой болью в голове, насильно отрывая все тонкие ниточки разума от реальности и погружая в сполохи боли, с ароматом моей крови…

Эпилог

Оказывается темнота не всегда может пугать, оглушать и ввергать в ужас такой сильный, что я до сих пор не понимала, я отключилась от этой паники, удушья, или того, что в какой то момент Франки перестал отвечать и реагировать, а я ощутила запах его крови, взвыв и закричав так, что совершенно охрипла.