Сапфирная роза
Шрифт:
— Благодарю вас, ваша светлость, — наконец произнесла она чистым звонким голосом, подняв голову. Все следы румянца исчезли, и на лице Эланы теперь читалась гордая решимость.
Сердце Спархока екнуло от неожиданно забравшегося в него подозрения.
— Ну теперь держитесь, чтоб не свалиться со своих мест, — предупредил он своих друзей. — Мне знакомо это выражение лица. Боюсь, нас ожидает не один сюрприз.
— Я исполнена благодарности к Курии за предоставленную мне возможность присутствовать на ее собрании, — начала Элана. — И присоединяю свои молитвы к тем, что вознесли мои собратья-монархи, прося Господа ниспослать благословение на столь благородных мужей Церкви. Поскольку я — первая женщина, обращающаяся к Курии при таких обстоятельствах, то осмелюсь просить прощения у патриархов за то, что добавлю ко всему сказанному ранее еще несколько слов. Я уверена, что
Элана замолчала, поглядывая на притихшие ряды церковников.
— Я сказала волнуются… — продолжила она. Ее голос звенел, что серебряный колокольчик. — Нет, я просто в ярости. Этот монстр, это хладнокровное чудовище, этот… этот Энниас убил любимого мною всем сердцем отца. Он уничтожил мудрейшего и благороднейшего короля во всей Эозии.
— Это Алдреас-то? — прошептал Келтэн, не веря своим ушам.
— А потом, — продолжала Элана, все тем же звонким голосом, — не удовлетворенный тем, что разбил мое бедное сердце, этот жестокосердный негодяй покушался и на мою жизнь. Церковь несет на себе пятно позора за этого подлеца, что попытался осквернить веру Господа нашего. Я хотела бы просить вас о правосудии, но я сама выбью правосудие из тела того, кто убил моего отца. Я всего лишь слабая женщина, но у меня есть рыцарь, человек, который по моему приказу найдет это чудовище Энниаса, если даже этот зверь будет прятаться в геенне огненной. Энниас будет стоять передо мной. Я клянусь в этом всем вам, и даже еще не рожденные поколения будут содрогаться при мысли о той участи, что постигнет этого негодяя. Нашей святой матери Церкви не стоит мараться и затруднять себя, свершая правосудие над этой мерзостью. Церковь — благородна, сострадательна, а я — нет.
— Вот и все королевское послушание пред лицом Церкви, — подумал Спархок.
Элана опять замолчала, задрав кверху свое гордое юное личико, которое ничуть не портило появившееся на нем выражение мстительной решимости.
— А что вы решите по поводу этого? — наконец спросила Элана, повернувшись прямо на укутанный в черное трон Архипрелата. — Кому присудите вы это роскошное кресло, ради которого Энниас собирался весь мир потопить в крови? Кому достанется сей великолепный предмет? Потому что я не ошибусь, друзья, если скажу, что это самое обыкновенное кресло, сделанное, правда, из чистого золота, из-за чего весьма тяжелое и к тому же, думаю, не слишком удобное. Кого обяжете вы взять на себя ту тяжелую ношу заботы и ответственности, что прилагается к этому креслу, и которое вашему избраннику придется нести на своих плечах в самые черные дни для нашей святой матери? Без сомнения, он должен быть мудрым; но все патриархи Церкви мудры. Он должен быть смел, но разве можно хоть кого-нибудь из вас упрекнуть в трусости? Он должен быть хитер и проницателен, но не путайте это с мудростью. И прошу, вспомните о том, что ему придется столкнуться с гением лжи — не с Энниасом, хотя тот и лжив, не с Оттом, погрязшим в собственном зле и разврате, но с самим Азешем. У кого из вас достанет силы, хитрости и воли, чтобы противостоять этому исчадию ада?
— Что она вытворяет? — сдавленным шепотом произнес Бевьер.
— Разве не понятно, сэр рыцарь, — довольно проурчал Стрейджен. — Выбирает нового Архипрелата.
— Но это просто смешно, — задохнулся Бевьер. — Архипрелата выбирает Курия.
— Сейчас, сэр Бевьер, они выбрали бы и вас, стоило бы ей только указать в вашу сторону своим маленьким розовым пальчиком. Посмотрите на них. Теперь она держит в своих хрупких руках всю Курию.
— Среди вас есть воины, почтенные патриархи, — продолжала Элана, — люди из стали и доблести, но сможет ли вооруженный Архипрелат противостоять хитрости и коварству Азеша? Среди вас есть теологи, люди высочайшего ума, которые смогли бы прочитать мысли самого Господа, но сможет ли такой человек, ведомый божественной справедливостью, сразиться с мастером обмана? Есть среди вас и поднаторевшие в законе и делах Церкви. Есть сильные и смелые. Есть благородные и сострадательные. Если бы мы могли выбрать всю Курию целиком, чтобы она направляла нас, мы стали бы непобедимыми — и ад не смог бы распахнуть свои ворота. — Элана слегка пошатнулась и поднесла дрожащую руку к глазам. — Простите меня, — произнесла она слабым голосом. — Последствия отравления ядом этой змеи Энниаса еще дают о себе знать.
Спархок готов был сорваться с места.
— Ох,
Спархок, сядь и успокойся, — сказал ему Стрейджен. — Ты испортишь ей все представление, если побежишь туда. Поверь мне, она прекрасно себя чувствует.— Нашей святой матери необходим надежный защитник, — утомленным голосом продолжала Элана. — Человек, воплощающий в себе достоинства всей Курии, и я думаю, все вы в глубине души знаете, кто этот человек. Да придаст вам Господь мудрости, да снизойдет на вас откровение Божие, чтобы обратили вы взоры свои на того, кто в своей скромности и сейчас находится среди вас, протягивая вам свою благородную руку. И, возможно, патриарх этот даже и не ведает в своем самоуничижении о том, что сам Бог говорит его устами. Поищите его в своем сердце и возложите на него эту ношу, ибо только он может стать нашим защитником. — Элана снова покачнулась, ее колени задрожали, и она поникла как цветок. Король Воргун, с глазами, полными слез, благоговейно подхватил ее на руки.
— Отличная сцена, — с восхищением сказал Стрейджен и ухмыльнулся.
— Бедный, бедный Спархок, — сказал он. — У тебя, знаешь, нет шансов.
— Стрейджен, ты заткнешься?
— О чем все это было? — озадаченно спросил Келтэн.
— Она только что выбрала Архипрелата, сэр Келтэн, — сказал ему Стрейджен.
— Кого? Она не назвала ни одного имени!
— Вы еще не поняли? Она очень осторожно отмела остальных претендентов. Остальные патриархи знают, о ком идет речь, и они выберут его, как только кто-нибудь осмелится назвать его имя. Я бы произнес его, да не хочу портить вам впечатление.
Король Воргун понес Элану, которая, казалось, потеряла сознание, к бронзовой двери, скрывавшую одну из боковых комнат за стенами палаты.
— Иди к ней, — сказала Сефрения Миртаи. — Постарайся ее успокоить. Она сейчас в слишком веселом настроении. И не пускай обратно короля Воргуна. Он может что-нибудь ляпнуть и все испортить.
Миртаи кивнула и убежала.
Палату заполнили жаркие разговоры. Страсть Эланы зажгла всех. Патриарх Эмбан сидел застыв и раскрыв в изумлении глаза. Потом он широко ухмыльнулся, прикрыл рот рукой, и расхохотался.
— …несомненно ведомая рукой Господа, — говорил один монах другому.
— Но женщина? Стал бы Господь говорить устами женщины?
— Пути господни неисповедимы, — благоговейно ответил другой монах. — И непостижимы для человека.
Патриарху Долманту с трудом удалось утихомирить воодушевившихся патриархов.
— Братья мои и друзья, — сказал он. — Мы, конечно, должны простить королеве Элении ее эмоциональный всплеск. Я знаю ее с детства, и, уверяю вас, обычно она вполне владеет собой. Как и сказала она сама, последствия отравления еще проявляются, и влияют на ее рассудок.
— Бесподобно! — со смехом сказал Стрейджен Сефрении. — Он даже и не подозревает.
— Стрейджен, — серьезно проговорила Сефрения. — Прошу тебя, замолчи.
— Да, матушка.
Патриарх Бергстен в кольчуге и рогатом шлеме с устрашающим видом, поднялся и ударил топором по мраморному полу. — Дайте мне слово.
— Конечно, Бергстен, — сказал Долмант.
— Мы здесь на для того, чтобы обсуждать недомогания королевы Элении, — объявил патриарх Эмсата. — Мы здесь для того, чтобы выбрать Архипрелата, и я предлагаю перейти к этому. Я ставлю на голосование кандидатуру Долманта, патриарха Демоса. Кто ко мне присоединится?
— Патриарх Долмант — вне регламента, — объявил Ортзел, вставая. — По традиции и по закону, как один из кандидатов, он не имеет права голоса до тех пор, пока вопрос не будет решен. С согласия моих братьев я прошу досточтимого патриарха Укеры занять кресло председателя. — Он посмотрел вокруг. Казалось, никто не возражал.
Эмбан, все еще открыто ухмыляясь, поднялся на кафедру и довольно игриво отпустил Долманта взмахом пухлой руки.
— Патриарх Кадаха хочет закончить? — спросил он.
— Нет, — сказал Ортзел. — Еще нет. — Лицо Ортзела по-прежнему оставалось суровым и мрачным. Затем, не подав и виду о том, как ему было больно, он твердо проговорил. — Я присоединяю свой голос к голосу моего эмсатского брата. Патриарх Демоса — единственный возможный кандидат на пост Архипрелата.
Тогда поднялся Макова. Лицо его было смертельно бледным, а зубы стиснуты.
— Бог покарает вас за такую наглость! — брызжа слюной, проорал он в лицо патриархам. — Я не буду принимать участие в этом абсурде. — Он вскочил и выбежал из палаты.
— Во всяком случае, он честен, — заметил Телэн.
— Честен? — воскликнул Берит. — Макова?
— Конечно, досточтимый учитель, — ухмыльнулся мальчик. — Если Макову кто-нибудь покупает, он так и остается купленным — неважно, как обернутся дела.