Сапфиры Айседоры Дункан
Шрифт:
– Да. Мы его смотрим редко. Мама вечерами читает, а мне даже читать некогда – к зачетам готовиться надо.
– И что же читает ваша мама? – светски поинтересовался Антон и взял из стопки книгу.
Книгой оказался ежедневник в синей бархатной обложке с месяцем и звездами, по описанию очень похожий на тот, который имелся у Прохоренко. Треть страниц вырвана. Записи датированы с середины июня и были сделаны круглым убористым почерком, совершенно не похожим на почерк Оксаны.
– Это ваше?
– Нет. Мамино.
– Странный ежедневник, без начальных
– Мама его где-то нашла и взяла себе из-за обложки. Красивый, в нем много чистых страниц, поэтому пожалела выбрасывать.
– Я его возьму на время, – сказал Юрасов, убирая ежедневник в портфель.
Антону было необходимо выяснить, где взяла Евгения Ивлева ежедневник, но, по словам дочери, она находилась у родственницы в Ломоносове и собиралась домой только завтра.
Веня совсем потерял ощущение реальности. Перстень он продал, но сапфиры никак не хотели отпускать. Они ему снились в чудовищных снах, постоянно мерещились наяву в сизом облаке сигаретного дыма или на дне стакана. Когда в стакане оставался последний глоток, там появлялась она – сапфировая балерина. Веня пил и чувствовал, как балерина проникает в его нутро.
Он смотрел на часы и не понимал, утро сейчас или вечер. Он даже сомневался по поводу времени года – то ли весна, то ли осень.
– Один хрен! – махнул он рукой.
Выпивка закончилась накануне, еда еще раньше. Денег тоже не было, куда они делись – непонятно. Собутыльники, которые толклись у него постоянно, испарились. На подоконнике лежала смятая пятидесятирублевка и горка мелочи. Он сгреб деньги в карман, окинул мутным взором свою берложку, захламленную пустыми бутылками и окурками, и решил, что бутылки можно сдать.
Бренча двумя пластиковыми пакетами, он спустился на улицу. Ночь, что ли? – предположил он, шагая по сумеречному двору. И спросить не у кого – все как вымерли. Возвращаться назад и ждать, пока станет светлее, не хотелось. Веню гнали голод и жажда выпивки. Может, в ночном магазине что перехватить удастся? Хотя бы плавленый сырок. И хорошо бы пиво.
Он вышел на проспект, но магазины, как назло, закрыты, даже тот, что с надписью «24», не работал.
– Эй, – постучал он в дверь стеклянного павильончика, в котором горел свет. – Слышь, хозяйка!
– Иди, иди отсюда! Магазин закрыт! – прокричала продавщица – слонообразная тетка с маленьким напомаженным ртом и крупными горошинами пластмассовых бус.
Веня не отступал. Ему непременно нужно было купить еды. Он вспомнил о своем обаянии красавца мужчины и решил его использовать, чтобы заполучить заветный сырок.
– Ваши глаза напоминают мне Марианскую впадину. Зубки, как белоснежные вершины Альп. Не гоните меня, милая леди…
Он был уже не красавцем и вид имел типичного пьяницы, так что слова обольщения из его уст звучали несколько несуразно. Продавщица, впавшая в легкое замешательство, при слове «леди» пришла в себя.
– Какая я тебе леди?! Вдоль дорог стоят твои леди! Я сейчас милицию позову, чтобы знал, как приставать к порядочным
женщинам! Милиция! Грабят!!! – заголосила она на весь проспект.Голос у тетки оказался громким. С таким голосом можно обходиться без мегафона и акустического шокера. Крик привлек внимание милицейский патруль. Около магазина остановилась машина, откуда бодро вышли два сержанта. Они мигом оценили обстановку и без лишних разговоров погрузили Вениамина в машину.
– Нарушение общественного порядка. Оформляй, Петрович, – сказал сержант дежурному.
– А может, лучше грабеж? – предложил напарник.
– Запаримся с доказухой. И взять с него нечего.
– Не факт.
– Быстрее определяйтесь, – поторопил Петрович, окидывая взглядом задержанного, который притих в ожидании своей участи. – Ядрена Матрена! Так это же артист! На него ориентировка пришла. Джонни Депп, етить его налево!
Новгородским коллегам повезло: нашлись свидетели, которые видели около дома Каморкина человека, похожего на Вениамина Лапкина.
Веня соображал туго. Беспробудное пьянство отрицательным образом сказалось на его интеллекте. Он понимал одно: его обвиняют в двух убийствах.
– Вы были в Великом Новгороде пятнадцатого июня? Были. Вас там видели. И вы убили бывшего следователя прокуратуры Степана Константиновича Каморкина.
– Я там не был и никого не убивал!
Денюшкин ему не верил. Хотя бы потому, что он врал в очевидных вещах. Лапкина опознал сосед Каморкина, а он упирается.
– Вы убили старика, затем вернулись в Питер и убили Оксану Прохоренко, от которой вы узнали про перстень с сапфирами.
– Какую Оксану?! Никакой Оксаны я не убивал!
Денюшкин и сам знал, что убийцы Прохоренко и Каморкина – разные люди, но ему нужно было вывести подозреваемого на разговор.
– Прорицательницу Агнессу. Вы у нее бывали, – сверлил его следователь глазами-бусинками.
– Ну, бывал. И что с этого?
– Вы заморочили внучке Каморкина голову, и та рассказала вам, как отключается сигнализация в квартире ее деда. Вы явились в Нижний Новгород и проникли в квартиру Каморкина. Нашли там перстень, а когда внезапно вернулся хозяин, убили его. Перстень продали иностранцу. Он опознал вас по голосу. Как видите, отпираться бессмысленно.
Сапфиры, чертовы сапфиры! Права была его мудрая бабушка Тоня: не надо брать в руки этот перстень. У него плохая история, добра от него ждать не стоило. «Как пришло, так и ушло», – сказала бы бабушка Тоня, когда перстень исчез из семьи Лапкиных. Но тогда уже ее с ними не было. А дед не был таким мудрым, как его покойная жена. Он был умным, проницательным, педантичным – каким угодно, только не мудрым. Даниил Васильевич знал многое, но простых вещей понять не мог. Он очень страдал, что не может вернуть утерянный перстень и добиться справедливого наказания убийц. А бабушка Тоня сказала бы, что убийцы сами себя наказали своим поступком. Сейчас Вениамин это все очень ясно понимал. Его не оставляли кошмары и, казалось, не оставят уже никогда.