Сарантийская мозаика

— Конечно, хотела. Что еще ей оставалось делать? — Тон Аликсаны был небрежным, лишенным каких-либо эмоций. — Она хотела избежать вторжения любой ценой.

— Она хотела, и я хотел, — в конце концов произнес Криспин так спокойно, как только мог. — Разве не любой мужчина этого захотел бы? И не любая женщина? — Он набрал в грудь воздуха. — Я скажу одну вещь, в которую я сам верю: Батиару можно завоевать, но ее нельзя удержать. Дни одной-единственной Империи, западной или восточной, закончились. Мир не тот, каким был прежде.

— Я тоже так считаю, — заметила Аликсана, снова удивив его.

— А я не считаю, — резко возразил император. — Иначе я не строил бы таких планов. Когда-нибудь я умру и буду лежать в гробнице, и я хочу, чтобы люди говорили о Валерии Втором: за свою жизнь под солнцем Джада он сделал две вещи. Принес мир и процветание враждующим религиям и святилищам бога и вернул Родиасу статус Империи и былую славу. Если это сбудется, я упокоюсь с миром.

— А если нет? — Императрица повернулась к мужу. У Криспина возникло ощущение, что он стал свидетелем давнего разговора, часто повторяющегося.

— Я не допускаю такой мысли, — ответил Валерий. — Тебе это известно, дорогая. Никогда не допускал.

— Тогда женись на ней, — сказала его жена очень тихо.

— Я женат, — ответил император.

— Даже ради того, чтобы упокоиться с миром после того, как умрешь? — Темные глаза смотрели прямо в холодные серые глаза в комнате, где сверкали свечи и золото. Криспину мучительно захотелось оказаться в другом месте, где угодно, только не здесь. Он не сказал ни слова о поручении Гизеллы, но, казалось, они все уже знают, словно его молчание не имело никакого значения. Разве только для него самого.

— Даже ради этого, — ответил Валерий. — Неужели ты действительно сомневаешься?

После долгого мгновения она покачала головой.

— Не сомневаюсь. — Императрица Аликсана продолжила: — Тем не менее в этом случае нам следует подумать о том, чтобы пригласить ее сюда. Если она каким-то образом сумеет уцелеть и выбраться оттуда, ее царское происхождение станет орудием против того, кто узурпирует трон антов — а кто-нибудь это наверняка сделает — когда она уедет.

Тут Валерий улыбнулся, и Криспин — сразу не осознав причины — ощутил дуновение холода, словно погас огонь. Теперь император не выглядел мальчишкой.

— Приглашение уже послано на запад некоторое время назад, дорогая. Я приказал Гезию послать его.

Аликсана замерла, затем качнула головой назад и вперед, выражение ее лица теперь стало несколько странным.

— Мы все глупы, пытаясь угнаться за тобой, не так ли, мой повелитель? И в шутках, и в пари, которые ты любишь. Ты не устал быть умнее всех?

Криспин, ужаснувшийся тому, что он только что услышал, выпалил:

— Она не может приехать! Ее убьют, стоит ей только заикнуться об этом!

— Или позволят уехать на восток, объявят предательницей и используют это как предлог для захвата трона, не проливая королевской крови. Полезно, чтобы держать вас, родиан, в узде, разве нет?

Взгляд Валерия был холодным, далеким, словно он решал какую-то задачу на шахматной доске поздно ночью.

— Интересно, хватит ли ума у знати антов поступить именно так. Я в этом сомневаюсь.

«Но ведь речь идет о реальных жизнях, — подумал Криспин, ужасаясь, — о юной царице, о народе страны, раздираемой войной, опустошенной чумой. О его доме».

— Разве они только части головоломки, мой повелитель? Все те, кто живет в Батиаре, твоя армия, твой собственный народ, который останется не защищенным на востоке, если солдаты уйдут на запад? Что сделает Царь Царей в Бассании, когда увидит, что твои армии покидают границу? — Криспин и сам слышал в своем голосе безрассудный гнев.

Валерий остался невозмутимым. Он задумчиво ответил:

— Ширван и бассаниды получают четыреста сорок золотых солидов в год из нашего казначейства. Ему нужны эти деньги. Его теснят с севера и с юга, и он тоже ведет строительство в Кабадхе. Может быть, я отправлю к нему мозаичника.

— Сироса? — сухо спросила императрица.

Валерий слегка улыбнулся.

— Возможно.

— Я подозреваю, что у тебя не будет такого шанса, — сказала Аликсана.

Император несколько мгновений смотрел на нее. Потом снова повернулся к Криспину:

— У меня еще раньше, в тронном зале, возникло впечатление, что у тебя такой же склад ума, как и у меня, когда ты разгадал загадку Скортия. Разве смальта — это не кусочки головоломки, как ты выразился?

Криспин покачал головой.

— Это стекло и камень, а не души смертных, мой повелитель.

— Это правда, — согласился Валерий, — но, с другой стороны, ты не император. Когда правишь, кусочки становятся другими. Скажи спасибо, что твое искусство избавляет тебя от принятия некоторых решений.

Говорили — тихо говорили в течение нескольких лет, — что этот человек организовал убийство Флавия Далейна в тот день, когда его дядя надел на себя пурпурные одежды. В тот момент Криспину легко было в это поверить.

Он взглянул на женщину. Он сознавал, что они вдвоем сегодня ночью играли на нем, как на музыкальном инструменте, но он также почувствовал, что в этом не было злобы. Кажется, здесь присутствовало небрежное веселье и некоторая доля откровенности, которая могла отражать доверие или уважение к наследию Родиаса, а возможно, просто высокомерное безразличие к тому, что он думал и чувствовал.

— Я, — решительно произнесла Аликсана, — собираюсь принять ванну и лечь в постель. По-видимому, наши пари аннулировали друг друга, мой повелитель. Если ты вернешься очень поздно, поговори с Кризомалло или с тем, кто не будет спать, чтобы выяснить мое... состояние. — Она улыбнулась мужу, снова полностью владея собой, и повернулась к Криспину: — Не бойся меня, родианин. Я обязана тебе этим ожерельем и легким развлечением, а когда-нибудь, возможно, получу от тебя еще что-нибудь.

— Дельфинов, госпожа? — спросил он.

Она не ответила. Прошла в открытую внутреннюю дверь, и Кризомалло закрыла ее.

— Допей свое вино, — через секунду сказал император. — У тебя такой вид, будто тебе это необходимо. Потом я покажу тебе чудо света.

«Я уже видел чудо света, — подумал Криспин. — Ее аромат остался в воздухе».

Ему пришло в голову, что он мог бы свободно произнести это вслух, но не сделал этого. Они оба выпили. Карулл рассказал ему где-то по дороге сюда, что в Городе издан указ о том, что ни одна из других женщин не должна пользоваться духами императрицы Аликсаны. «А как насчет мужчин?» — легкомысленно спросил тогда Криспин, чем вызвал гулкий смех солдата. Кажется, это было давно.