Сармат. Кофе на крови

— Откуда ты, командир, знаешь, что у тебя перелом ключицы? — удивляется Шальнов. — Рентгеновской установки я здесь вроде не наблюдаю...

— Я, знаешь ли, врачом мечтал быть, а пришлось вот наоборот...

— Ничего, командир, до свадьбы заживет!

— До чьей свадьбы? — переспрашивает Сарматов, морщась от боли.

— Моей. Вернусь — потащу Ленку в загс. Так что приглашаю в свидетели!

— Тихо, Шальнов! Ни звука! — шепчет Сарматов. — Кажется, сейчас нас пригласят в другое место.

На тропе человек десять — в закамуфлированных касках, с винтовками М-16 на изготовку.

Молодой краснощекий офицер оглядывает приближающихся и с сочувствием спрашивает:

— Есть проблемы, парни?

— Все в порядке, сэр! — отвечает Сарматов. — В темноте напоролся на что-то. Во Вьетнаме бывали передряги и посерьезнее...

— Сэр, у нас есть джип, но дороги так развезло...

— Так дотопаем. Не найдется ли у вас глотка виски?

Один из «беретов» с готовностью протягивает флягу, подмигнув Сарматову, говорит:

— Я воевал под Луан-Прабангом, но эти салаги нас не поймут...

— Ну и пошли они в задницу!.. — взрывается Сарматов.

Сделав большой глоток, он протягивает флягу «берету». Тот сует ему ее в карман, улыбаясь, говорит:

— Она тебе сейчас нужнее, парень!

— Ладно, сочтемся! — кивает Сарматов, и они с Шальновым идут мимо расступившихся коммандос.

Краснощекий офицер кричит им вслед:

— Держитесь ближе к реке, чтоб не напороться на мины!

— О'кей! — отвечает Сарматов.

Только когда за деревьями высвечивается матовая поверхность реки, Шальнов разжимает стиснутые зубы и с шумом выдыхает:

— Уф-ф-ф, чуть в штаны не наложил со страху!

— Хорошо, что ты рот с московской фиксой не раскрыл, — усмехается Сарматов.

— Ну, я скажу, нервы у тебя, командир!.. Неужели ты ничего не боишься?

— Боюсь... мышей. Как увижу — в обморок падаю.

— Мышей?.. — изумленно таращится Шальнов.

— Ну да, мышей. Вот слоны, к примеру, тоже больше всего мышей боятся, — как ни в чем не бывало продолжает Сарматов.

— Слоны? — переспрашивает вконец сбитый с толку Шальнов.

— Есть такая восточная сказка, лейтенант... По джунглям шел большой веселый слон. С дерева прыгнула мышка и юркнула ему в ухо. Из уха мышка перебралась в мозг слона...

— И что? — В голосе Шальнова интерес.

— А то, что слон продолжал весело грубить на все джунгли, не подозревая, что хозяйничающая в его мозгу мышка ведет его к пропасти...

— Он разбился?

— Разбился... Но с ним разбилась и мышка...

— Не пойму я что-то этого прикола! — пожимает плечами Шальнов.

— Подрастешь — поймешь! — вздыхает Сарматов и показывает рукой на заросшую протоку. — Ну, вот вроде бы мы на месте...

Осмотревшись, они осторожно вступают под широколистый кустарник на берегу протоки, но не успевают сделать нескольких шагов, как кто-то обрушивается на них сзади.

Уклоняясь от занесенного ножа, Сарматов хрипит:

— Бурлак, сдурел, твою мать?!

Отпрянувший Ваня Бурлак ошалело хлопает глазами, потом сжимает его в медвежьих объятиях:

— Е-е-е!.. А мы вас за «беретов» приняли!.. Да ты никак ранен, командир?!

— После такой встречи теперь и месяцем госпиталя не отделаешься! — хрипит Сарматов и поворачивается к счастливо улыбающимся Бурлаку, Алану и Силину: — Почему по темноте не ушли?.. Вам что, приказ не указ?!

— А как бы мы ордена носили? — продолжая улыбаться, отвечает Силин.

— Остальные, наверное, уже дома. Без потерь, командир! — добавляет Алан и подносит к губам Сарматова термос. — Глотни кофе — полегчает!

Лицо Сарматова искажается судорогой, оттолкнув здоровой рукой термос с кофе, он шепчет непослушными, жестяными губами:

— Цветов и орденов не будет, мужики! Забудьте навсегда это дело! Навсегда!

Что-то тяжелое и липкое снова опускается на Сарматова, и, теряя сознание, он шепчет:

— Этот кофе — на крови!.. На крови!..

— К нам гости — «береты»! — выглянув из кустов, сообщает Шальнов. — Топчутся метрах в ста от нас — берег осматривают.

Алан натягивает на безвольное тело Сарматова акваланг, надевает кислородные баллоны, маску и спокойно отдает команду:

— Мы с Бурлаком буксируем командира, остальные на подстраховке.

Трехметровый кайман при виде появившихся из кустов черных фигур поворачивает к берегу и скрывается в траве. Одна из фигур выходит на середину протоки и, осмотревшись по сторонам, машет рукой. Скоро над всеми пятью черными фигурами смыкается мутная после дождя вода протоки.

Кайман, услышав приближающиеся по берегу человеческие шаги, бросается из травы в воду и плывет к противоположному берегу. Вслед ему с берега гремит очередь и несется смех.

Восточный Афганистан 27 мая 1988 г.

Поднявшееся в зенит яркое солнце съедает остатки утреннего тумана и выбеливает окружающий ландшафт. С площадки перед пещерой открывается вид на гряду крутых, будто окрашенных охрой склонов, образующих ущелье. По дну его серой лентой вьется довольно широкая река. За охристыми склонами, на севере, дробятся в мареве заснеженные пики.

— Что там, за снежниками? — машет в их сторону Алан, присаживаясь рядом с Сарматовым на выступ в скале.

— Там аксакалы в чайханах пьют кок-чай, юные пионеры на хлопковых полях помогают взрослым выполнять социалистические обязательства, потому что взрослые торгуют на базаре, — отвечает Сарматов. — И еще, потомок неразумных хазаров, там никто ни в кого не стреляет, так как молодцы-погранцы держат границу на здоровенном амбарном замке.

— Вот бы хоть бы день так пожить бы! — вздыхает Алан.

— Ну, это уж как получится! — кивает Сарматов и поворачивается к подошедшему Савелову, сжимающему в руке рацию.

— Хаутов, я тут к частотке подстроился, послушай, — обращается Савелов к Алану.

Алан вслушивается в гортанную, отрывистую скороговорку, несущуюся из рации, и поясняет:

— А-а, это треп полевых командиров!.. Один из них — узбек Рахман, другой — таджик Абдулло. Рахман говорит, что караван с оружием из Пешавара потерял в пути половину верблюдов. Он просит Абдулло половину оружия, которое было на этих верблюдах, отдать ему... Абдулло уверяет, что он караван не грабил, так как может купить у шурави по дешевке даже танк...