Сармат. Смерть поправший

— Вы молодчина, фрау Урсула! — перевел дух Савелов. — И свет ночью в гараже увидели, и ксивы наши забугорные не засветили. Похоже, с вами можно ходить в разведку.

Урсула неожиданно покраснела.

Стелется под колеса машины серая лента шоссе, летит в лобовое стекло приготовившаяся к зимним холодам раздольная крымская степь, тянутся над ней запоздалые стаи перелетных птиц. Лишь редкие встречные автомобили нарушают монотонность движения.

Но вот впереди, в сизом тумане проглянули строения крупного селения, а на обочине шоссе перед ним показались милицейские машины и трактор «Кировец», вытягивающий из кювета искореженную черную «Волгу».

— Джанкой, — сообщил Савелов. — Скоро Сиваш, а за ним, милая фрау Урсула, еще сто дорог и сто тревог...

— Чья-то жизнь, единственная и неповторимая, оборвалась, — кивнула женщина на разбитую «Волгу». — Жаль!

— Жаль, что не наша? — усмехнулся Савелов.

— Юмор у вас какой-то странный, герр Зильбербард! — вскинула она длинные светлые ресницы.

На окраине Джанкоя, у места аварии, на середину трассы вышел с поднятым жезлом гаишник.

— Говорить только на немецком! — предупредил Савелов.

— Яволь, герр Зильбербард! — отозвалась Урсула.

Но гаишник, увидев иностранные номера машины, махнул жезлом, и «БМВ», не останавливаясь, пролетел мимо него.

И снова наматывалась на колеса серая лента шоссе.

Урсула, бросив короткий взгляд на молчащего Савелова, спросила:

— Вы сильно рисковали, взрывая мину... Почему вы не бросили ее в кювет и не уехали?

— А если бы на нее напоролись случайные люди?

Урсула покосилась на него и отвернулась к окну.

— Кстати, вас, молодую и красивую, как на такую рисковую игру подбили?

Урсула промолчала, будто не услышала вопроса.

— Вас хотя бы посвятили в суть вашего задания?

— В общих чертах, — неохотно ответила она. — Под видом немецкой супружеской пары выехать из СССР и остаться работать на Западе, поступив там в распоряжение некоего подполковника Савелова. Я согласилась, не потому что это был приказ. Мой Зигфрид сможет расти в немецкой среде и в полной мере освоить немецкий язык и культуру. К тому же меня уверили, что никак не буду связана с...

— Связана с чем?

— Со шпионажем против Фатерлянда.

— Неисповедимы пути Господни...

— Это так, — согласилась она. — Но не хотелось бы...

— Ваша гражданская профессия?

— Программист международных банковских систем.

— Наверное, вы правильно сделали, что согласились поступить в распоряжение «некоего» подполковника, — нашел в себе силы улыбнуться Савелов. — Но пусть это будет семейной тайной путешествующих по России супругов Эдварда и Урсулы фон Зильбербард.

— Гут, Эдвард! — с серьезным лицом кивнула она. — Да поможет нам Бог!

* * *

Белыми соляными проплешинами на серой водной глади замелькал за окнами машины Сиваш. Запахло йодом и разлагающимися морскими водорослями. Приникнув носом к стеклу, пытливо вглядывался в морскую даль маленький Зигфрид фон Зильбербард и напевал вполголоса какую-то детскую немецкую песенку.

— Зигфрид очень дисциплинированный ребенок, не капризничает, не хнычет, — заметил Савелов.

— Как все немецкие дети, — пожала плечами Урсула и, покраснев, опустила глаза. — Он прекрасный ребенок, но ему очень не хватает отца.

— Простите за любопытство, а где его отец?

— Его вертолет сбили в Афганистане... Похоронен на кладбище в Белогорске.

— Простите...

— Вы должны были задать этот вопрос.

— Он был русский?..

— Немец по национальности и русский офицер. Очень гордился этим.

— Зачем немцу русское офицерство? — кинул на нее взгляд Савелов. — В наше подлое время русских-то этот крест к земле гнет, а для немца он точно смерть.

— Пауль Герк считал Россию своим Отечеством так же, как наши отцы, деды и прадеды. Они поселились в Крыму еще при императрице Екатерине. Занимались виноградарством, торговлей винами, зерном, кожей...

— Простите за дурацкий вопрос, фрау Урсула.

— Пожалуйста, герр Зильбербард! Вы странный...

— Чем?

— Кажется, от вас в любую секунду может ударить током.

— Боитесь меня?

— Пожалуй...

— Не знаю, что сказать... Разве только то, что вы очень красивая.

— Я рыжая. А на рыжих, товарищ подполковник, все горшки падают.

— Если так записано на небесных скрижалях, куда денешься от падающих горшков, товарищ старший лейтенант?

Она бросила на него внимательный взгляд из-под белесых ресниц и, покраснев, отвернулась к окну.

Когда они проехали Сиваш, впереди показалась будка ГАИ с перекрывающим дорогу полосатым шлагбаумом. На посту скучал перепоясанный белой портупеей грузный милиционер. От нечего делать он лениво переругивался с возчиками гужевых подвод, нагруженных свежим сеном.

— Нэ положэно возыты сино по дэржавному шляху! — вразумлял их милиционер. Один из возчиков что-то сунул в его широкую, как лопата, ладонь, и конфликт сразу пошел на убыль. Пропустив подводы и увидев приближающуюся иномарку, милиционер перекрыл дорогу шлагбаумом.

— Фрау Урсула, тараторь с малышом по-немецки и старайся держаться непринужденней, — приказал Савелов, взводя пистолет. — Похоже на обычную проверку, но, если что, — на пол машины и лежать тихо, как мыши.

Милиционер вспотел от натуги, читая немецкие документы четы фон Зильбербард. Савелов пришел ему на помощь.

— Я ест дойче турист фон Зильбербард! — пояснил он на ломаном русском. — Дизе ест майне фрау, дизе майн кинд. Ми приехал в Крым из Германия, Кельн.

— Куды зараз путь? — оглядывая машину, хмурил лоб милиционер.

— Что ест путь? — бормотал Савелов, листая потрепанный русско-немецкий разговорник.

— Дорога, мабуть шлях, — пояснил милиционер.

— Яволь!.. Майне дорога Кельн. Яволь?..

— Яволь, яволь, немчура бисова, а агрэгат чумазый, як порося у колгоспи! Ездють, ездють по нам...

— Не понимайт, — полез в разговорник Савелов.

Милиционер провел пальцем по запыленному крылу «БМВ» и показал жезлом на залепленный грязью номерной знак.

— Штраф, герр, як тоби?.. Тьфу, язык зверзнэтся!.. Фон Забарбад! Штраф плати, чого вылупився, як баран на нови ворота? — повысил он голос.