Сартр за 90 минут
Шрифт:
В конечном же счёте этот витиеватый аргумент сводится к доводам здравого смысла, которыми мы пользуемся, чтобы доказать существование других в ощущениях, известных как наша жизнь.
Теперь, когда допускается существование других (а не просто Другого), Сартр может ввести мораль. Ирония в том, что его мораль не имеет ничего общего с другими видами морали. Это вполне абсурдная мораль абсурдного мира. Абсолютно серьёзно он утверждает: «Все виды человеческой деятельности равнозначны: пьёт ли кто-то в одиночку — или ведёт к каким-то вершинам свой народ. Если одна из этих деятельностей имеет превосходство над другой, это происходит не из-за её реальной цели, но из-за степени осознания её идеальной цели». Тот, кто вырастил ребёнка, кто пристрастился к наркотикам или проиграл состояние,
Итак: выбирая деятельность, мы должны осознавать, что мы делаем, и нести за это полную ответственность. Моя цель должна воздействовать на моё сознание: привести к более глубокому осознанию себя, лучшему осознанию моих трудностей, а также принятию ответственности за них, за мои действия, за то «Я», которое я создаю этими действиями.
Если не существует таких вещей, как априорные Добро и Зло, не существует трансцендентных ценностей, значит, никакая человеческая деятельность внутренне, сама по себе, не лучше, чем любая другая. Мы должны согласиться, что они в самом деле равнозначны. Мы предпочитаем одну другой на основании собственного выбора. Всё это сводится в конечном счёте к той самой свободе от детерминизма, где «всё можно». Каждым своим выбором я создаю не только себя, но и мораль в целом, хочу я этого или нет. Как показывает Сартр, этого должно быть достаточно, чтобы заставить человека думать. Хочешь — разбивайся в лепёшку, хочешь — выдвигай свою кандидатуру в президенты. Делай что угодно, но осознавай, что ты делаешь.
Это подводит нас к одному из ключевых понятий Сартра: «mauvais foi» (буквально: «дурная вера», но более точно — «самообман»). Мы действуем в «дурной вере», когда обманываем себя, особенно когда пытаемся оправдать человеческое существование, навязывая ему смысл. Так принимают религию или какие-то извне установленные ценности. То же относится и к становлению приверженцев какой-либо науки — постольку поскольку это означает попытку навязать жизни смысл извне. «Действовать в дурной вере», таким образом, означает уклоняться от ответственности за свои действия, перекладывая ответственность на какие-то внешние влияния.
Ещё одно ключевое понятие сартровского экзистенциализма: существование предшествует сущности. Это означает, что человек «прежде всего существует, проявляет себя, что-то делает в мире — и только после этого определяет себя», — говорит Сартр. «Не существует такой вещи как человеческая природа, потому что нет всевидящего Бога, который создал бы её… Человек — это то, что он из себя делает. Он существует постольку поскольку реализует себя. Он является не чем иным, как совокупностью всех своих поступков, которые и составляют его жизнь».
Сартровское объяснение человеческого поведения неизбежно обрастает обычными психологическими интерпретациями. Достаточно рассмотреть понятие самосознания — его влияния на наши действия и его роль в формировании личности.
Сартр пытался преодолеть такие возражения, предложив собственный экзистенциальный психоанализ.
В «Бытии и ничто» он использует таковой, чтобы проинтерпретировать многоразличие человеческих действий. Его главный аргумент таков: «Я есть ничто, отсутствие бытия. Чего я ищу — есть бытие, которое окружает меня, которого мне не хватает».
Сартр утверждает, что наши желания и действия, которые мы предпринимаем, «подчинены стремлению к бытию». Я желаю этот мир: я желаю обладать им и быть им.
«В определённом смысле я действительно становлюсь объектами, которыми я обладаю. Таким образом, через обладание чем-либо моя ничтожность становится бытием. Это отражает процесс, посредством которого моя ничтожность становится бытием в глазах других.
Во многом то же самое происходит, когда я
разрушаю или потребляю что-нибудь. Я присваиваю его и разрушаю его неподвластность мне.Такой анализ доводится до логического конца, параллельно идёт экзистенциалистская интерпретация происходящего в то время, когда я курю сигарету» (Сартр всю жизнь выкуривал по две пачки в день.) С его точки зрения, курение — это тоже приобретающее и разрушающее действие.
«Моя сигарета — это целый мир: когда я курю, я разрушаю её и поглощаю. Тот факт, что это может разрушать меня самого, не рассматривается: предположительно, это было бы отказом от моей ответственности за весь мир…»
«Моя свобода — это выбор быть Богом, — заявляет Сартр, — выбор, который проявляется и находит отражение во всех моих действиях». «Бытие и ничто» заканчивается ещё одним витиеватым аргументом, который кажется философски интересным и одновременно искусственным: «Любая человеческая реальность — это стремление. Она пытается утратить себя, чтобы стать бытием, в то же время становясь В-себе, уже не обладающим абсолютной свободой: вещь, которая является причиной самой себя, в религиях называется Богом. Таким образом ‹…› человек теряет себя в качестве человека, чтобы стать Богом. Но идея Бога противоречит сама себе, и мы теряем себя в отчаянии. Человек — это тщетное стремление».
«Бытие и ничто» опубликовано в 1943 году в Париже, окулированном немцами. Оно привлекло внимание только узкого круга философов. К счастью, эта группа была и остаётся во Франции значительно более широкой, чем в любой другой стране (за исключением Ирландии, в которой всё население попадает в эту категорию). В результате говорить о книге начинают и те, кто действительно её прочитал, и те, кто хочет таковым казаться.
Экзистенциализм с его броскими нигилистическими слоганами («Существование бессмысленно», «Человек — это тщетное стремление» и т. д.) вскоре был подхвачен широким кругом приверженцев левого движения.
В 1945 году окончилась Вторая мировая война.
Союзнические войска победно шествовали по Европе, но Европа лежала в руинах. Абсурдность ситуации была очевидна всем. Экзистенциализм говорил языком современности. Абсолютной справедливости не существует: миллионы людей погибли, а тем, кто выжил, не во что верить, кроме как в себя.
Франция, пережившая унижение, нуждалась в героях, предпочтительно, культурных (это всё-таки Франция). Необходимо было продемонстрировать, что существовало, по крайней мере, героическое духовное сопротивление немецким варварам. Художественную нишу заполнил Пикассо (несмотря на тот факт, что он испанец), ниша литературная была отдана Сартру (он в конце концов написал несколько статей для прессы, связанной с Сопротивлением). Под всеобщее одобрение Сартр пошёл даже дальше: написал небольшую книжку, излагающую учение экзистенциализма в доступной форме: «Экзистенциализм — это гуманизм». Сартр и экзистенциализм становятся французским интеллектуальным экспортом.
Признанная фигура левого движения, Сартр приобретает известность также среди интеллектуалов всего мира. Он разъезжает повсюду, читая лекции об экзистенциализме. Старые верования рухнули, новая религия атеизма и вызывающего отчаяния точно отвечала настроениям времени.
Джульетта Греко получает известность как исполнительница экзистенциалистских песен в трущобах Латинского квартала, а Жан-Поль Сартр сидит за своим столиком в кафе «Де Флёр» (за соседним столиком располагается Симона де Бовуар) и пишет философские труды. Певица в чёрном и философ из кафе на бульваре Сен-Жермен становятся такими же туристическими достопримечательностями Парижа, как Эйфелева башня и Нотр-Дам.
Но Сартр верен себе. Не в его природе успокаиваться, достигнув успеха и славы (это буржуазные понятия, отдающие «дурной верой»). Он продолжает своё философское развитие, как всегда — пишет, пишет, пишет… Новеллы, пьесы, статьи, книги. Когда перенапряжение доходит до того, что ноги уже отказываются таскать его приземистое и толстое, безнадёжно неатлетическое тело, он обращает свой взор к стимуляторам. Работая с утра до ночи день за днём, Сартр подхлёстывает свой разум, постоянно держа себя в возбуждении.