Сары гялин

Конечно, долго так продолжаться не могло, надо было использовать момент, ловить удачу. Верно и то, что если бы и дальше так шло, в Азербайджане ничего по-настоящему ценного не осталось бы, но это были проблемы будущего и пусть этими проблемами занимаются будущие поколения и сами азербайджанцы.

Ловкий, хитрый, деловой по природе Мартиниус Асбъёренсен держал руку на пульсе, для начала он собрал себе прекрасную личную коллекцию из азербайджанских ковров и ковровых изделий, потом понял, что нельзя сейчас довольствоваться только лишь личной коллекцией, надо поставить дело на широкую ногу, организовать настоящий бизнес, понял и рьяно принялся за работу, и в результате за те годы, что он пробыл в Баку, он хорошенько изучил тайные и явные, легальные и официальные пути этого бизнеса, и таким образом, заработал большие деньги.

Друзья и знакомые Мартиниуса Асбъёренсена в Норвегии (да и сам он) прежде и помыслить не могли, что когда-то Советский Союз рухнет и развал этого устрашающего монстра осчастливит Мартиниуса, и в неведомом до вчерашнего дня Азербайджане так сказочно повезет этому маленькому, лысому, пузатому человечку.

* * *

Когда Фируза внесла на подносе свежезаваренный чай, хлеб, масло, сыр и положила перед мужем на стол, Фатулла почувствовал, что на этот раз Фируза сообщит что-то неожиданное и спросил:

– Ты, вроде, что-то сказать хотела?

– Пей чай, потом скажу, - ответила она, и Фатулла окончательно уверился, что Фируза скажет что-то новое, но какое новое? хорошее? плохое? этого он не знал.

Фируза, было заметно, спешила сообщить новую весть, но в то же время, как бы, не решалась, и Фатулла подумал, что может эта весть об одной из дочерей? Но что там могло быть нового? Если новый внук, то нечего была тут осторожничать - шестого внука ждали - и ничего другого больше не приходило ему в голову.

И кончив завтракать, он спросил:

– Ы-ы?.. Что случилось?

– Ничего, - сказала Фируза.
– Что может случиться, слава Аллаху, все нормально...

– Ты же говорила, что-то сказать хотела...

Фируза подошла к нему, взяла за запястье.

– Ну-ка, пошли, - и повела его к двери, выходящей во двор.

Вот уже тридцать шесть лет, как они женаты, но каждый раз за эти тридцать шесть лет, когда рука Фирузы прикасается к его руке, Фатулла чувствует, будто ток пропускают через его тело, будто... будто... рука эта была рукой длиннокосой красавицы, и он чувствовал тепло той руки, знакомые ощущения от той руки...

Перед дворовыми воротами Фатуллы рос старый с толстым стволом виноградник, и лет ему было больше, чем Фатулле, ветви виноградника были подняты на крышу одноэтажного дома Фатуллы и на крыше из тех ветвей был сделан отличнейший тенистый навес, и как только наступала весна, появлялись листья на ветвях виноградника, и очень скоро этот навес превращался в райский уголок для жителей квартала, и даже в самый жаркий летний день яркие лучи солнца не могли пробиться сквозь густую листву навеса, и самое удивительное заключалось в том, что листья старого виноградника каждый раз были так свежи, будто он обновлялся и расцветал не в семидесятый или восьмидесятый раз, а впервые, и словно новорожденный открывал глаза в этот мир, и столько он давал урожая, янтарно-желтого винограда - шаны, что Фирузе хватало, чтобы на всю зиму приготовить абгору, уксус, дошаб, да еще ведрами отправлять сладкий, как мед шаны всем своим дочерям, а листья виноградника засаливала, и осенью и зимой из тех листьев готовила долму, да такую, что Фатулла был уверен - никто в мире не мог бы приготовить вкуснее.

Фируза, потянув за собой Фатуллу, вывела его во двор, подвела к винограднику и показала на ярко-зеленые, уже выросшие в ладонь величиной, листья.

– Видишь, Фатулла?
– спросила она.

Фатулла как-никак был человек творческий, тонко чувствующий, и, правду сказать, его по-настоящему взволновало, что в это прекрасное весеннее утро Фируза вывела его во двор и показывает ему на пробуждающуюся ярко-зеленую листву, будто улыбающуюся ему приветливо, и как в той далекой молодости ему вдруг захотелось тут же, посреди двора обнять Фирузу, прижать ее к груди, но тут он услышал ее голос.

– Знаешь, Фатулла, хочу тебе кое-что сказать... но только не сердись...

Сердце Фатуллы будто провалилось в пустоту, полетело в пропасть, и теперь Фатулла отчетливо, на все со процентов понял, что услышит что-то нехорошее.

– Фатулла, - сказала Фируза, - знаешь... что я надумала... хочу.. хочу собрать эти листья и продать их на базаре...

Поначалу Фатулле показалось, что он ослышался или неправильно понял слова жены, но через мгновение, когда в мозгу, как пощечина прозвенели ее слова, он вдруг так изменился в лице, что Фируза не на шутку перепугалась и побледнела, как полотно.

– Что?
– прохрипел Фатулла.

– Не сердись, Фатулла, ради Аллаха не сердись!
– торопливо проговорила Фируза.

– Чтобы моя жена продавала на базаре виноградные листья!?
– таким же страшным, хрипящим голосом произнес Фатулла, и этот вопрос был обращен явно не к Фирузе, и даже не к самому себе, а будто он спрашивал кого-то невидимо присутствующего тут...

Может, он спрашивал судьбу?..

может, обращался к Аллаху?..

к кому он обращался?..

он и сам не знал, но одно он знал точно - лучше бы он умер, чем дожить до этого дня, когда через тридцать шесть лет он довел ту длиннокосую красавицу до такой нужды, что она... в тысячу раз было бы лучше, если б он умер.

Фируза, увидев сердито вытаращенные глаза Фатуллы, его багрово-покрасневшее лицо, испытала настоящий страх: в последнее время у мужа и без того сильно подскочило давление (порой доходило до 170 х 110) и Фируза стала от всего сердца просить и умолять его:

– Фатулла, да буду твоей жертвой, не обращай внимания на мои глупые слова... сказала - да... не подумала... Не принимай к сердцу, если сболтнула лишнее... Да буду твоей жертвой... Клянусь Аллахом, больше ни слова ни скажу такого...

И Фируза снова взяла его за запястье, и впервые за тридцать шесть лет Фатулла резко выдернул руку.

– Убери руки от меня!..
– сказал он.

* * *

Мисс Мерилин Джонсон уже исполнилось пятьдесят один год, но до сих пор еще она не вышла замуж, эта негритянка была чересчур уж толстая. В США часто встречались такие толстяки и, конечно же, причиной их непомерной толщины являлись искусственные компоненты в составе пищевых продуктов, коими они, толстяки питались. Жратва представляла собой основную проблему в жизни Мерилин Джонсон и уже превратилась в основную цель, и в этом смысле мисс Мерилин Джонсон повезло с работой - она была очень довольна своим последним местом работы.

Мисс Мерилин Джонсон работала прислугой в доме мистера Исаака Блюменталя, солидного и известного банкира, квартира которого располагалась на двадцать третьем этаже здания, что напротив отеля "Регал Дж. Н. Плаза", что рядом со зданием ООН, что в Манхеттене, что в Нью-Йорке, и поскольку.

Постольку сам мистер Блюменталь и жена его миссис Блюменталь уделяли своему здоровью исключительное внимание и ели мало, все высококачественные натуральные продукты, доставляемые из дорогих магазинов, большей частью оставались бы нетронутыми, если б не завидный аппетит мисс М.Джонсон, и, прибираясь в квартире, мисс М.Дж. перемалывала с утра до вечера, будто мельничные жернова - зерно, своими мощными челюстями эти экологически чистые и потому дорогие продукты.