Саша Чекалин

— Получай, Марьюшка, от сына! — весело кричал Михеич, размахивая письмом. — А тебе, Пелагеюшка, нет ничего. Завтра ожидай…

Саша стоял и смотрел на Михеича, удивляясь его — неистощимой говорливости, как и все мальчишки, завидуя георгиевскому кресту.

«Герой… — думал Саша. — Раньше тоже за подвиг награждали».

— Чего загляделся?.. — услышал Саша позади знакомый грубоватый голос и почувствовал, как кто-то весьма невежлива толкнул его в бок.

— Это ты, Митяй… — обрадовался Саша. Перед ним стоял Митя Клевцов, франтовато одетый — в новой рубашке, в сером пиджаке, с различными значками, до которых он был большой охотник.

— Сегодня не едем. Можно отдыхать, — тихо сообщил он, крепко пожав Саше руку.

— В кино не пойдешь? — осведомился Саша. — Новый киносборник.

— Может быть, — неопределенно отозвался Митя, и его широкое, с толстыми губами и коротким носом лицо приняло задумчивое выражение.

Митя любил говорить про себя во множественном числе. И теперь он снова повторил:

— Может быть, и сходим…

Саша так и не понял: согласен Митя пойти в кино или у него свой план на свободный вечер. Митя был старше Саши почти на два года.

Он уже до войны работал на шахте и считал себя опытным, бывалым человеком. Дружба между ребятами возникла недавно — в истребительном батальоне. До этого они мало знали друг друга.

Саша молчал.

— Зайдем ко мне? — предложил Митя и пообещал: — У меня патроны есть лишние. Сходим в лес, постреляем…

Он знал, что Саша любит стрелять. Саша замялся. В последнее время Саша иногда заходил к Мите, был знаком с его матерью — Варварой Христофоровной, приветливой, разговорчивой женщиной. Знал его младшего брата и старшую сестру, работавшую в школе учительницей.

— Некогда, Митяй! Честное слово, некогда… — признался Саша. — Бегу к Володьке Малышеву. Вызывают его в райком комсомола.

Володя Малышев был дома. Он сидел у себя в маленькой комнатке на втором этаже. У него болели зубы. Который уже день решал Володя один и тот же важный вопрос и никак не мог его решить: какова будет его дальнейшая жизнь? Его так же, как и Васю Гвоздева и Егора Астахова, в истребительный батальон не взяли (Саше Чекалину помогло его умение ездить верхом). Нужно было как можно быстрее определить себя. То он склонялся к мысли поступить в военный госпиталь (теперь все госпитали были военные) санитаром. То им вдруг овладевало страстное желание уехать куда-нибудь поближе к фронтовой зоне и там влиться добровольцем в какую-нибудь воинскую часть.

— Академик! Ты дома? — крикнул за дверью знакомый голос, и в комнату, стремительно рванув дверь, вошел Саша, как всегда деловитый, озабоченный. Последний год Володя носил очки в роговой оправе и поэтому получил в школе от своих друзей почетное прозвище — Академик.

— Все мечтаешь?.. — осведомился Саша, наливая из графина стакан воды. Он залпом выпил и тяжело рухнул на диван.

— Сижу, как мышь в норе… — пожаловался Володя, поглаживая рукой распухшую щеку. — Второй день мучаюсь.

Жесткие, коротко остриженные темные волосы у него на голове стояли дыбом, как у ежа.

Он спокойно выслушал Сашу, узнав, что ему нужно зайти в райком комсомола.

— Понятно, — сказал он. — Куда-нибудь хотят направить…

На столе у Володи лежали военные книги, инструкции: как стрелять из пулемета, из винтовки. Отец у него с первых дней войны находился в Красной Армии, мать на лето уехала к родным работать в колхоз.

— Только вот как я пойду с такой щекой в райком? — усомнился он. — Придется отложить до завтра.

— Полоскать шалфеем хорошо, — посоветовал Саша. — Ну ладно, Володя, поправляйся.

От Малышева Саша вышел с приятным сознанием человека, удачно выполнившего все поручения.

В сквере, огороженном низкой железной изгородью, Сашу догнал подвижной, худощавый Вася Гвоздев. Он мчался домой из продмага с пакетом соли в руках.

— Был у Володи, — сообщил Саша, — страдает, бедняга, зубами, но готовится. Всё книги по военному делу штудирует.

Вася неопределенно тряхнул кудлатой головой. Он тоже был бы не прочь пойти в военную школу.

— В этом году набора не будет, — авторитетно сообщил он, перекладывая с руки на руку пакет с солью. — Если, подаваться в армию, то надо добровольцами.

— Заходи, — сказал Саша, не зная, о чем еще говорить.

— Зайду, — пообещал Вася и заторопился домой. Саша тоже направился к себе, но в это время издали показался Витюшка. Завидев брата, он что есть духу примчался к нему и торопливо, задыхаясь, сообщил:

— Шурик!.. Тебя к командиру батальона, срочно… Заходили на дом. Наверно, ехать на операцию… — Глаза у Витюшки блестели. Как он завидовал своему брату!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Заседание бюро райкома партии, на котором обсуждался вопрос о подготовке к подпольной работе на случай эвакуации района, закончилось поздно ночью.

Командир истребительного батальона Дмитрий Павлович Тимофеев вернулся домой очень усталый.

В полутемной комнате пахло лекарством. Прикрытая зеленым абажуром лампа бросала неровные блики на письменный стол, на стены, слабо освещала кровать. У постели больной жены Тимофеева сидела ее мать, Марфа Андреевна, любившая зятя как сына. Она сразу засуетилась, засновала по комнате.

— А мы заждались… — заговорила она, гремя кастрюльками.

— Мама тебе ужин подогреет, — заботливо сказала жена. Голос у нее звучал тихо, среди белевших подушек она казалась маленькой, беспомощной.

Сердце у Дмитрия Павловича тоскливо сжалось. Поцеловав жену в пышущий жаром лоб, он отказался от ужина и сел рядом на стул, стараясь казаться бодрым, спокойным, непринужденно разговаривая о пустяках.

Так прошла половина ночи. Только к утру заснула жена. Немного вздремнул и он. А ровно в девять часов, минута в минуту, Тимофеев уже был у себя в кабинете на службе. Сработала привычка быть точным как часы. Держался он, как обычно, спокойно, уверенно. Только голос, звучавший глухо, и глубокие тени под сухими, воспаленными глазами показывали, что он провел бессонную ночь. Так определил и оперуполномоченный Кореньков, когда принес к нему в кабинет почту.

— Отдохнуть бы вам не мешало… — посоветовал он и тут же сообщил, что секретарь райкома партии Калашников уже звонил.

«Торопится… — подумал Тимофеев. — Значит, положение на фронте ухудшается».

Разбирая полученную почту, Тимофеев остановился на присланной из области шифрованной телеграмме. В ней сообщалось, что имеются сведения о попытке врага через своих агентов использовать для диверсионной работы выпускаемых в прифронтовой зоне из тюрем уголовников. В другой шифрованной телеграмме приводился список лиц, которые могли появиться в Лихвине. Указывалось на необходимость предварительно выяснить, кто из местных жителей пытается завести дружбу с этими лицами.