Сашенька
Шрифт:
К тому же ей нельзя было спускать глаз с чемоданов.
Ночью они спали вместе, обнявшись, на своих матрасах, под одеялом, накрывшись пальто.
Снегурочка и Карло плакали в ее объятиях, спрашивали о мамочке и папочке.
Увидятся ли они когда-нибудь? Куда они уехали?
Покинуть Москву оказалось довольно просто: Ванины родители забронировали места для Каролины с детьми. Поезд отправился по расписанию, но дорога заняла на день больше, чем они рассчитывали. Какойто молодой красноармеец и его жена, которые следовали к новому месту службы на границу с Турцией, жалели их, покупали детям мороженое, еду на станциях, где останавливался поезд. Но дети чувствовали:
— Каролина, а ты всегда будешь с нами? Ты нас не бросишь, да? Я так скучаю по маме!
После визита к начальнику станции они пошли, как обычно, в столовую. Сели за один из пластмассовых столов, покрытых пятнами жира.
Каролина почувствовала, что вся дрожит.
Усталая и подавленная, она старалась не поддаваться панике.
Палицыных нет. Может, товарищ Сатинов забыл о своем плане? Может, его тоже ликвидировали? Она мысленно пересчитала деньги: у нее в кармане 25 рублей, и еще 400 зашито в бюстгальтере — на всякий случай. Если в ближайшее время не будет никаких известий, ей придется сделать нелегкий выбор. Она уже для себя решила: и речи не может быть о том, чтобы отдать Снегурочку и Карло в детдом, особенно в детдом НКВД, но у нее не было знакомых среди начальства, а те, кого она знала, так или иначе были связаны с Палицыными. Ей придется везти детей домой, в свою немецкую деревушку недалеко от Ростова, и представить как своих собственных. Такой поворот ее радовал, потому что Каролина любила Карло со Снегурочкой. Они ей платили тем же, женщина знала, что сможет своей любовью залечить их раны от потери родителей. Но сколько времени пройдет, прежде чем НКВД арестует няню Палицыных, — где еще ее искать, как не в родной деревне?
Той ночью она так и не заснула: прислушивалась к пыхтению локомотивов и шипению пара, к неугомонным людям, к гудкам машин на станциях.
Каролина взглянула на бледные лица детей, на Снегурочку, которая для утешения прижала к губам розовую подушечку, и впервые после того, как они уехали из Москвы, она расплакалась.
39
— Арестованная Палицына, садитесь. Как спалось? Хорошо?
Сашенька, растрепанная, бледная, мучимая жаждой, из-за которой язык у нее почти не шевелился, покачала головой.
— У вас удобная камера? Как работает вентиляция в такую жару?
Сашенька молчала.
Следователь Могильчук поправил свой густо напомаженный чубчик и разгладил лежавшие перед ним бумаги. Так было и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Сашенька уже три дня провела в так называемом «конвейере».
Бессонные ночи в раскаленной камере ломали и не таких, как она. После завтрака и чистки параши ее привели на допрос.
— На вашей щеке образовался громадный синяк.
Сине-черный. Сашенька осторожно коснулась щеки.
Было очень больно — вероятно, перелом.
— Начнем сначала. Вспомните своего дядю Менделя! Не вынуждайте нас применять силу! Начинайте признаваться! Потом вы поспите и с отоплением вашей камеры что-нибудь придумаем. Хотите ночью поспать?
— Мне не в чем признаваться, я невиновна.
— Как же вы тогда объясняете факт своего ареста? Вы считаете меня клоуном, а товарища Берию бездельником?
— Я сама ничего не понимаю. Могу только предположить, что это какая-то ошибка, недоразумение, вызванное, возможно, стечением обстоятельств.
— Партия не признает стечения обстоятельств, — ответил Могильчук. —
Вы встретили в кабинете товарища Берии следователя Родоса? Вот это человек!Легенда органов, скорее, похож на опасного зверя: временами нам приходится сдерживать его, чтобы он не поубивал арестованных. Честно признаться, он на этой неделе покалечил нескольких близких вам людей. Он говорит, что ему застит глаза красный туман и он забывается. Он ненавидит таких, как вы, Сашенька. Ненавидит интеллигентов! Если вы не одумаетесь, то скоро встретитесь с ним. Но вам повезло. Я дам вам еще один шанс. Я приглашу сюда того, кто освежит вам память.
Он поднял телефонную трубку. Давайте гостинец! — добродушно велел он.
Он улыбнулся Сашеньке, снял и опять надел очки, проверил прическу.
Они ожидали молча. Зазвонил телефон.
— Да-да, товарищ, мы вас ждем.
Могильчук на мгновение вышел из комнаты и тут же вернулся.
— Просто проверяю, все ли в порядке.
— Можно мне стакан воды? — Про себя Сашенька повторяла Ванины наставления, потом тихонько пропела под нос: — Снегурочка, Карло, Подушка, Кролик.
Могильчук наливал ей воды, когда дверь распахнулась и, делая вид, что не хочет мешать, подняв огромные руки, пальцы которых были унизаны блестящими кольцами, вошел Кобулов.
— Сделайте вид, что меня нет, товарищ следователь, я спрячусь в углу! — Совсем как директор школы, который садится за последнюю парту, чтобы видеть учителя и класс, эта надушенная громадина, скрестив ноги, облокотилась на стену.
Раздался стук в дверь.
— Представление для вас! — прошептал Кобулов и наморщил нос. Сашенька отвернулась.
— Устала? — прошипел он.
— Войдите! — пригласил Могильчук. — Сейчас начнется очная ставка.
Дверь открылась, и вошел давешний мучитель из кабинета Берии.
— Товарищ Родос, добро пожаловать!
В животе у Сашеньки испуганной бабочкой забился животный ужас. Родос двигался неспешно, как будто был сделан из ржавого железа. Он кивнул товарищам и посмотрел Сашеньке прямо в глаза. Сел в кресло рядом с Могильчуком и стал теребить длинные рыжие волоски, торчащие из бородавки на его подбородке.
Представление разыгрывалось специально для Сашеньки: Кобулов был заодно с Могильчуком и Родосом — «хороший и плохой» следователи. Чтобы ее сломать? Нет, у них были другие, далеко идущие цели: им нужен был бедный дядя Мендель. Остатки прирожденного оптимизма не покидали Сашеньку — она переживет и это. Ясно как день: никто из них еще не сломался.
Так кого они привели, чтобы удивить ее? Менделя она уже видела — жуткое, душераздирающее зрелище.
Если это Ваня и он возвел на нее напраслину, она поймет — после обработки Родоса он перешел в другой мир. Если она не признается, то еще сможет выжить.
Если это Беня, его винить нельзя. Она звонила ему в тот день, чтобы сказать: «Я тебя люблю». Она опять его любила, убежденная в том, что он такая же невинная жертва, как и она сама. Если она не выйдет с Лубянки, то навсегда останется ему благодарна, что познала настоящую любовь.
Но сама она не признается, кто бы что ни говорил, потому что она невиновна. А если не признается, когда-нибудь ее выпустят и она сможет забрать Снегурочку и Карло. Все ради детей.
Двери распахнулись.
Сашенька с дурным предчувствием опустила глаза. Вот оно.
Боковым зрением она увидела, как в проеме двери замаячила высохшая фигура.
— Садитесь, осужденный, — пригласил Родос, указывая на стул напротив Сашеньки. — Вон туда!
Худой старик в синей тюремной робе колебался, указывая на себя пальцем.