Сашкино наследство

– Я ищу, ты же знаешь, что работу трудно найти! Может, мы немного поживем у твоих родителей? – Людочка все надеялась, что Николай все-таки заселит ее в теплое гнездышко.

– Нет, мы уже об этом говорили. Скоро дадут комнату, и мы не будем больше мешать твоей маме.

Вскоре комнату дали: но закончилось все это плачевно: в очередной раз, оставив сына одного дома, Люда, побежала к подружке, той привезли новый материал для платья, она забыла убрать ножницы со стола, а смышленый и очень активный Ярослав, быстро нашел их и поранил себе лицо: пройдясь по щеке и, остановившись в миллиметре от глаза. Шрам на всю жизнь. Как плакала мама Люды, как рыдала, даже готова была от дочери отказаться: «Что же ты из парня урода – то сделала? Мой мальчик, такой красивый был». Ярослав и вправду был очень красив. Если бы не этот шрам через весь глаз. Слава богу, что родители Николая, смогли найти опытного лицевого хирурга, который умело зашил рванную рану на лице, оставив огромный.

Николай забрал с собой Ярослава и перевез его жить к родителям, пообещав Люде, тюрьму и долгую ссыльную зиму, но ее мама, очень добрая женщина, уговорила его не ломать ей жизнь.

– Ваша дочь и так уже себе жизнь сломала, – Николай спокойно посмотрел на маму Люды, и ему стало ее жалко: «Я не буду писать заявление, но жить с вашей дочерью тоже не буду. Вы можете приходить к моим родителям, навещать Ярика, но большего не ждите и не просите».

Но, жизнь иногда так шутит над нами, что хочется истерически плакать: хотя папа и говорил, что больше маму ни на шаг не подпустит к Ярославу, но сам, видимо, все-таки к маме подходил очень близко…. Люда снова постучалась в высотку и заявила, что снова беременна. На этот раз, родилась дочь. Правда, мама уже немного остепенилась, поняла, что может вообще остаться ни с чем и ни с кем. Поэтому, после долгого разговора, слез, молитв и всего прочего, они с папой переехали в комнату, которую ему выделили на работе. Мама тогда была на 6 месяце беременности. Они заехали в комнату, вместе я Ярославом. Через 4 месяца на свет появилась я. Мама стала хорошей хозяйкой, стала даже готовить, слушать мужа, не требовала слишком много, стала даже, кажется, любить Ярослава, а потом и меня. Меня назвали Валерией. Правда, мама, почему-то всегда звала меня Лерка. И в отличии от Ярослава, не похожего ни на маму, ни на папу, я росла маминой копией, и, видимо, очень злила отца.

Папа не любил маму. Он ее тихо ненавидел, но, как и многие мужчины, послушно возвращался после экспедиции домой, приносил зарплату и проводил недолгие вечера в кругу своей разрастающейся семьи. После меня, каким-то образом на свет появился наш младший Паша: сорванец и вредитель. Если, Ярослав имел папин характер, я внешность мамы, то Паше досталась и внешность, и характер мамы. Дедушка с бабушкой боготворили, если это можно так назвать, только Ярослава, может потому, что он был покалечен с детства, а может потому, что двое остальных детей, были Лидочкиными копиями, а значит не заслуживали любви и ласки, и вся их любовь доставалась Ярику. Только бабушка Таня, кажется, любила всех одинаково. Я помню, как папина мама, которая все-таки была к нам очень строга, а это я стала понимать только спустя года, как-то предложила сделать тест ДНК – мой и Пашин. Про Ярика речи не было. Мне тогда стало обидно. Я не понимала, почему бабушка нас не любит. Сначала мне казалось, что я хулиганю, потом, что не очень аккуратная, потом, что плохо учусь, но, когда все веские доводы закончились – я поняла – она просто нас не любит. Даже спустя уже очень много лет, я всегда видела в ее взгляде только презрение и снисходительность.

Наверное, поэтому, богатые бабушка с дедушкой, сделали все, чтобы Ярик, как они его называли, пошел учиться в хорошую школу, за которую они сами платили. Они брали его с собой за границу, на море, и, конечно же, оплатили учебу в престижном московском вузе, потом, кажется в Лондоне и Сингапуре. Все точно и не припомню. У меня сохранились открытки, которые он присылал нам. Он, как и отец, стал геологом. Ярослав, на самом деле, очень хороший парень, замечательный человек и хороший брат. Но, как только он закончил институт то сразу же уехал в экспедицию на Аляску и остался там жить, потом перебравшись в США. Тогда, СССР уже давно рухнул, поэтому папа, да и бабушка с дедушкой, наоборот, за него порадовались. Он, присылал открытки на каждый праздник. А потом он женился на кореянке, и у них родилась прекрасная дочь, с которой они переехали жить в Сингапур.

Папа был рад, что его любимый сын, хорошо устроился в жизни, поэтому, тоже собрав вещи, уехал в Сибирь, в 5-летнюю экспедицию, как он заявил маме. Мама сначала рвала и метала, но потом правда успокоилась, потому что после комнатушки в общаге, где мы ютились всей нашей большой семьей, после коммуналки, наконец-то, каким-то чудесным образом, папа приобрел квартиру. Она, конечно же, была не очень большая, но для нас казалось, что трехкомнатная квартира – это просто роскошь!! Поэтому мама горевала не долго. Квартиру она, все – таки получила. А то, что папа в ней жить практически не будет, это ее не очень волновало.

– ТЫ меня бросаешь! – Мама устроила истерику. – Я всю молодость на тебя положила, все тебе отдала.

– Ой, голубушка, не смеши меня. Если бы не я, то была бы ты сейчас…знаешь где, – папа не стал продолжать фразу, но мы с Пашей все поняли. Паша ненавидел папу, зато боготворил маму: она постоянно доставала ему денег, которых он просил все больше и больше. Исполняла любые его капризы.

– А что? Раз у Николая есть любимчик, значит, у меня тоже может быть! – Она постоянно ругалась из-за этого с бабушкой.

– Дочь, ты его так до нехороших дел доведешь! Он и так лентяем растет. В институт не захотел пойти. Шляется теперь по улицам!

Ярослав был любимцем папы и бабушки с дедушкой. Мама и бабушка постоянно говорили о Паше. А вот я, как-то выпала из семейного круга. На учебу мне денег не выделили, как сделали это для Ярослава, но и, как Паше, расслабиться не дали: бабушка с дедушкой, постоянно мне повторяли, что я должна пойти учиться. Папе было все равно. Он меня не долюбливал, хотя у меня был полностью его характер. И бабушка с дедушкой это понимали. А папу просто тошнило, что я так была похожа на маму.

Поэтому на филфак, я пошла поступать одна. Папу я давно не видела. Мама смотрела на меня, как на сумасшедшую, когда я заявила ей, что пойду поступать в мед.

– Ты что собралась учиться 6 лет?? А потом подтирать попы пенсионерам? – Мама была искренне удивлена. – Ты красива, умна, обаятельна. Стоит ли тратить свою жизнь на это?

–А что ты мне предложишь? – Я решила, наверное, за многое время, прислушаться к мнению мамы.

– Ну, мне кажется, главное, это удачно выйти замуж, – мама красила ногти в красный цвет.

– Как ты? – Я любила свою маму, но, видимо, где-то очень глубоко, потому что, во мне с каждым днем все сильнее и сильнее становилось то чувство, которое папа питал к ней очень давно. Я злилась на маму за то, что из-за нее папа меня не любит, что дедушка и бабушка так пренебрежительно относятся ко мне и Пашке. Он, конечно, тот еще оболтус, но неплохой парень.

Как говорит дед, неплохой, это значит никакой. Ну, это его личное мнение.

– Молодец, внученька, умница. – Бабушка, мамина мама, меня всегда поддерживала. Наверное, она одна это и делала. После того, как отец уехал на 5 месяцев в Сибирь, а потом позвонил оттуда и сказал, что ему предложил контракт еще на 3 года, и он, конечно же, решил остаться там, мама даже не стала его просить вернуться, даже не всплакнула. Она сразу же перевезла бабушку к нам на квартиру. А я и рада была: там, где появлялась бабушка, всегда становилось уютно, тепло, всегда вкусно пахло, и было очень чисто. Бабушка стала хозяйкой. Мама вечно пропадала на своей так называемой работе: папа пристроил ее секретарем в одну организацию, где она, как я думала, начала крутить роман со своим начальником.

Сначала я пыталась выдавить из себя хоть каплю сожаления, что наша, казалось бы, такая большая семья, теперь и вовсе не семья. Это потом, спустя какое время я поняла, что мне стало даже как-то легче, что наша назывная семья, которой и никогда не было, сейчас кажется, переживает свой самый лучший период – расцвет! Потому что папа не ненавидит маму, потому что он ее просто не видит, да и нас тоже. Ярослав, счастливо создал свою семью, подальше от Родины, мама, кажется, тоже немного успокоилась: у нее появился обожатель, который дарит ей цветы, уделяет внимание – она получила то, чего ей так не хватало. Бабушка с дедушкой тоже рады, что их любимый внук, наконец-то обрел свое счастье, а сын, тоже, кажется, хорошо устроился: как я потом узнала, папа увез с собой в Сибирь одну из своих сотрудниц, тоже геолога, где счастливо с ней сожительствует. И ничего, что ей примерно столько же лет, сколько и мне. Пашка, кажется, тоже был счастлив: мама стала работать, у нее стали водиться хоть какие-то деньги, поэтому он щедро названивал ей каждый день и клянчил копеечку. Бабушка Таня, как мне казалось, была счастлива: она считала себя хранительницей семейного очага нашей семьи, за который она так переживала, и всячески старалась сохранить, поэтому пирожки в духовке, накрахмаленная скатерть на кухне, красивый сервант и наши фотографии на стенке – вот то, что она так тщательно оберегала и хранила. И она старалась меньше думать, что фотография на серванте, единственная фотография с какого-то праздника, где нашу семью удалось запечатлеть вместе: папа сидит рядом с Ярославом, потом иду я и мама, Паша стоит сзади, его рука на плече у папы и Ярослава – так вот эта фотография всего лишь пустое фото, на котором люди, называемые семьей, на самом деле, просто отдельные личности, которые терпят друг-друга. Я часто брала это фото в руки и долго на него смотрела. Да, я хотела, чтобы там появились эмоции … точнее я каждый раз пыталась найти в наших выражениях хоть что-то отдаленно напоминающее семью и любовь, нежность, радость и заботу. Я всматривалась в глаза папы, пытаясь найти хоть капельку радости и нежности, глаза мамы, которая наконец-то хоть что-то осознала в этой жизни, хотела найти смысл даже в пофигистическом выражении Паши. Но радость и нежность я видела только в глазах Ярослава.

Вот примерно так выглядела моя семья, по крайней мере на фото. Поэтому, когда я пришла в дом к Сашке, то на какую-то долю секунды почувствовала себя мамой в молодости. Я гнала от себя эту мысль: я все-таки другая, я не пытаюсь никого на себе женить, я готова долго и упорно работать и вообще: что это еще за сравнения такие. И тут же я мысленно отругала саму себя: как же можно стыдиться своей мамы? Хотя, я считала себя благодарной дочерью, мамино прошлое не было для меня примером, я его даже стыдилась. Поэтому, конечно же, раскрывать карты мне совершенно не хотелось, особенно перед Сашкиными родителями.