Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
Каньон все сужался, вскоре мы разглядели в зарослях на скалах индейцев, как они ни таились. Юная индианка вырвалась с криком вперед, чтобы предупредить их. Они не стали стрелять и подпустили нас настолько близко, что я вытолкнул Юдит перед собой и сделал несколько предупредительных выстрелов. Тут они закричали. Так, метр за метром, мы вынуждали их отступать. Потом я заметил, что они сворачивают на обходную дорогу, а точнее, на дорогу, ведущую из каньона Флухо-Бланко через котловину в пуэбло.
Мы подошли к теснине, это было то самое место, что казалось нам сегодня утром таким опасным. Я сказал Юдит:
— Здесь мы можем быть атакованы.
— Вы дьявол! Настоящий дьявол!
— Не буду с вами спорить, сеньора. Мне доставит истинное удовольствие послать пулю навстречу всякому, кто вздумает покинуть пуэбло через эту теснину. Наверное, сейчас там находятся все ваши люди. Они заперты. Мы расположимся у входа и никого не выпустим. Хотя нас только трое, можете не сомневаться, кроме винтовок, у нас есть еще и револьверы, о которых вам мог рассказать старый Мелтон. Это хорошая поддержка. Таким образом, мы сможем сделать по юма более шестидесяти выстрелов. Скажите это своим людям! Передайте еще, что мы никого не пощадим, если с пленным что-нибудь случится. И не забудьте упомянуть о нашем остром слухе. Если, несмотря на это, кто-нибудь попытается вырваться, мы пристрелим его. А теперь идите. Вы нам больше не нужны. Хотя вот что: при обоюдном желании мы могли бы встретиться здесь завтра в полдень. Может, напоследок вы нам что-нибудь скажете? Мне любопытно было бы узнать, вы высокомерны так же, как утром, или стали скромнее?
Я освободил ее руку, и в то же мгновение она скрылась в теснине. Мы взяли на изготовку наши карабины. День клонился к закату, и в глубоком каньоне стало темно.
— Проклятье, Шеттерхэнд, это была твоя идея! — прошептал Эмери.
— Кто же знал, что мы благополучно доберемся сюда днем!
— Да, идея была предельно проста, настолько проста, что любой, кто не смог бы ее постигнуть, принял бы нас за идиотов.
— Несмотря на твое неудовольствие, я не представляю, как бы мы иначе сюда добрались. Теперь мы можем ликовать, пуэбло наш!
— Еще не совсем. Я полагаю, Мелтоны будут спасаться бегством.
— Проклятье! Нам опять придется тащиться за ними, как раньше.
— Я думал над этим. Можно преградить им путь. Мы находимся на единственной дороге, по которой отсюда реально можно выбраться. Им известно, что мы здесь и будем стрелять по любому, кто появится из теснины. Они остерегаются этого, значит, мы крепко их держим.
— Если бы это действительно было так! Но они могут предпринять вылазку все одновременно.
— Все одновременно? Как это может быть? По этому проходу может пройти только один человек. Для двоих здесь просто нет места. Если они потянутся цепочкой, мы встретим их. Втроем нам нечего здесь делать, достаточно одного из нас, чтобы завладеть проходом.
— Да, верно. Парни сейчас в ловушке. Но мы же не останемся здесь навечно! Нам нужно идти вперед!
— Естественно! Когда стемнеет, мы ускользнем. Жаль, что у нас нет лошадей. Придется проделать весь этот длинный путь пешком.
— Значит, выход останется свободным.
— Да, но этого они не знают и продолжают думать, что мы здесь и не рискнем продвинуться глубже.
— Но, увидев нас наверху, они кинутся сюда.
— Этого не может быть, но тогда мы не сможем им помешать…
— И все же одному из нас придется остаться.
— М-да.
Надо бы сделать так. Что думает по этому поводу мой брат Виннету?— Наш брат Эмери прав, — ответил апач. — Он может остаться здесь. Его двустволка и два револьвера охладят пыл любого, кому захочется выбраться оттуда.
— Хорошо, это буду я, — одобрил англичанин. — К тому же — не сказал бы про себя, что я очень хороший спортсмен и скалолаз. Экскурсия вниз на лассо мне тоже что-то не по душе. А тут мне ничего не стоит спустить курок, если кто-то высунет свой нос.
— И все, что нужно сделать в пуэбло, мы сами доведем до конца? — спросил я Виннету.
— Да, — кивнул он.
— Схватим обоих Мелтонов?
— Да. Ты одного, а я другого.
— И мы станем сражаться с юма, если они попробуют нам помешать?
— А они не будут нам мешать. Их может вообще не оказаться в пуэбло. Они наверняка соберутся там, где теснина переходит в скалистую котловину. Они не могут выйти с той стороны, а мы не можем туда войти.
— Я согласен. Все же это слишком смелая идея — двоим мужчинам подняться на скалы, а потом спуститься в котловину, где их ждет множество врагов. Две шальные пули — и нет храбрецов.
— Юма не будут стрелять. Они находятся не в пуэбло, а у выхода из котловины. В пуэбло сейчас остались только Мелтоны и Юдит. С этими тремя мы управимся так, что юма ничего не заметят. Никто нам не причинил столько вреда, как Мелтоны и Юдит, поэтому они будут служить и ширмой, и мишенью. Мой брат Шеттерхэнд представляет положение гораздо серьезнее, чем оно на самом деле.
Ничего подобного Виннету мне еще не говорил. Я знал, он не сомневается в моей храбрости, и все же чувствовал себя пристыженным. Проведение ночной операции казалось мне труднее и опаснее, чем ему. Пуэбло — нечто совершенно особенное. Влезать в находящиеся там лачуги через узкое отверстие очень неудобно. Раньше, чем дотянешься до пола, получишь пулю или удар ножом. А в котловину надо спускаться на лассо. При этом велика вероятность быть сбитым выстрелом.
Все это я объяснил апачу, он улыбнулся в ответ и сказал:
— Мой брат слишком высокого мнения о людях, находящихся в пуэбло. Да, днем юма охраняют теснину, но делают ли они то же самое и в темноте?
— Конечно, они зажгут костер. И это очень опасно для нас. Отблески костра освещают все вокруг.
— Они расположатся у костра. Глаза их ослепит свет, и им трудно будет заметить происходящее вверху на темной стене.
— Но Мелтоны и Юдит, находящиеся на верхней площадке, могут нас заметить.
— Да, могут, но не заметят. Мой брат не должен забывать: они полагают, что мы не пойдем в пуэбло. Их внимание приковано к выходу из теснины. На скалы они не обращают внимания.
Я понял, что он прав, и успокоился. Меня одолевали сомнения, потому что, на мой взгляд, последний решающий удар должен быть нанесен сегодня. Неудача вселила в нас неуверенность, нам казалось, что мы не сможем больше ничего сделать.
Эмери принял к сведению слова апача о костре. Он встал и отправился на поиски сухого дерева, а я решил ему помочь. Костер принес бы двоякую пользу. С одной стороны, он служил бы для освещения, а с другой, если разжечь его не снаружи, а внутри теснины, он станет препятствием для любого, кто захочет выйти. Стемнело, и из теснины к нам стали просачиваться легкие клубы дыма. Юма зажгли свои костры. Вместе мы наложили гору дров у выхода и подожгли ее. Их было так много, что пламя не угасло бы за ночь.