Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Вот потому все юма и ненавидят этих двоих друзей.
— Но я слышал, что юма выкурили трубку мира с ними.
— Это уже неважно.
— Кажется, ты — хороший друг юма, потому что говоришь так, как будто ты — один из них.
— Друг моего друга — мой друг, а враг моего друга — мой враг.
— Но, послушай, тебя же просто обманули. На самом деле тогда на руднике Виннету и Шеттерхэнд ничего плохого с юма не сделали, хотя они победили и имели все права победителей. Так что лучше не будем об этом.
— Да, лучше не будем, потому что у
И он отвернулся от нас, сев лицом к огню. Виннету бросил на меня выразительный взгляд. Я понял, о чем он думает. Трудно не распознать в Виннету апача и вождя, про его уникальное Серебряное ружье известно всем, а хозяин не спросил нас даже о наших именах.
Наконец вернулась его жена, промокшая до последней нитки. Не говоря не слова, она прошла к своей лежанке и тяжело опустилась на нее. Она казалась совершенно забитым существом, что опять-таки не характерно для большинства индейских женщин.
— Господи! Куда она могла ходить в такую погоду? — воскликнул Эмери по-немецки.
— Ее не было часа четыре. Как раз столько времени необходимо, чтобы доехать до пуэбло и вернуться обратно.
— Я не уверен, что ты прав, Чарли, но все же это вполне вероятно. На всякий случай надо уносить отсюда ноги, и поскорее.
— Нет, мы останемся.
— Да ты с ума сошел.
— Не сошел. Скорее всего, они уже здесь, окружают дом.
— Черт возьми! И ты сидишь у самого входа, освещенный огнем!
— Не волнуйся из-за этого. Мелтонам мы нужны живыми.
Я взял свое ружье в руки и тщательно закрыл вход в дом. Зуни заметно заволновался.
— Ты что, хочешь, что мы все здесь задохнулись? — зло спросил он.
— Не задохнемся. Я оставил щель для дыма.
Индеец, не слушая меня, поднял руку, чтобы сорвать шкуру, прикрывающую вход. Пришлось мне приставить ружье к его затылку. Он медленно обернулся и сказал:
— Вы в моем доме. Разве так обращаются с хозяином?
— Этот хозяин пригласил нас к себе, чтобы убить. Если тебе жизнь дорога, садись немедленно рядом со своей женой!
Он сделал вид, что направляется к ней, а сам метнулся к углу, где стояло его ружье, но я успел встать у него на пути.
— Послушай, у моего терпения есть предел, — сказал я.
Он ничего не ответил, только посмотрел на меня как-то очень нехорошо.
— Давай, давай, поторапливайся, — сказал я. — Пора тебе узнать наши имена. Меня зовут Олд Шеттерхэнд, а моего краснокожего брата Виннету.
— Я знал это с самого начала, — ответил он заносчиво. — А знаешь ли ты, собака, кто я такой?
— Ну?
— Я юма и состоял при нашем вожде и его скво.
Он сделал еще пару шагов по направлению к лежанке жены, но вдруг резко повернулся на сто восемьдесят градусов и выскочил наружу. Я не стал ему мешать, теперь это уже не имело значения.
Жена лжезуни медленно поднялась с лежанки. Я спросил ее:
— Ты хочешь уйти вместе с ним?
Она не ответила.
—
Иди. Мы не держим тебя.Она посмотрела на меня замутненным взглядом и спросила:
— Если я останусь, что вы сделаете со мной?
— Ничего. С женщинами мы не воюем. Делай что хочешь, но и нам не мешай.
— Сеньор, я вижу, вы хороший человек. Я остаюсь и не буду мешать вам.
После того как мы тщательно задернули занавеску из шкуры над входом, мои товарищи тоже взялись за свои ружья. Я снова присел к очагу, за мной — Эмери и Виннету. Франц Фогель испуганно пробормотал:
— Бога ради, не садитесь туда!
— Это почему же? — спросил я.
— В вас могут выстрелить через любую дырочку в шкуре.
— На то, что у них появится такое желание, мы как раз и рассчитываем. Уверяю вас, у нас реакция лучше, чем у них, и мы проучим их как следует. Садитесь радом с нами и ничего не бойтесь. Ведите себя так, словно ни о чем не подозреваете, иначе они насторожатся, потому что, конечно же, будут наблюдать за нами.
— А если они захотят взять дом штурмом?
— Как же, по-вашему, они это могут сделать?
— Ну, бросятся все разом к двери.
— Нет, этого они делать не станут, потому что знают: в этом случае все наши ружья будут нацелены на них.
Фогель сел спиной к двери, стараясь выглядеть как можно более спокойно. Но время от времени он все же непроизвольно вздрагивал — видно, ему рисовались картины коварного нападения. Мы разговаривали нарочито громко, боковым зрением зорко следя за шкурой над входом. Она иногда покачивалась, но только под порывами ветра…
«Ага, вот они! — сказал я про себя, заметив, как снизу под шкуру осторожно просунули ствол ружья. А в следующую секунду выстрелило Серебряное ружье Виннету. Раздался страшный вопль.
— Началось! — воскликнул Эмери. — Ну и чудаки эти ребята. Думают, нас можно вот так запросто взять и подстрелить, забыли, видно, с кем имеют дело.
— Сейчас они отойдут ненадолго, — сказал я. — А не подняться ли нам на крышу? Там у нас будет хороший обзор.
Виннету кивнул в знак согласия.
Высота дома была локтей пять, не больше. Мы погасили огонь в очаге, Эмери снял со стены кремневое ружье индейца и начал пробивать крышу его прикладом. Виннету был у него на подхвате, а я занял оборону возле двери. Осторожно высунул голову наружу. Возле двери никого не было. Я посмотрел направо — никого, налево — о! там было значительно интереснее, кто-то, ступая по-индейски осторожно, приближался к дому. Я подождал, пока он не оказался футах в трех от входа в дом, и выскочил ему навстречу. Левой рукой схватив его за грудки, правой я надавал ему оплеух. После примерно двенадцатой индеец обмяк и растянулся на земле, ружье выскользнуло из его рук. Я подобрал ружье, а индейца отшвырнул подальше. В другой ситуации столь быстрая капитуляция противника могла бы, наверное, показаться смешной, но мне было не до смеха, не со всеми людьми из окружения Мелтонов можно так лихо справиться.