Сатанинские стихи

— Взгляните на это с такой стороны, — продолжала женщина, прерывая тишину его замешательства — и демонстрируя вскользь, предельно ясной формулировкой, громогласным провозглашением, что она считала его не первосортным {1467} левантийским {1468} ангелом, а, быть может, греческим или киприотским, нуждающимся в ее прекрасно-огорченных-комментариях. — Если они придут и заполонят все, куда бы Вы ни сунулись, что ж! Вам же не хочется этого.

1467

В оригинале — «pukka». Британский колониальный сленг, от хинди «пакка» — полноценный. Чтобы избежать путаницы с созвучным, но практически противоположным термином «паки», я решила перевести его русским прилагательным.

1468

Левант — общее название стран восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Израиль, Иордания, Египет, Турция и др.), в более узком смысле — Сирии, Палестины и Ливана.

*

Получивший кулаком в нос, осмеянный фантомами, заслуживший милостыню вместо почтения и, всевозможными способами окунаясь в глубины, в которые погрузились жители города, обнаруживший там непримиримость зла, Джибрил лишь креп в своей решимости начинать вершение добра, проводить великую работу теснения границ вражеских владений. Атлас в кармане был его генеральным планом. Он должен искупить грехи города квадрат за квадратом, от Фермы Хокли {1469} в северо-западном углу обозначенной области до Ченсвуда {1470} на юго-востоке; после чего, вероятно, ему следует отпраздновать завершение своих трудов партией в гольф в метко названном местечке, лежащем на самом краю карты: Уайлдернис, Глушь {1471} .

1469

Ферма Хокли — местечко на северо-западе от Лондона.

1470

Ченсвуд — местечко на юго-востоке от Лондона.

1471

В оригинале — просто «Wildernesse», что является названием гольф-клуба в городке Севенокс, графство Кент, но переводится как «дикая местность».

И где-нибудь по дороге будет ожидать враг собственной персоной. Шайтан, Иблис {1472} , или какое бы имя он ни принял — и, говоря по правде, имя это крутилось у Джибрила на кончике языка — так же, как и лицо соперника, рогатого и злорадного, было все еще немного не в фокусе... Ладно, скоро он обретет форму, и имя вернется, Джибрил был уверен в этом, ибо разве сила его не растет день ото дня, и разве он не тот, кто, дабы вернуть себе свою былую славу, снова низвергнет противника вниз, в Темнейшую Бездну?

1472

Иблис — как и Шайтан, мусульманское название Дьявола.

Это имя: какое оно? Ч-как-то-там-дальше? Чу Че Чин Чоу {1473} . Как бы там ни было. Всему свое время.

*

Но город в своей искаженности отказался подчиняться власти картографов, меняя форму по желанию и без предупреждения, делая невозможным для Джибрила приблизиться к своим поискам в предпочитаемой им систематичной манере. Как-то раз он повернул за угол в конце грандиозной колоннады, выстроенной из человеческой плоти и покрытой кожей, кровоточащей, если ее поцарапать, и оказался на ненанесенной на карту пустоши, где за отдаленной оградой можно было увидеть знакомые высотные здания, купол Рена {1474} , высокий металлический шпиль Телекоммуникационной Башни, распадающейся на ветру, словно песочный замок. Он продирался сквозь изумительные безымянные парки и появлялся на переполненных улицах Вест-Энда {1475} , где, к ужасу автомобилистов, с небес начинала капать кислота, выжигающая огромные дыры в дорожном покрытии. В этом столпотворении миражей он часто слышал смех: город насмехался над его бессилием, ожидая его капитуляции, его признания того, что выше его сил постигнуть, а тем более изменить творящееся здесь. Он бросал проклятия в адрес своего все еще безликого противника, умоляя Бога о новом знаке и опасаясь, что его энергия, говоря по правде, могла оказаться несоизмеримой с поставленной задачей. В общем, он становился самым несчастным и потрепанным из архангелов: его грязные одеяния, его волосы, длинные и сальные, его подбородок, поросший беспорядочными пучками щетины. Именно в этом жалком состоянии достиг он Ангельской Подземки.

1473

Джибрил пытается вспомнить фамилию Чамчи, но Чу Чин Чоу — это еще и британская музыкальная комедия, вышедшая на сцене Лондонского театра в 1916 году (сценарий — Оскар Эш, музыка — Фредерик Нортон), а также ее киноверсия. В спектакле и фильме рассказывается история Али-Бабы и сорока разбойников из «Сказок тысячи и одной ночи».

1474

Купол Собора Святого Павла в Лондоне, построенный по проекту Кристофера Рена.

Кристофер Рен (1632-1723) — английский математик и архитектор. Профессор математики в Оксфорде и один из деятельных членов лондонского Королевского общества, занимался исследованиями и решениями многих вопросов математики и механики, которыми интересовались современные ему ученые (Гюйгенс, Паскаль и др.); таковы вопросы о спрямлении дуги циклоиды, квадратура и кубатура образуемых ею площадей и тел вращения, вопросы о качании маятника, о силах, удерживающих планеты в их орбитах. В 1673 г. на математика, уже сделавшегося тогда известным архитектором, было возложено другое важное предприятие — сооружение в Лондоне нового Павловского собора. Колоссальный храм, заложенный в 1675 г. и довершенный в 1710 г., составляет главное произведение Рена, увековечившее его имя. По своим размерам, смелой конструкции громадного купола и вообще стилю, он близко подходит к римскому собору св. Петра, но отличается от него тем, что, по образцу английских церквей, имеет более длинный продольный неф и обширный трехнефный хор (см. «Лондонские здания» при статье «Архитектура»). Величественную внутренность собора Рен хотел украсить множеством статуй, но не получил возможности исполнить свое предположение, и только впоследствии, уже после его смерти, храм принял внутри тот изящный вид, в каком представляется ныне.

1475

Вест-Энд — фешенебельная западная часть Лондона, в противоположность Ист-Энду — восточным районам для бедных.

По всей видимости, было раннее утро, поскольку, как заметил Джибрил, персонал станции курсировал, отпирая и затем откатывая в сторону ночные металлические решетки. Он последовал за рабочими, двигаясь рядом: голова опущена, руки глубоко в карманах (атлас улиц давно уже был отвергнут); и, наконец, подняв взгляд, изучил лицо, готовое растаять от слез.

— Доброе утро, — осмелился заговорить он, и молодая кассирша горько ответила:

— Что же в нем доброго, хотела бы я знать {1476} , — а затем хлынули слезы: сочные, шаровидные и обильные.

1476

Мне напомнило это сцену первой встречи Гэндальфа и Бильбо в сказке английского писателя Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит»:

«— Доброе утро! — произнес Бильбо, желая сказать именно то, что утро доброе: солнце ярко сияло и трава зеленела. Но Гэндальф метнул на него острый взгляд из-под густых косматых бровей.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он. — Просто желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро сегодня доброе — неважно, что я о нем думаю? Или имеете в виду, что нынешним утром все должны быть добрыми?»

— Так-так, дитя, — молвил Джибрил, и она одарила его недоверчивым взором.

— Вы не священник, — догадалась она.

Он ответил, слегка экспериментируя:

— Я Ангел, Джибрил.

Она рассмеялась, так же резко, как заплакала.

— Есть только те ангелы, которых вешают здесь под Рождество на уличных фонарях {1477} . Иллюминация. Только те, которых вздергивает за шею Совет {1478} .

Он не сдавался.

1477

Игра слов. Одновременно — и ангелы в качестве украшений, которых развешивают по городу на Рождество, и намек на казнь через повешенье на фонарях (на фонарях французские революционеры вешали аристократов).

1478

Имеется в виду городской совет.

— Я — Джибрил, — повторил он, вперив в нее взгляд. — Расскажи мне.

И, к собственному полному и решительному недоумению, Мне кажется, мое сердце — пустое, как у бродяги, но я не такая, Вы же знаете, заговорила билетерша с карибским акцентом {1479} .

Ее зовут Орфия Филлипс, ей двадцать лет, родители живы и полностью зависят от нее: особенно теперь, когда ее глупая сестрица Гиацинта потеряла работу физиотерапевта «из-за какой-то ерунды». Молодого человека (конечно же, там был еще молодой человек) зовут Урия Моусли. Станция недавно установила два новых сверкающих подъемника, и Орфия с Урией были их операторами. В часы пик, когда оба лифта работали, у них было мало времени для бесед; но в остальное время дня использовался только один подъемник. Орфия принимала смену на пункте проверки билетов прямо возле шахты лифта, и Ури мог проводить там с нею много времени, прислонившись к дверному косяку своего сверкающего подъемника и ковыряясь в зубах серебряной зубочисткой, которую его прадед получил в давние времена у некоего плантатора.

1479

В оригинале не говорится об акценте отдельно, но реплики Орфии, Урии и Рошель даются автором с карибским акцентом. К сожалению, я не смогла передать этой особенности...

Это была настоящая любовь.

— Но я стала уговаривать его тикать отсюда, — плакалась Орфия Джибрилу. — Я всегда была слишком поспешна в чувствах.

Однажды в полдень, во время затишья, она покинула свой пост и встала прямо перед ним, когда он наклонялся и ковырялся в зубах, и, заметив выражение ее глаз, он прекратил свое занятие. После этого он вернулся к работе с весной в каждом шаге; она тоже была на седьмом небе, потому что каждый день спускалась в нутро земли. Их поцелуи стали более длинными и более страстными. Порой она не отрывалась даже после звонка подъемника; Урии приходилось подталкивать ее в спину со словами: «Остынь, девочка, люди». Урия относился к работе профессионально. В разговорах с нею он гордился своей униформой, ему нравилось заниматься в сфере обслуживания, отдавать свою жизнь обществу. Ей казалось, что его слова звучат с оттенком напыщенности, и хотелось сказать: «Ури, мужчина, ты хочешь остаться здесь лифтовым мальчиком», — но, чувствуя, что такой реализм не будет должным образом оценен, она придерживала свой предательский язык — или, предпочтительнее, заталкивала его ему в рот.

Их объятия в туннеле превратились в войну. Затем он пытался уйти, поправляя накидку, когда она кусала его за ухо, а ее рука скользила по внутренней стороне его брюк. «Ты сумасшедшая», — сказал он, но она, не прерываясь, спросила: «Правда? Тебя это беспокоит?»

Несомненно, их застукали с поличным: жалобу написала добродушная леди в косынке и твиде. Им повезло, что они не вылетели с работы. Орфия была «заземлена», лишена подъемника и заперта в билетную кабинку. Хуже того, ее место было передано станционной красотке, Рошель Уоткинс.

— Я знаю, куда она ходит, — сердито всхлипывала девушка. — Я вижу выражение Рошель, когда она подходит, ее уложенные волосы, все такое.

Урия же теперь старался не попадаться Орфии на глаза.

— Не могу понять, как Вы заставили меня рассказать Вам о своих делах, — закончила она неуверенно. — Вы никакой не ангел. Это точно.

Но, сколько она ни пыталась, ей так и не удалось избегнуть его пристального, пронзающего взгляда.

— Мне ведомо, — сказал он ей, — что таится в твоем сердце.

Он протиснулся сквозь окно кабинки и взял ее податливую руку.

Да, это была она — сила ее желаний, переполняющая его, дающая ему возможность ответить ей взаимностью, делающая происходящее возможным, позволяющая ей говорить и делать то, в чем она нуждалась наиболее глубоко; это было то, о чем он не забывал ни на миг: возможность объединять, ряди которой он и явился, дабы стать объединяющим началом. Наконец, подумал он, архангельские способности возвращаются.

Внутри билетного киоска служащая Орфия Филлипс прикрыла глаза, ее тело неожиданно повалилось со стула, став медленным и тяжелым, и ее губы зашевелились.