Сатанизм для интеллигенции

Славянскому слову «извещение» и русскому «осуществление» соответствует греческое ipostasis и латинское substantia. Преп. Максим Исповедник поэтому дает такое определение веры: «Вера есть ипостась вещей, превышающих ум» 1514 . В современном экуменическом переводе Библии на французский язык интересующий нас стих из послания Павла звучит так: «la foi est une maniere de posseder deja ce que l'on espere» (Вера есть способ обладания тем, на что надеешься) 1515 .

1514 преп. Максим Исповедник. Творения. Ч. 1. – М., 1993, с. 216.

1515 Traduction оecumenique de la Bible. – Paris, Cerf. 1988. (Перевод Объединенного Библейского общества). Стоит отметить, впрочем, что это редкий случай удачного перевода этого стиха. Гораздо чаще переводы избирают опорным словом – «уверенность» и вместо онтологического дают чисто психологическое определение веры. Что ж, тем самым читателю дается возможность при встрече со все множащимися «новыми переводами Библии» достаточно быстро проверить – действительно ли рекламируемый текст лучше «синодального». Нужно просто открыть Евр. 11,1.

На философский язык павлово определение можно перевести как субстанциирование ожидаемого.

Чего ожидают христиане? – жизни будущего века, жизни в Боге. Она и о-существляется верою. Вера «доводит до несомненности в уповании» 1516 . В вере человек лицом к лицу соприкасается с тайной будущей жизни.

Вера есть «алетейя» – непотаенное проступание Сути, есть реальное прикосновение к последней Святыне. Мы можем вспомнить здесь хайдеггеровский анализ платонова учения об Истине, а можем просто обратиться к тому же преп. Максиму: «Истина есть не подлежащее забвению» 1517 . Эта суть, которая стоит за миром преходящих феноменов, и есть истина (а-летейя), и к ней приводит человека вера 1518 .

1516 преп. Исаак Сирин. Творения. – Сергиев Посад, 1911, с. 195.

1517 преп. Максим Исповедник. Творения. Ч. 1, с. 162.

1518 И здесь вновь приходится вернуться к обвинениям теософов в адрес христиан. Церковная вера ясно говорит, что истинная вера видит и знает свой Предмет. В православии нет проповеди «слепой веры» (см. об этом мою статью «О вере и знании без антиномий» // Вопросы философии. №7. 1992). Напротив, гностики, чью страсть говорить о «знании» столь любят противопоставлять церковной «вере», обращаются к совершенно иррациональным и мифологическим построениям. Ну как, например, проверить и «познать» такой рассказ о возникновении человека: «И Иалдабаоф сказал властям, которые были с ним: „Пойдем, сотворим человека по образу нашему и по нашему подобию“… Этерафаопе Аброн создал его голову, Мениггесстроеф создал его головной мозг, Астерехмен правый глаз, Фаспомохам левый глаз, Иеронумос правое ухо, Акиореим нос, Банен-Эфроум губы, Амен рот, Ибикан коренные зубы, Басилиадеме миндалевидные железы, Аххан язычок, Адабан шею, Хааман позвоночник» и т. д.? (Апокриф Иоанна. // Апокрифы древних христиан. Исследование, тексты, комментарии. – М., 1989, сс. 206-207). Если библейский рассказ кажется «ненаучным», то неужели гностическая антропология кажется более соответствующей современной науке? Великий Плотин имел возможность непосредственно оценить меру присутствия действительного гнозиса у «гностиков»: «Они занимаются философией совершенно другого рода, ничего более нельзя прибавить; нам бы было неприлично таким образом философствовать» (Эннеады XIV; Цит. по: Поснов М. Э. Гностицизм II века и победа христианской церкви над ним. – Киев, 1917, с. 229).

Человек распознает присутствие Бога в мире, в своей судьбе, в своем сердце. Вера, утверждающая центр личной жизни в служении Богу, научается в суматохе различать нравственные ориентиры, проявленные мыслеволения Творца – «у совершенных чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5, 14).

Целокупная формула православного понимания подвига веры дана в словах Христа: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5,8).

Значит, для принятия дара спасения нужен труд по очищению своего сердца. Как проходить этот труд – об этом можно узнать из «Добротолюбия», из писем и книг св. Феофана Затворника, вообще из всей необозримой аскетической православной книжности.

Православный человек может согласиться со многими упреками, что высказывает Е. Блаватская в адрес протестантского миссионерства в Индии. Действительно, протестантизм, понимая веру как простую уверенность в правоте Евангелия, способен породить такое самоощущение, что человек будет считать себя спасенным просто потому, что он не спорит с Писанием. В таком случае слышанием о Христе он подменяет реальную жизнь во Христе.

Но большая часть упреков Блаватской теряет свою силу, если мы пробуем приложить их к православию 1519 .

1519 Блаватская, естественно, считает иначе: при всех комплиментах в адрес русского Православия, она в конце концов считает его слепым и глубоко ошибочным воззрением: «Греко-русская церковь, наиболее добродушная и Христоподобная в своей примитивной и простой, хотя и слепой вере» (Блаватская Е . П. Разоблаченная Изида. Т. 1, с. 87). Вновь напомню: по учению православных святых Отцов, истинная вера видит свой Предмет; слепотствует именно неверие.

Другое дело, что есть у нее рассуждение, которое невозможно опровергнуть рационально. Она считает возмутительным полагать, будто человек, проживший всю свою жизнь в беззакониях и вообще убийца, может быть прощен, если в последнюю минуту жизни он покается и исповедует Христа. Теософия, столь любящая рассуждать о великой творческой силе сознания, не замечает, что покаяние есть реальность. Покаяние есть реальное, глубинное изменение души. Покаяние – это действие, а не жест. Это глубинный сдвиг, а не слова. Покаявшийся человек – это уже другой, не тот же самый, что совершал преступление…

Но теософы не слышат этих разъяснений, потому что речь идет о расхождении наших нравственных интуиций. Если Блаватской кажется ошибочным поступок Христа на Голгофе (я имею в виду Его слова, обращенные к покаявшемуся разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю») – значит у нее глаз устроен иначе, чем у христиан. Но на эту тему, на тему незаслуженного, несправедливого прощения в Евангелии столько притч… Вспомним хотя бы гнев старшего сына из притчи о блудном сыне, вспомним притчу о работниках одиннадцатого часа… Христос говорит, что ангелы на небесах радуются об одном прощенном грешнике. А Блаватскую возмущает то, что грешник может избегнуть ада. Блаватская утверждает, что справедливость выше любви. Евангелие же говорит, что любовь выше справедливости.

Выбор сделать необходимо, но ясно, что сам этот выбор будет определяться не рациональными аргументами, а некоторым нравственным, совестным опытом человека.

Теософия о Христе

Духовный опыт человека передаваем и сопоставим весьма трудно. Разум испытывает понятные сложности там, где ему предлагают точно и исчерпывающе выразить тайну человека и тайну Бога. Но разум же вполне уместен для отстранения тех интерпретаций христианского духовного опыта, которые несовместимы с Евангелием. Поэтому с привлечением рациональной аналитики можно указать, в каких именно суждениях расходится теософия с христианством.

Религия – это не этика (хотя они могут давать и схожие советы). Религия призвана не учить нравственности, но указывать путь к бессмертию. Поэтому, если интересоваться собственно религиозным содержанием той или иной веры – надо спрашивать не об этических заповедях (в таком случае трудно будет усмотреть разницу даже между атеизмом и христианством), а о понимании жизни и смерти.

Выше уже приводились христианские ответы на основные вопросы сотериологии – «от чего спасается человек?» и «как совершается спасение?».

Причина греха и смерти – это уклонение свободной воли человека от заповедей. Теософия же полагает, что источник страдания и смерти – это не воля, а незнание. «Все человеческое горе происходит от невежества» (Беспредельное, 828). Апостол Павел, однако, полагает, что даже знание истины не может лишить человека возможности свободно соскользнуть в противостояние ей: «Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Римл. 7,15-19).

Отсюда – принципиальная разница библейского и гностического путей спасения: первый – это путь исцеления воли, второй – путь обретения большего познания. Первый путь полагает, что мало узнать истину, надо научиться жить в соответствии с ней (вера же и есть способ волевого обращения с полученным знанием). Второй полагает, что истина, известная ему, обладает столь безотказно чарующим воздействием, что только человек, недостаточно внимательно читавший трактаты Блаватской или Рерихов, может с ними не соглашаться.

Какой путь предлагает христианство для исцеления человеческой воли (как природной, так и гномической), речь шла выше. В гностицизме же из постулата о том, что всякое страдание происходит лишь от невежества, следует логичный ответ и на вопрос о «пути спасения». Спасает не волевое, онтологическое движение Бога к человеку и человека к Богу (как в христианстве); спасает самопознание 1520 .

Этому самопознанию (которое должно убедить человека в том, что он и есть единственный Бог) служат все те, кого теософы вербуют в «Великие Учителя Человечества». Тот, кто попал в этот список, обязан учить именно так, и если исторические факты не позволяют считать, что он был пантеистом – тем хуже для этих исторических фактов (они будут названы «искаженными» или «слишком экзотерическими»).

1520 «Бог, а особенно личный Бог йоги очень слабо связан с остальной системой. Целью человеческого стремления является не единство с Богом, а абсолютное ограничение пуруши от пракрити. Преданность Богу является только вспомогательным средством для достижения конечного освобождения. Мы не можем не сказать, что философия йоги ввела понятие Бога только для того, чтобы быть модной и привлекать умы людей» (Радхакришнан. Индийская философия. Т. 2. – М., 1952, с. 328).