Савелий Мительман
Шрифт:
Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин…
– провидчески писал Осип Мандельштам в 1931 году. И эта привычка поверять все самое сокровенное на кухнях закрепилась на многие годы.
Поколение, в юности вздохнувшее с облегчением, не могло смириться с возвратом к старому. В противовес закручиванию политических гаек рождалась скрытая духовная оппозиция – андеграунд, и лидерами его стали художники. Живописные образы менее подвластны идеологической интерпретации, нежели слово. И в этом смысле художники не так скованы рамками цензуры, как барды, писатели, журналисты. Иногда для того, чтобы картина появилась на выставке, достаточно было дать другое название и худсовет ее принимал. Например, Леонид Берлин графический цикл «Впечатления от жизни» выставлял как иллюстрации к несуществующим произведениям Бертольда Брехта. Или работу «Бюрократизм» для выставки переименовывал в «Колониализм». А уж гримасы социализма сплошь и рядом преподносили для цензуры как гримасы империализма. Это было время, когда публика приучилась читать между строк. Каждое правдивое произведение воспринималось как живительный источник, дававший возможность почувствовать себя людьми, вырваться из одуряющего грохота официоза. Художники, не состоявшие в МОСХе и не исповедующие соцреализм, придумывали разнообразные полулегальные способы, чтобы познакомить публику со своими картинами. Им удавалось устраивать выставки в клубах, институтах, кафе. А если и на это не получали разрешение, - то прямо в мастерских или даже в собственных квартирах. Москвичам памятны
На Красной площади всего круглей земля,
И скат ее твердеет добровольный.
Картина написана в 1977 году. Такие высказывания все еще не прощались. Савелий Мительман так объясняет свою приверженность теме сталинщины: «Говорят, что каждый художник в своем творчестве возвращается в детство. Мое детство совпало с последними годами жизни Сталина, оттого у меня столько изображений этого худшего из тиранов, сковавшего страну-победительницу паутиной страха. Я хорошо помню атмосферу тех лет. Стареющий диктатор хотел показать миру, что он еще может. И все, кто тогда жил, так или иначе вышли из его каменной шинели. Некоторые до сих пор тоскуют». Вот этим тоскующим, бесчувственным упрямцам Мительман уже в годы гласности, когда, казалось бы, внесена полная ясность, посвятил картину 1989 года "Никогда не поверю". Им хоть кол на голове теши, а они не отступятся. Может быть, властью никак не насытились и потому так преданы генералиссимусу? Двумя годами позже Савелий пишет картину "Ужин людоеда», другое ее название «1952» - последний год правления Сталина. Уже не просто властитель, а его разлагающиеся, растекающиеся останки давят и перемалывают человеческие тела. Название картины «Красная пустыня» обусловлено не только ее цветовой гаммой, но, прежде всего, смысловым содержанием. Живописные образы этой работы бесспорно продиктованы сюрреалистическим видением Дали, творчество которого Мительман хорошо знал и ценил. Даже сама пустыня – плоская, однообразная поверхность, по которой бредут слепец и другая столь же хрупкая фигурка – явно далианский образ и символ. А на переднем плане картины – творец этой кровавой пустоты, от которого остались лишь характерный профиль с усами, да трубка. И еще можно рассмотреть шестипалую ступню. «Шестипалая неправда» - это уже мандельштамовский образ. Здесь Мительман свободно использует постмодернистский принцип живописного и литературного цитирования. В картине «Рождение номенклатуры» ухмыляющаяся маска Сталина (а под ней может скрываться кто угодно) в красном колпаке палача взирает на правящую элиту, вознесенную им на вершину власти из вслепую отобранных овец. Картина написана в 1986 году и отчасти повторяет композицию и тему ранней картины "Пастырь". Все те же овцы послушно бегут в загон в самом низу иерархической пирамиды. И все тот же пастырь-тиран управляет ими по своему усмотрению.
Ужин людоеда, 1991, холст, масло, 86х70 см.
Трагедию страны Мительман не связывал с одной личностью. Художник и власть, свободомыслие и конформизм – эти вопросы не будут давать ему покоя на протяжении всей жизни. Тоталитарное сознание, унифицированное мышление вызывало протест у любого творческого человека. Лаконично и образно мясорубка власти показана в картине "Процесс". Из однородного фарша выскакивают такие же однородные, неотличимые человечки. Все из одного куска мяса, - так и хочется сказать, «пушечного мяса». Еще был жив Брежнев, о гласности не было и помину. А художник настойчиво продолжает поднимать запрещенные темы. В картине "Конформист", написанной в 1982 году, мягкий, образованный интеллигент предпочитает сжимать синицу в руке, нежели гоняться за журавлем в небе. Мительман проповедует другую жизненную позицию. Он нонкоформист по самоощущению и глубокому убеждению. Всякое давление он воспринимает как покушение на свою индивидуальность. Он против того, чтобы художник превращался в ангажированного живописца, готового исполнить любой госзаказ. В начале 70-х он написал Манифест нонкоформизма, где говорилось: "Нонконформизм - это неприятие и неподчинение господствующей идеологии, это нежелание находиться на службе у кого бы то ни было". Образно эта позиция выражена в картине "Икар". Современному Икару, чтобы взмыть в небо, надо не только смастерить крылья, но и оторваться от земли, выдрав с корнем фонарный столб, к которому он прикован цепью. Разумеется, такое свободомыслие художника порождало столкновения с властями. У Мительмана случались обыски в мастерской, были конфискованы две картины, которые впоследствии оказались в собственности тогдашнего Министра Внутренних Дел Щелокова. Вот уж действительно парадокс: пресекали, но ценили.
В семидесятые годы Савелий участвовал во многих квартирных выставках. В 1974 году художники-нонконформисты решили устроить выставку альтернативного искусства на пустыре в Беляево, которая вошла в историю под названием "бульдозерной выставки". Спустя 30 лет в преддверии юбилея этой выставки, Мительман так описывает эти события: «Явившись на беляевский пустырь со своими опусами, я был уже закаленным бойцом нонконформизма. Что было потом, всем известно. Груды чернозема вперемешку с саженцами и полотнами подгребались бульдозерами и забрасывались на самосвалы, а поливальные машины охлаждали возникавшие конфликты и страсти. Вовремя сориентировавшись и перевязав свое достояние, из участника этого абсурдистского спектакля я превратился в наблюдателя и присоединился к группе иностранцев, пытавшихся зафиксировать эту необычную акцию. Бравые молодцы в штатском отбирали фотоаппараты, изымали пленки». В статьях, посвященных «бульдозерной выставке», Мительман, как правило, не упоминается. Больше пишут о тех, кто открыто пошел на запланированное столкновение с милицией. Савелий же честно принес на пустырь лучшие свои работы и, естественно, не хотел подвергать их уничтожению. Осенью того же года одумавшиеся чиновники от культуры разрешили провести выставку неофициального искусства в парке Измайлово. Савелий экспонировал в Измайлово несколько самых острых своих картин. Вскоре, чтобы замазать свои ошибки, власти легализовали движение нонконформизма в рамках Объединенного комитета художников-графиков. Андеграунд поднялся на несколько ступенек к свету и к людям, а подвальчик на Малой Грузинской стал одним из самых притягательных мест для москвичей. Савелий Мительман был постоянным участником акций на Малой Грузинской, а с 1978 года стал членом Объединенного комитета художников-графиков, впоследствии преобразованного в Международную федерацию художников ЮНЕСКО.
Среди многих гражданских тем в творчестве Мительмана значительное место занимает тема Владимира Маяковского. Поэта-бунтаря художник воспринимал как родственную душу. Ему близки страстность и ранимость Маяковского, презрение к сытости и мещанству. Вне всяких политических конъюнктур, он ценит его мощный поэтический дар, новаторство, смелость в обращении со стихотворной формой. И по-прежнему считает его величайшим поэтом ХХ века. Маяковскому и его творчеству Савелий посвятил несколько работ, образный строй которых состоит из поэтических метафор и перекликается с сегодняшним днем.
Вам, проживающим за оргией оргию,
Имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных
к ГеоргиюВычитывать из столбцов газет?
Картина "Вам" по одноименному стихотворению Маяковского написана Савелием Мительманом в 1984 году. Сытая, развращенная публика ничего не желает знать ни о калеках, ни о смерти, прибирающей костлявой рукой молодых ребят. Проще в ужасе отшатнуться или заткнуть уши руками. Это не воспоминание о Первой мировой войне, о которой писал Маяковский. Это размышление о бессмысленности жертв в Афганистане, когда с удручающей регулярностью в Россию стал приходить "груз 200".
Поэма "Облако в штанах" послужила материалом для нескольких работ художника. Картина "Когда я абсолютно спокоен", - это прямая цитата из "Облака в штанах":
"Любители святотатств, преступлений, боен,
А самое страшное видели - лицо мое,
Когда я абсолютно спокоен?"
Это полотно - по существу портрет Маяковского. Когда Мительман впервые внимательно вгляделся в фотографию гениального юноши, он так описал свое впечатление: "Взгляд, как из бездны, пронзал своей неприкаянностью, бросал вызов этому миру. Маленькие зрачки глядели тревожно, почти угрожающе". Картина "Тринадцатый апостол", написана в том же 1983 году. Это тоже портрет Маяковского, но только не буквальный, вдохновленный фотографией, а преображенный видением художника: "Я, ... может быть, просто в самом обыкновенном Евангелии тринадцатый апостол" - так, с откровенным вызовом позиционировал себя поэт. На обоих полотнах напряженность и пафос поэмы переданы насыщенным колоритом и вихревой, мятущейся динамикой образов. Образ горящего дома обобщается до образа горящей страны, где "небо окровавили бойней". Рушатся церкви, выбрасываются люди из горящего дома, "улица корчится безъязыкая". Лирическая поэма Маяковского, помимо фантастической обнаженности чувств, наполнена гиперболизированными метафорами и имеет мощный социальный подтекст. Савелию удалось перевести ассоциации поэта на живописный язык и воплотить их в ярких, ошеломляющих реалиях.
"Брутальность любви" 1984 года вдохновлена поэмой Маяковского "Про это", - "Вся сеть телефонная рвется на нити", - в отчаянии писал поэт, ожидая звонка от своей возлюбленной. Драма взаимоотношений обостренно и выпукло преподносится Мительманом на полотне. На одном конце телефонной трубки изящная и спокойная Лиля Брик, на другом - "окровавленный сердца лоскут" Маяковского. Нестандартные образы поэмы продуманно вписываются в композицию картины, не перегружая ее, и в то же время, наполняя эмоциональной мощью. Тут и "протекающая от слез комната", и "горы-груди", и герой стоит "прикручен к перилам канатами строк". Красный цветовой акцент в центре картины привлекает к ней внимание и держит всю смысловую и композиционную нагрузку.
Любимому поэту посвящена картина 1990 года "Звезда Маяковского". Прошло всего шестьдесят лет после смерти Владимира Владимировича, - всего-то меньше одной сознательной человеческой жизни, но его уже "сбросили с парохода современности", совершенно по-мещански посчитав неприличным якшаться с "певцом советской действительности". При этом забывая, что, собственно, сам Владимир Владимирович в конце жизни поставил точку на своих взаимоотношениях с «Софьей Власьевной», - так диссиденты в письмах именовали советскую власть, и Мительман любил пользоваться этим наименованием. Картина «Звезда Маяковского» довольно лаконична. Художник обнажает ту внутреннюю, скрытую от всех Голгофу, которая творилась в душе поэта.
Поколение, повторявшее вслед за Виктором Цоем «Перемен, мы ждем перемен», наконец дождалось их. Перестройка и гласность сняли все прежде существующие запреты: «Что не запрещено, то разрешено». Для творческих людей открылись невиданные ранее возможности. Савелий Мительман в это время интенсивно работает, пишет по нескольку картин в месяц. И это при том, что картины немаленькие и требуют детальной прорисовки. Многие из картин расходятся по знакомым, дарятся, увозятся из страны, оседают в частных собраниях. Жизнь кипит: вернисажи в Измайлово, на набережной у ЦДХ, художники вышли на Арбат. В 1991 году Савелий среди защитников Белого Дома – для него это жизненная необходимость. И как радостный, победный финал – рукопожатие Ельцина, фактически уже ставшего президентом свободной России. Об этом Савелий пишет в поэме о своей жизни «Тутта ла стория». Однако крутые политические разломы в истории страны не обходятся без потерь. То, что история нашей страны периодически подвергается ревизии, и бесстрастно сбрасываются в небытие люди, целые поколения, народы, художник прекрасно выразил в картине "Клио - муза истории". Эта картина всегда находит отклик у зрителей. На выставках художника в книге отзывов посетители обязательно пишут самые теплые слова и благодарность за создание этой картины. Свободолюбивый художник, всю свою жизнь ждавший перемен, должен признать, что не все перемены во благо. Так много обещавшая перестройка, для Мительмана вылилась в "Катастройку-90", - катастрофическую подмену поступательного движения страны мелочной барахолкой с лозунгами. Не забыт художником и очередной благодетель, министр финансов В.Павлов - человек, по существу ограбивший страну. Бездарной денежной реформой он превратил все трудовые накопления, образно говоря, в туалетную бумагу. В картине 1991 года "После премьеры" Павлов со слоновьими ногами - аллюзия со слоном в посудной лавке - изображен в том самом отхожем месте, куда слил все народные деньги. Картины «Рекет», «Крушение идеи», «Бюрократические игры», «Мутант», «Харизматический лидер», «Прощание с эпохой», «Кладбище Победы», «Сон нувориша» и проч. уже своими названиями раскрывают актуальность тем художника. Безрадостные реалии новейшей истории Мительман обобщил в картине «Хроника перемен». Она решена как канонические жития святых. В центре вместо святого – «киндер-сюрприз», а в клеймах – картинки этих самых безрадостных перемен.
Клио - муза истории, 1989, картон, масло, 115х70 см.
У Савелия Мительмана нет огульного неприятия нового времени. Другое дело, что у него более высокие нравственные требования к нему. С новым временем для него связаны такие крупные личности, как академик Сахаров, Галина Старовойтова, Наталья Горбаневская – которая в 1968 году, когда советские танки вошли в Прагу, с горсткой своих друзей вышла протестовать на Красную площадь. Как дань восхищения честностью и мужеством, Мительман создал серию портретов лучших своих современников. Совершенно особое место в этой галерее занимает Иосиф Бродский. Тут и безоговорочное принятие художником гражданской позиции Бродского, и признание того, что это гениальный поэт, и наконец то, что они ровесники, а значит, похоже, одинаково, синхронно чувствовали, впитывали, воспринимали эту жизнь. Только один в питерском противостоянии, а другой - в московском. В четверостишье, посвященном Бродскому, Савелий признается: «Как дорогое, старое вино, тебя распробовал не сразу». Мительмана потрясла ранняя смерть Бродского. В 1997 году он пишет две картины - «Памяти поэта» и «Развоплощение поэта», в которых выражает всю свою любовь и преклонение перед талантом Бродского. На одной из них венецианка в черной одежде и золотой маске, скрывающей лицо, - кто она? может быть, Мария?
– в тайне от всех принесла цветы в день поминовения. И в этот миг мощным потоком воздуха в храм, символизирующий собой вечность, вбрасываются страницы рукописи со стихами поэта. На картине «Развоплощение поэта» Бродский на фоне кладбища Сан Микеле как будто на наших глазах растворяется, размывается и преображается в светозарный столп, уходящий в небеса. Савелий Мительман был в Венеции в 1995 году. Помимо того, что это необыкновенно красивый город, он стремился туда, чтобы еще теснее почувствовать связь с Иосифом Бродским. Венеция – любимый город Бродского, в котором он похоронен и который так напоминал ему Петербург. Картина 2003 года «Венеция в снегу» тоже, хоть и опосредованно, напоминает о Бродском. Совершенно не итальянская погода, глубокий снег на лодках, безлюдный город, пронизанный одиночеством. И странный стрельчатый дверной проем у самой воды, наглухо, совсем уж по-русски заколоченный досками. Куда ведет этот проем? Что за ним? Картина красивая, притягивает взгляд. Но смотришь и думаешь, чего здесь больше – очарованья, элегичности или безысходной, скрываемой от всех тоски? Тоски эмигранта, изгоя, человека, духовно переросшего своих современников.