Сайонара, Гангстеры

Он сидел в шортах за столом, на котором были разложены цветные карандаши, и, целиком поглощенный занятием, что-то рисовал в раскрытом «Моем маленьком альбоме», высунув от усердия язык. К его рубашонке была приколота булавками желтая лента-перевязь. Мужчина совершенно не имел представления, что означает ношение желтой ленты. Но человек он был опытный.

— Добрый денек, — издалека начал он.

— Здравствуйте. Смотрите, это жираф.

Мальчик показал ему нарисованного жирафа Мужчину поразило, до чего умело мальчик шести лет от роду нарисовал… страуса. Присмотревшись поближе, он увидел торчащую из туловища птицы дополнительную пару ног.

Мальчик стал перелистывать альбом.

«Ого, готов поклясться — утка», — подумал мужчина.

— А это слон, — сказал мальчик.

«А вот это, наверное, ворона», — подумал мужчина.

— Гамадрил, — сказал мальчик.

«Ну, вот это точно тюльпан. Нет, погодите… кажется, это баскетбольные тапочки. Нет-нет… секунду… да это же вертолет!»

— А это вы. Разве не похож?

— Да, точно, вылитый я! — признал мужчина.

Мальчик вырвал картинку из альбома и передал ему со словами:

— Для девочки в соседней комнате.

Это было против правил, но мужчина решил не придавать значения пустякам и осмотрелся. Вообще-то комната у ребенка могла быть попросторнее и посветлее.

Девочка в Помещении 5 играла в дочки-матери с тремя куклами, жившими в игрушечном доме.

— Это — Анни. Она старшая, ей уже восемь. А вот ее зовут Бетти. Ей только пять, но она очень способная и развита не по годам. А вот Бобби. Бобби еще не родился, поэтому он еще не очень хорошо говорит.

Девочка назначила Бетти присматривать за Бобби, пока Анни готовит обед.

— О-о, Анни! Бобби плачет! Может, он хочет кушать?

— Нет, Бетти! Когда он так плачет, это значит, он хочет спать.

— Уа-а, уа-а!

— О-о, Анни! Бобби не смолкает! Что мне делать?

— Слушай, Бетти, когда он так плачет, значит, надо сменить ему пеленки.

— Скажи-ка мне, Бетти, где ваш папа? — спросил мужчина.

— Папа испарился в один прекрасный день.

— Скажи-ка мне, Анни, где ваша мама?

— Мама, кажется, сбежала с каким-то мужчиной.

— Скажи-ка мне, Бобби, где ваш дедушка?

— О-о, дедушка убил бабушку и теперь должен сидеть в тюрьме.

Это здесь, по соседству.

Мужчина отдал маленькой девочке из Помещения 5 рисунок мальчика из Помещения 4.

Это было изображение «морковки». Нет, скорее, редиски. Хотя, впрочем, сельдерея. А, может быть, теннисной ракетки?

«Что ж, надо быть готовым ко всему, даже если тебя назовут Эйзенхауэром, — подумал мужчина. — Очевидно, я совершенный дилетант в живописи».

— Как тебе кажется, что на этой картинке? — спросил мужчина.

На лице девочки отразилось недоумение. Она явно не понимала, зачем был задан вопрос.

— Это же морковка. Какой чудесный рисуночек. Трудно, наверное, нарисовать такую красивую морковку. Вот бы встретиться с этим мальчиком. Как вы думаете, смогу я с ним когда-нибудь увидеться?

— Конечно сможешь. Это же не тюрьма какая-нибудь.

Со временем, раньше или позже, обязательно встретишься, — заверил ее мужчина. — Обещаю.

— О, как я рада! — воскликнула Бетти.

— Ой, как я рада! — воскликнула Анни.

— Ух ты, как здорово! — закричал Бобби.

Мужчина не любил Помещение 6. Слушать, как маниакально-депрессивный кенгуру без умолку рассказывает о своем прошлом, — такое доведет до психического расстройства и самого здорового человека. Вот аист-шизофреник по соседству с кенгуру был намного спокойнее, к тому же сохранял достоинство, считал мужчина.

Когда речь пошла о Помещении 7, возникла внезапная пауза.

— В чем дело? — спросил я.

Мужчина удрученно схватился за голову. Он явно был сбит с толку.

— Как же я забыл. Получается, отель отпадает, и больница тоже.

— Но почему?

— Это заведение не может быть ни больницей, ни гостиницей, потому что в Помещении 7 находится пустыня. Однажды я потерял дорогу к выходу и совершенно заблудился там. Кончилось тем, что я проскитался трое суток в песках. Еще немного — и меня ждала голодная смерть. Понимаете, больница и гостиница, таким образом, исключаются. Было бы смешно ожидать, что там существует помещение с пустыней.

Он поник, опустив голову.

— Вам нравится ваша работа? — спросил я.

— Да, вполне.

— А как насчет постояльцев?

— С некоторыми возникают трудности, но по большей части они ребята симпатичные.

— Боюсь, не могу сказать вам, что у вас за работа. Понимаю, как это мучительно — не знать, что у тебя за работа и чем ты фактически занимаешься. Да, это нелегко, но я действительно думаю, что вам лучше не предпринимать никаких решительных шагов для выяснения этого. Не надо форсировать события. В конце концов, кому, как не вам, знать о своей работе. Тут никто другой не поможет. И я не смог. Вам остается только спокойно продолжать работать на своем месте и сохранять тот образ мыслей, в котором вы пребываете в настоящее время. Боюсь, это все, что я могу предложить.

— Понял, — откликнулся мужчина. — Я попытаюсь. Но какого образа мыслей мне придерживаться в дальнейшем?

Когда он уже встал, собираясь на выход, я все же решился дать ему какой-никакой, а совет.

— Думайте сердцем, — сказал я.

— Думать сердцем, говорите? Я подумаю.

И мужчина побрел на свое рабочее место.

9

Ученики разошлись.

Я сидел в одиночестве в «классной», размышляя о событиях минувшего дня.

Не пытался ли я влиять на учащихся собственной системой ценностей и эстетических воззрений?

Оставался ли терпеливым и снисходительным?

Не покрикивал ли на них за недопустимые в классе слова?

Не представал ли перед ними всевидящим всезнайкой?

Шел ли с ними рука об руку к месту, от которого остается лишь шаг до «поэзии», не делая при этом ложных шагов в сторону?

В термосе оставалось еще немного фирменного кофе Книги Песен. Я допил остатки.

Смеркалось.