Сайт фараона

— И что? Вы никогда рассвета не видели? — Он сбросил одеяло и сел. Разговаривать лежа ему почему-то не нравилось. Но попутчица продолжала лежать, закутавшись с головой, и только клочья черных волос выбивались из-под одеяла, образуя густые кляксы на серовато-белой подушке.

— Почему же, видела, и не раз. Только рассвет всегда разный. Я люблю снимать восходы и закаты.

— Вы профессиональный фотограф?

— Нет, не сказала бы. Просто мне нравится фотографировать. У меня куча альбомов.

— Тогда, наверное, вам нужно одеться и подготовить фотоаппарат?

— Нужно, конечно… хотя вообще-то время еще есть. Еще с полчаса, по-моему. Сейчас сколько?

Он посмотрел на часы.

— Половина шестого.

— Ага, еще полчаса. Ну, все равно… вы не могли бы отвернуться на минуточку?

— Я лучше выйду, — сказал он, вставая.

В коридоре, само собой, никто еще не показывался, двери всех купе были плотно закрыты. Справа доносился мощный басистый храп, который не в силах был заглушить даже стук колес. Он позавидовал человеку, способному в любой обстановке спать, как дома. Сам он был на такое не способен…

Не способен?

Да, почему-то он чувствовал уверенность в этом, хотя и не мог вспомнить ни единого эпизода из той своей жизни, что осталась где-то там, на станции, с которой отправился поезд… а может быть, он сел не на конечной остановке, а по пути? На каком-нибудь крошечном полустанке, затерянном в лесах, и поезд стоял там всего минуту, и он отчаянно спешил, закидывая в вагон гигантский чемодан… да ну, чушь какая-то. Кто это на полустанках садится с такими чемоданами? Или он сел в городе, или чемодан и в самом деле чужой.

Скорее бы девчонка ушла в тамбур, ждать момента… пусть себе снимает восходы и закаты, лишь бы дала ему возможность заглянуть в сумку. Может быть, там найдутся какие-то документы? А может быть, документы лежат в том огромном кожаном чемодане… только теперь он сообразил, что чемодан вполне может принадлежать ему — такая вещь отлично сочеталась с «Ролексом» на его запястье. Интересно, что же там внутри? Мешок бриллиантов?

Он стоял у окна, глядя поверх занавесок на проносящиеся мимо пейзажи. Да, сейчас именно лето, середина, наверное… Стало уже достаточно светло, чтобы можно было рассмотреть: вдоль железной дороги тянутся заросли иван-чая в цвету, кое-где мелькают ромашки… А дальше — равнина, на ней — редкие перелески, вон там, похоже, овраг… вдали, на фоне постепенно золотеющего неба, обрисовались черные силуэты многоэтажек… да, похоже, поезд походил к не слишком большому городу.

Наконец за его спиной коротко и противно скрипнула, отъезжая вбок, дверь купе. Он повернулся. Девчонка небрежно связала свою черную гриву ярко-красной атласной лентой, натянула малиновый бесформенный джемпер — легкий, связанный из хлопчатобумажной нити, — и поношенные черные джинсы. На ногах — древние кроссовки. Девчонке, пожалуй, и пятнадцати-то лет не было… от силы четырнадцать, хотя она изо всех сил старалась выглядеть старше своих лет. На ее тонкой шее висел на крепком кожаном ремешке фотоаппарат с телеобъективом. «Никон». Ничего себе, подумал он, такая игрушка стоит около тысячи долларов… а откуда он это знает? Ну, неважно.

— Отправляетесь на охоту за хорошим кадром? — серьезно спросил он.

— Да, — деловито кивнула девчонка, сверкнув огненно-черными глазами. — Попрошу проводника прямо сейчас дверь открыть, до станции.

— Но это же запрещено, — улыбнулся он.

— Плевать, — фыркнула девчонка. — Он мне каждый раз открывает дверь, когда я его прошу. Не бесплатно, само собой. За сотенку рубликов. Я на ходу снимаю, а он стоит рядом, следит, чтобы я не вывалилась. Если бы вы сели вчера днем, вы бы уже это знали. Весь вагон знает.

И она уверенно зашагала к купе проводника. Впрочем, идти было недалеко, нужно было миновать всего лишь три закрытые двери.

Каждый раз открывает… значит, поезд давно в пути. А он сел в него ночью. Или поздно вечером. Где? На какой станции? И долго ли еще ему ехать? И как он узнает, где ему выходить? Впрочем, это забота проводника — следить, чтобы каждый из пассажиров покинул поезд именно там, где ему положено это сделать.

Девчонка сказала «проводник», а не «проводница». Это немножко осложняет дело. С женщиной он сумел бы поговорить, сумел бы выяснить все, что ему нужно, а она бы и не заметила… он знал, что умеет это. С мужчиной будет чуть труднее… но не слишком… Да, ему придется затеять такой хитрый разговор, если он не найдет в сумке ничего такого, что пробудило бы в нем воспоминания.

Он вошел в купе, резким движением закрыл дверь и повернулся, чтобы посмотреть на себя. Увиденное в чуть мутноватом от старости вагонном зеркале озадачило его не на шутку. Перед ним стоял громадный детина с трехдневной темно-рыжей щетиной на лице, с широкими плечами… Волосы коротко стриженые, тоже темно-рыжие. Глаза оказались вполне приличных размеров, то ли серые, то ли голубые, не разобрать, света не хватает. Брови хороших очертаний, достаточно густые… Нос прямой, в общем ничего выглядит. Губы не слишком тонкие и не слишком толстые, складки в углах рта придают лицу надменное выражение… Рост? Ну, больше ста восьмидесяти, это уж точно. Ну и ну…

Он отвернулся от зеркала и снял с верхней полки тяжелую сумку. Темно-синяя «Puma», с кучей карманов на «молниях», набита битком… чем набита?

Он поставил сумку на смятое одеяло и осторожно открыл верхнюю «молнию».

Глава вторая

…вереница полуголых темнокожих людей, с трудом передвигавших ноги, тащилась по бледно-желтому песку, залитому ослепительным горячим солнцем. Кучерявые волосы трудяг покрывала пыль, по мускулистым блестящим спинам потоками лился пот. Люди что-то тащили за собой на веревках… гигантский камень? Клубы желтовато-серой песчаной пыли, поднятые в результате их деятельности, не позволяли рассмотреть все как следует. Он видел странную процессию словно бы с небольшого возвышения, передвигавшегося навстречу темнокожему людскому потоку. Почему-то солнечные лучи его не обжигали, хотя и проливались рядом с ним, высушивая воздух до такой степени, что трудно было дышать…

Он встряхнул головой. Что за бред? Он все в том же купе, перед ним — сумка, раззявившая пасть… и что же там внутри? Не думать о видении, приказал он себе, не отвлекаться. Все встанет на свои места, со временем. Главное — не суетиться.

Содержимое сумки было упаковано в разноцветные полиэтиленовые пакеты. Он достал верхний, ярко-синий. Заглянул в него. Коробочки с фотопленками. С ума сойти… их тут штук пятьдесят, не меньше. «Фуджи», тридцать шесть кадров, и пленки отнюдь не любительские, а профессиональные… он фотограф? Что он собрался снимать? На что ему такое бешеное количество пленок? И где фотоаппарат?

Фотоаппарат нашелся чуть глубже. Точнее, нашлось два фотоаппарата. Первым был такой же «Никон», как у его попутчицы. Вторая камера — тоже «Никон», только цифровой. Телеобъектив лежал рядом, в фирменном футляре. Интересно, а почему дорогие фотоаппараты валяются в сумке без футляров, просто так? Чтобы постоянно были под рукой? Но тогда зачем было засовывать их под полку?… И кстати, если у него есть цифровая камера, зачем он тащит с собой еще и «зеркалку» с безумным количеством пленок?

Нет, не стоит задавать себе все эти вопросы, в очередной раз мысленно повторил он — и тут же добавил вслух, едва слышно: