Сбежавшая медсестра

– Ваше положение мешает вам быть честным?

– Конечно же, нет.

– Почему же вы колеблетесь?

– Меня волнуют последствия моего ответа.

– Значит, не правдивость, а последствия?

– В каком-то смысле, да.

– Получается, вы взвешивали последствия?

– Да.

– И при определенных обстоятельствах воздержались бы от ответа?

– Этого я не говорил.

– Вы не говорили, ваше поведение говорило за вас. Спасибо. У меня все.

– Больше вопросов нет, – объявил Карл Харлей.

Мистер Ломакс встал, собираясь покинуть кресло для дачи свидетельских показаний. Заместитель окружного прокурора зашептался о чем то со своим помощником Медисоном Ирвином. Наконец он встал и заявил:

– Нам хотелось бы вернуть мистера Ломакса на свидетельское место... Мы забыли задать ему еще один вопрос.

– Видимо, адвокат избежал ловушки, задавая не те вопросы, на которые делало ставку обвинение, – усмехнулся Мейсон.

Карл Харлей сердито повернулся к Перри Мейсону, но тут же, осознав комизм ситуации, подчеркнутый улыбкой судьи Тэлфорда, сказал:

– Прошу свидетеля вернуться на место.

Ломакс снова занял кресло для дачи свидетельских показаний.

– А не обнаружили вы еще чьи-нибудь отпечатки пальцев на фляге, фигурирующей как экспонат номер один?

– Да, сэр, обнаружил.

– Вы идентифицировали их?

– Да, сэр. В трех случаях.

– Вы сфотографировали их?

– Да, сэр, вот они.

– Прошу суд маркировать их в качестве экспонатов под номерами шесть, семь и восемь, – предложил Карл Харлей.

– Принимаю ваше предложение, – заявил судья Тэлфорд.

– Известно вам, чьи это отпечатки?

– Да, сэр.

– Чьи же?

– Подсудимой, Стефани Малден.

– Как вы установили данное обстоятельство?

– Сравнив эти отпечатки с отпечатками пальцев, взятыми непосредственно у подсудимой.

– А вот теперь, – ухмыльнулся заместитель окружного прокурора прямо в лицо Мейсону, – вы можете возобновить перекрестный допрос.

– Мистер Ломакс, – улыбнулся свидетелю Мейсон, – вы обговаривали свои показания с господином заместителем окружного прокурора заранее?

– Естественно, я объяснил ему, каким должно быть его выступление, встрепенулся Карл Харлей. – В конце концов, здесь ведь не Суд Присяжных. Зачем же задавать подобные вопросы?

– Чтобы получить на них ответ, – сообщил Мейсон.

– Отвечайте на вопрос, – приказал судья Тэлфорд.

– Да, сэр, обговаривали.

– И обговаривали, в частности, схему показаний?

– Я не совсем понял вопрос, господин адвокат.

– Не рекомендовал ли вам мистер Харлей предъявить Суду во время допроса отпечатки доктора Малдена, и только. А уж на перекрестном допросе, когда я заинтересуюсь другими уликами, вы припрете меня к стенке информацией, что на фляжке найдены отпечатки пальцев моей подзащитной?

Свидетель поерзал в кресле.

– Отвечайте на вопрос! – потребовал Мейсон.

– Ваша Честь, – запротестовал Карл Харлей, – мы впустую тратим драгоценное время. Это же общепринятая практика, что и адвокаты, и обвинители, как правило, обговаривают с ключевым свидетелем стратегию его поведения на процессе, основные тезисы и характер его ответов.

– Мой вопрос несколько шире, – сказал Мейсон, – и я хотел бы получить на него ответ.

– Протест, если таковой имеет место, отклоняется, – распорядился судья Тэлфорд. – Отвечайте на вопрос, мистер Ломакс.

– В общем, дело обстояло именно так, – ответил свидетель.

– И вы пошли на это? – спросил Мейсон.

– А что мне было делать?

– Вы согласились замалчивать обнаружение отпечатков миссис Малден на фляжке до начала перекрестного допроса, а затем при первой же возможности, огорошив меня, запротоколировать этот факт. Верно?

– Ну, в принципе, верно...

– Значит, – подытожил Мейсон, – вы с предубеждением относитесь к подсудимой.

– Что вы, нет, конечно.

– Тогда, ко мне?

– Да нет же, просто я свидетель обвинения.

– Значит, вы предубеждены в пользу обвинителей?

– Мне не нравятся слово «предубежден», – заявил свидетель.

– А мне безразлично, что вам нравится, а что не нравится, – заметил Мейсон. – Я хочу установить, имея на то законное право, наличествует ли в вашей позиции элемент предубеждения. Я выясняю, не предубеждены ли вы в пользу обвинения.

– Не настолько, чтобы исказить в своих показаниях истину.

– Но настолько, чтобы вступить в заговор с прокуратурой и подстроить мне ловушку. Кабы я угодил в нее, пресса представила бы публике подсудимую в самом непривлекательном свете, нанеся громадный ущерб перспективам разбирательства.

– Но, мистер Мейсон, думаю, факты говорят сами за себя.

– О фактах я пока не говорю. Я говорю о вашем поведении, которое само по себе становится в ходе судебного разбирательства значимым фактом. Ведь вы свидетель. Если вы предубежденный свидетель, это неизбежно отразится на ваших показаниях, безразлично, сознаете вы это или нет. Итак, я спрашиваю вас: вы предубежденный свидетель?

– Я свидетель обвинения и воспринимаю себя таковым.

– Другими словами, ваше личное благополучие зависят от выступлений в роли свидетеля?

– Не совсем так.

– В свидетеля вас приглашает прокуратура?

– Да, сэр.

– Значит, ваш профессиональный успех в значительной мере предопределяется вашей готовностью сотрудничать с прокуратурой?

– В общем, да.

– А теперь скажите, какие еще отпечатки обнаружены на фляжке?

– Множество. В том числе смазанные, идентификации не поддающиеся.

– А поддающиеся идентификации, кроме уже упомянутых, имеются?

– Да, там полно, самых разных. Некоторые весьма отчетливы, но как узнать, кому они принадлежат? А...

– Среди этих других отпечатков, – прервал его Мейсон, – а я говорю только об отчетливых, были такие, которые вам удалось идентифицировать путем сравнения с другими отпечатками пальцев?

Ломакс заколебался, перевел взгляд на Карла Харлея, и, наконец, ответил:

– Да, сэр. Я идентифицировал отпечатки Раймона Кастелло, шофера и авиамеханика доктора Малдена.