Сбежавшая принцесса

«Как любое загадочное явление», – сказал себе Люк. Как только он ее разгадает, она перестанет его интересовать. Это лишь вопрос времени.

– Я с юных лет выполняла обязанности хозяйки во дворце, – сказала Габриель. Она снова взяла чашку и сделала глоток, затем задумчиво наклонила голову. – Я всегда понимала, что представляю не только свою семью, но и свою страну. Мне это доставляло удовольствие. – Она посмотрела на него, затем в чашку с кофе. – Ты возглавляешь огромную империю. У тебя достаточно свободного времени? Ты много развлекаешься?

– Нет.

Увидев, как она напряглась, Люк пожалел о своей категоричности.

– С нашей свадьбой изменилась не только твоя жизнь, Габриель, но и моя. Я осознал, что мне пора начать выполнять обязанности, которые я до сих пор игнорировал.

– Ты не создаешь впечатления человека, который игнорирует какие бы то ни было обязанности, – ответила она после небольшой паузы.

Люк не знал, что ему делать со странным ощущением, охватившим его после ее слов. Оно было очень приятным.

– Тебе, наверное, известно, что мои родители погибли, когда мне было всего двадцать три года, – сказал Люк, пожав плечами. – Мне пришлось возглавить отцовскую компанию, чтобы все, над чем он так долго трудился, не попало в чужие руки… – Он не собирался подробно ей рассказывать о той борьбе, о том, как многие люди, которых он считал друзьями, предали его. Все это осталось в далеком прошлом. Люк улыбнулся. – Я был настроен решительно.

– Да, – произнесла Габриель. – Ты славишься своим упорством и непримиримостью. Даже беспощадностью. – Она улыбнулась, чтобы немного смягчить воздействие своих слов.

– Будем считать, что это комплимент, – ответил он, откинувшись на спинку стула. – Я много работал, чтобы во мне начали видеть угрозу.

– И тебе удалось добиться своей цели – сухо ответила Габриель.

Затем она протянула руку и взяла с тарелки спелую клубнику, и он забыл, что хотел сказать в ответ. Наблюдая за тем, как ярко-красная ягода исчезает между ее чувственных губ, Люк почувствовал, как у него в паху все напряглось. Но он решил не использовать ситуацию против нее. Она была слишком невинна для подобных сексуальных игр. Утром в перерыве между звонками он за чашкой кофе решил, что ему следует начать ухаживать за своей женой. Развлекать ее, доставлять ей удовольствие. Таковы были его намерения до тех пор, пока она не сбежала с приема.

– Никто не верил, что я смогу управлять отцовскими холдингами, – продолжил он, чтобы не думать о ее чувственных губах. – Я только окончил университет. – Их взгляды встретились, и Люк увидел в ее глазах интерес. Это вызвало внутри него новую волну желания. – Я не люблю, когда мне говорят, что я могу, а чего нет.

«Всего двадцать три, – подумала Габриель, – и уже такой серьезный противник». Когда он замолчал, она нахмурилась.

– Мне жаль, – произнесла она, вглядываясь в его суровые черты и пытаясь увидеть намек на боль, которую он испытал много лет назад. Ничего не найдя, она сглотнула и продолжила: – Двадцать три года – это еще очень мало. Гибель родителей была для тебя тяжелой утратой.

– Ты тоже лишилась матери, не так ли? – спросил Люк.

Его взгляд был тяжелым, но она уже не боялась его, как раньше. Неужели желание притупило инстинкт самосохранения? Она нисколько не сомневалась в том, что он даже опаснее, чем раньше, но ее тело снова отказывалось подчиняться разуму. Оно просто хотело, чтобы он был рядом.

– Да, – наконец ответила Габриель, отводя взгляд. С матерью у нее были связаны только смутные воспоминания. Нежное прикосновение ее пальцев к щеке Габриель, шелест тонкого шелкового платья, сладковатый аромат духов и милая улыбка. – Но мне тогда только исполнилось пять. Я помню ее хуже, чем мне бы этого хотелось. Думаю, потерять обоих родителей в твоем возрасте было намного тяжелее.

На щеке Люка дернулся мускул, и он слегка наклонился вперед. Его темно-серые глаза стали еще темнее. Габриель сразу уловила резкую перемену в его настроении. Несмотря на жаркое солнце, ее обдало холодом. К счастью, сегодня эта ярость направлена не на нее.

– То были тяжелые времена, – отрезал Люк, нахмурившись. – Но шумиха, спровоцированная прессой, была еще хуже. – Его губы превратились в твердую линию. – Гнусные шакалы! Столько завуалированных подозрений, слухов и мерзких инсинуаций. Словно правда не была достаточно трагичной.

– Это ужасно, – еле слышно произнесла Габриель. Она боялась, что, если его перебьет, он прекратит свой рассказ.

– На самом деле какая-то часть меня даже испытала облегчение, – произнес Люк мгновение спустя, уставившись в одну точку. – Знаю, гордиться здесь нечем. Мои родители всегда думали только о себе. До меня им не было никакого дела. Думаю, мой отец безумно любил мою мать, несмотря на все ее измены, истерики и капризы. Но его одного в качестве зрителя ей было мало.

Габриель читала о его матери. Виттория Гарнье была женщиной яркой, темпераментной и очень красивой. Благодаря своему происхождению и этим качествам она оказалась в центре внимания желтой прессы, которая то лебезила перед ней, то поливала ее грязью. В подобных ситуациях о ребенке, разумеется, никто не думает. Никто не задавался вопросом, что чувствовал бедный Люк, когда его родители выясняли отношения на глазах у всего мира. Когда ходили слухи, что его отец не был его физиологическим отцом, а таблоиды печатали списки любовников его матери. Когда в жизнь его семьи вмешивались посторонние, чтобы нагреть на этом руки.

Ее сердце разрывалось от жалости к Люку, выросшему в таком аду, но она не осмелилась сказать ему о своих чувствах.

– Тебя с тем типом что-то связывает? – спросила она. – С папарацци, которого мы встретили вчера у ресторана?

– Его зовут Сильвио Доменико, – с отвращением произнес Люк. Его лицо стало непроницаемым. – Прежде чем ты мне успела задать этот вопрос, отвечу: да, он тот самый человек, которому я заехал по физиономии на похоронах своих родителей. «Горюющий наследник четы Гарнье затеял драку на кладбище» – кажется, так гласил заголовок. – Его губы дернулись. – Сколько достоинства! Сколько уважения к памяти покойных!

Габриель не поняла, кому он адресовал последние фразы, желтой прессе или самому себе.

– Что произошло? – спросила Габриель. Ей безумно хотелось лучше узнать своего мужа. Он был человеком замкнутым и в то же время делился с ней своим прошлым по собственной воле. Определенно это что-то значило.

– Он жалкая пресмыкающаяся тварь, – ответил Люк, сверкая глазами. – И не стоит того, чтобы пачкать об него ботинки. – Он выругался на итальянском. – Но сегодня ничто уже не имеет значения. Все осталось в далеком прошлом.

Вряд ли это так, если, узнав, что о ее исчезновении написали в газетах, он пришел в такую ярость. А может, ярость Люка была нацелена не на Габриель, а на призрак его непутевой матери, который спустя столько лет передал ему привет из прошлого?

– Мне так жаль, – произнесла Габриель, жалея, что завела разговор на эту тему. – Я понятия не имела, что мой побег может кому-то навредить, кроме меня.

У Люка зазвонил мобильный телефон.

– Я тебе верю, – сказал он, потянувшись за телефоном.