Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10
Шрифт:
– Нельзя хотя бы выключить эту провинциальную музыку?
– Скорее всего нет, но песня скоро кончится.
– Это полный отстой.
– Сказать по правде, я с вами согласен, – с неожиданной истовостью согласился невысокий гость. – Чтобы вас как-то утешить, скажу: через час музыкальный канал начну выбирать я. А то этот трек мне уже вот где.
Утром, до начала десятого, Хойл работал у себя в приватном кабинете. Вставал он рано, а утро любил разнообразить перерывом на физическую разминку. В этот раз он с час провел у себя в персональном спортзале на степпере, после чего разделся до плавок и вошел в бассейную. Шевеля над самой водой пальцами, постоял у бортика, затем надел
В ходе вчерашних работ система дозирования была изменена, и вода прибавила в кислотности, а к хлорину еще и оказался добавлен цианид натрия. С запиранием дверного замка и включением внутреннего освещения растворение цианида в окисленной воде резко усилилось, что привело к выходу синильной кислоты.
Таким образом бассейн Хойла только что превратился в газовую камеру.
К концу второго круга у пловца уже кружилась голова. Сбились и пространственные ориентиры: круг Николас закончил не в торце бассейна, а стукнувшись головой о боковой бортик. Трудно было дышать. Сердце, несмотря на физические усилия, работало все медленней. Глаза чесались и горели. Во рту ощущался едкий привкус. Хойла стошнило прямо в воду. Жгло и губы, боль расходилась по всему телу. Хойл забарахтался в попытке подплыть к лесенке, но мог лишь едва шевелить ступнями. Крик о помощи оказался беззвучным: в рот залилась вода, и теперь вдобавок жгло язык и горло.
Хойла пробила паника. Тело онемело, и он уже не мог держаться на плаву. Николас погрузился под поверхность и вроде как слышал какие-то крики, но ничего не мог видеть, потому что к этому моменту уже ослеп. Рот по-рыбьи открылся, и Хойл пошел ко дну, ощущая, как вода словно опаляет внутренности.
Через несколько минут он был мертв.
К тому моменту как о происходящем догадался Симеон, спасать его работодателя было уже поздно. Симеону удалось отменить команду закрытия замков, но, едва почуяв, чем сейчас пахнет воздух в бассейной, он был вынужден активировать ее снова. В качестве дополнительной меры предосторожности личный помощник до проветривания помещения покинул пентхаус, и лишь затем, после всех манипуляций, один зашел внутрь. Здесь он неподвижно стоял, уставившись на подвешенное словно в невесомости тело Хойла.
На поясе у Симеона запиликал сотовый. Дисплей указывал, что звонят с частного номера.
– Симеон, – послышался в трубке низкий густой голос.
– Кто это?
– Я думаю, ты догадываешься.
Да. Можно было догадаться: звонит тот темнокожий, Луис.
– Это твоих рук дело?
– Моих. Я что-то не вижу, чтобы ты кидался его спасать.
Симеон инстинктивно огляделся, озирая громады зданий, окружающие бассейн. Их окна смотрели встречно, бесстрастные и немигающие.
– Он являлся моим работодателем. Я был нанят его защищать.
– Но не погибать за него. Ты делал все, от тебя зависящее. Нельзя защитить человека от него самого.
– Я мог бы пуститься по твоему следу. На кону моя репутация.
– Ты охранник, а не весталка. Думаю, твоя репутация восстановится. Если пустишься за мной, это может пагубно отразиться на твоем здоровье. Поэтому советую воздержаться. Вряд ли ты был полностью в курсе того, что происходило между Хойлом и Лихагеном. Ты не кажешься мне человеком, готовым с легкой душой подставить другого. А может, я ошибаюсь. Может, ты бы хотел со мной столкнуться.
Симеон какое-то время молчал.
– Ладно, – произнес он. – Я устраняюсь.
– Хорошо. В городе не оставайся. Не оставайся даже в стране. Я уверен, человек с твоими способностями без
труда пристроится где-нибудь еще, вдалеке отсюда. Хороший солдат всегда найдет себе подходящую войнушку.– А если я этого не сделаю?
– Тогда наши пути могут снова пересечься. Мне кто-то однажды сказал: «Избегай оставлять свидетелей». Как бы мне в этом качестве не начать усматривать тебя. Я бы этого не хотел.
Разговор на этом закончился. Свой мобильник и пропуск секьюрити Симеон оставил у бассейна. Покинув пентхаус Хойла, он прошел через вестибюль, спустился в лифте и быстро, хотя и непринужденно, вышел из здания. Со своих высот на него величаво взирали небоскребы – горной грядой, отражая своими окнами позднее осеннее солнце и небо, словно подернутое молочно-золотистой тканью. Симеон ни минуты не сомневался в своей везучести: ему дарована жизнь. И лишь легкий оттенок стыда тлел от ощущения, что он сейчас убегает, скрывается. Одного этого Симеону хватило на то, чтобы, приостановившись, расправить плечи в попытке восстановить свое достоинство. Он оглядел окружающие здания, переходя глазами от карниза к карнизу, от окна к окну. И спустя какое-то время кивнул и себе, и человеку, который – он знал – наблюдает за его перемещением.
Луис – киллер, горящий человек.
Луис, последний из Жнецов.
От автора
При написании этого романа ряд книг оказался мне особенно полезен. Я их перечислю: «Города заката: Тайное измерение американского расизма» Джеймса Лёвена (Touchstone, 2005); «Адирондак: История первой пустыни Америки» Поля Шнайдера (Owl Books, 1997), а также «Постигая убийство: Психологическая цена науки убивать на войне и в обществе» Дэйва Гроссмана (Back Bay Books, 1996).
Я благодарен за ту добрую помощь, которую мне оказали Джо Лонг и Кит Лонг в части книги, посвященной Куинсу; благодарен Джеффу Ридьярду, из которого в другой жизни мог бы вполне получиться достойный убийца. Спасибо также моему британскому редактору Сью Флетчер и всем в «Hodder & Stoughton»; моему американскому редактору Эмили Бестлер и всем в «Atria Books» и «Pocket Books»; моему агенту Дарли Андерсону и его прекрасному персоналу. Наконец, спасибо Дженни, Кэмерону и Алистеру за их всегдашнее терпение. Всем вам моя любовь и благодарность.
Джон Коннолли
Любовники смерти
John Connolly
THE LOVERS
Copyright © John Connolly 2009.
This edition published by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency and The Van Lear Agency.
Посвящается Дженни
Пролог
Правда часто оказывается
страшным оружием агрессии.
Ради правды можно лгать и даже убивать.
Я говорю себе, что это не расследование. В отношении других все должно быть расследовано, но не для меня и моей семьи. Я готов копаться в жизни чужих людей и выставлять напоказ их тайны и ложь – иногда ради денег, а иногда потому, что это единственный способ развеять старые призраки, – но я не хочу копаться и ворошить то, что я всегда считал личной жизнью моих родителей. Они умерли. И пусть спят спокойно.