Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10
Шрифт:
— И как вы реагировали на их угрозы?
— Вам известно, как. На моих руках их кровь. И в отдельных случаях так же поступали вы.
— Вы вступили в «Воинство Тьмы»?
— Нет.
Слева до меня донеслось странное жужжание. Какая-то оса ползала по зеркалу над моей головой. Судя по заторможенности ее движений, она собиралась сдохнуть. В памяти всплыла другая встреча с Эпстайном, когда он рассказывал мне о паразитирующих осах, откладывающих личинки в пауках. Такой паук таскал в себе эти развивающиеся личинки, и они изменяли его поведение, заставляя переделать паутину так, что когда личинки наконец отделялись от его
Я видел, что Эпстайн следит за этим умирающим насекомым, и догадался, что ему вспомнился тот же разговор.
— Я бы догадался, — сказал я. — Уж к этому времени наверняка догадался бы, что таскаю в себе каких-то паразитов.
— Вы уверены?
— Если они поселились во мне, то у них уже была масса возможностей проявиться, слишком много раз они могли бы изменить ход событий к своей выгоде. Если бы какая-то нечисть жила во мне, она обязательно вмешалась бы, чтобы спасти своих собратьев. Но ничто не отвращало мою руку и ничто не спасало их. Ничто.
И вновь взгляд Эпстайна переместился на Лиат. Я понял, что именно от ее реакции зависит, что будет со мной дальше. Оставшиеся стражи тоже следили за ней, и я заметил, как они, предвкушая развязку, положили пальцы на спусковые крючки. Со лба Эпстайна скатилась крошечная капля пота, словно слеза из скрытого третьего глаза.
Лиат кивнула, и я напрягся, ожидая, что сейчас получу пулю.
Вместо этого Эпстайн освободил мои руки и откинулся на спинку стула. Пистолеты исчезли вместе с оставшимися громилами. Мы остались втроем: Лиат, Эпстайн и я.
— Давайте выпьем, мистер Паркер, — предложил Эпстайн. — Проверка закончена.
Я глянул на свои руки. Они слегка дрожали. Усилием воли я унял дрожь.
— Идите вы к черту, — буркнул я и удалился, предоставив им возможность выпивать без меня.
Часть III
В гневе изнемогаю, горю, пламенею,
Циклоп слабоумный сердце пронзил мне.
Глава 19
Дарина Флорес отдыхала в кресле, у ее ног неподвижно сидел мальчик. Она гладила его жидкие волосенки, ощущая под пальцами странную холодную влажность детской головы. Сегодня женщина впервые поднялась с кровати после того злосчастного вечера, который сама теперь мысленно называла «инцидентом». Она настояла на уменьшении дозы обезболивающих, так как они вызывали отвратительное бредовое состояние, лишая ее способности к самоконтролю. Ей хотелось найти оптимальное соотношение между терпимой болью и ясностью сознания.
Утром врач опять навестил больную. Пока он снимал повязку с ее лица, Флорес пристально следила за ним, словно надеялась увидеть в его глазах свидетельство причиненного ей ущерба, но их выражение оставалось совершенно равнодушным. Худощавому доктору уже пошел шестой десяток, и он профессионально ухаживал за ногтями своих длинных и тонких пальцев. Эскулап
прощупал лицо пациентки по-женски мягкими прикосновениями, хотя она знала, что он традиционной ориентации. Дарина знала о нем все и в основном по этой причине решила воспользоваться его медицинскими услугами. Одно из главных преимуществ досконального изучения личности заключалось в том, что такая осведомленность лишала человека возможности отклонить приглашение.— Учитывая повреждения, заживление идет, как и ожидалось, хорошо, — сообщил врач. — Есть у вас сейчас какие-то жалобы на глаз?
— В нем по-прежнему полно колючих иголок, — ответила она.
— Вы продолжаете смазывать его лекарством? Это важно.
— А мое зрение?.. — У Флорес пересохло в горле, и она с трудом выговаривала слова.
Она даже решила, что у нее повреждены язык или голосовые связки, пока не вспомнила, что уже много дней произносила не больше пары слов в день. При повторной попытке речь стала даваться легче.
— А мое зрение восстановится?
— Да, надеюсь, со временем; хотя не могу гарантировать, что к поврежденному глазу вернется вся полнота зрения. — Врач произнес это так небрежно, что женщине с трудом удалось подавить желание ударить его. — Роговица также, вероятно, будет долго оставаться мутноватой. Мы могли бы изучить возможность пересадки здоровой роговицы. В наше время это относительно обычная процедура, в основном производящаяся амбулаторным путем. Главный вопрос — в обеспечении подходящей здоровой роговицы от недавно умершего человека.
— С этим проблем не будет, — заверила Дарина.
— Но я не имел в виду, — снисходительно улыбнувшись, пояснил врач, — что такая операция возможна в ближайшем будущем.
— Так же, как и я.
Улыбка врача растаяла, и Флорес заметила, что его пальцы слегка задрожали.
— Я еще не видела своего лица, — сказала она. — В комнате нет зеркал, а те, что в ванной, мой сын занавесил.
— Он выполнил мои указания, — пояснил врач.
— Почему? Неужели я стала так ужасно выглядеть?
Она отдала должное его выдержке. Он не отвел взгляд и никоим образом не выдал своего внутреннего состояния.
— Пока рано делать выводы. Кожа еще не восстановилась после ожогов. Когда они подживут, мы применим новые методы для вашего оздоровления. Иногда пациенты, которым разрешали смотреться в зеркало сразу после… подобных вашему несчастных случаев, впадали в отчаяние. И это справедливо для любой серьезной травмы или болезни. Первые дни и недели обычно самые трудные. Пациенты могут решить, что они не смогут поправиться, или у них пропадает воля к исцелению. В вашем случае, как я сказал, время залечит раны, а то, с чем не справится время, смогут исправить хирурги. У нас большой опыт и очень хорошие успехи в лечении ожоговых ран.
Врач похлопал Дарину по плечу ободряющим и многообещающим жестом, которым наверняка множество раз успокаивал своих больных, и она возненавидела его за это. Возненавидела за лживые обещания, за непроницаемое лицо и даже за мысли, которые он мог скрывать за своим покровительственным отношением. Он почувствовал, что зашел слишком далеко, поэтому повернулся к ней спиной и начал складывать свои инструменты и перевязочные материалы. Однако очевидная враждебность пациентки словно бросала ему вызов, и он невольно пытался утвердиться в своем превосходстве над ней.