Сборник коротких рассказов

Жизнь показала, что он ошибался. Главным потребителем оказались PR-агентства и редакции газет. Такова современная селяви.

ПЕРЕКИНЕМСЯ В КАРТИШКИ

Вот сидят они за столом, в руках картишки, сидят расслабившись, устав от сотворения миров и решения проблем добра и зла. Оттягиваются.

— Он освободил рабочий день для встречи с ней! — карта ложится на стол.

— Ан нет! У нее — срочная работа.

— Редкий случай — у нее на работе профилактика оборудования, студия не работает, она свободна — карта смачно шлепает по столу. — Нетушки! Этот дурак перепутал день — она свободна, когда готовят передачу для этого дня, а он решил, что прямо в этот день, она позвонила и говорила недоумевающим голосом…

— У него свободное воскресенье! — А ей надо срочно написать три статьи.

— Ну, а так? — Ах, как неловко мне делать такой ход… Он хитро щурится

— Съела что-то несвежее, с кем не бывает…

— Ну, наконец, свободны оба, здоровы оба, все, все! — У нее — день рождения брата. — карта старшей масти красиво планирует и приземляется. За ее полетом следят две пары глаз. Эти двое, устав от сотворения миров и решения проблем добра и зла, решили перекинуться в картишки. В дурачка. Ставка мизерная — игра почти на интерес.

На нашу встречу.

ПИСЬМО ПОЛКОВНИКУ БОНАФЕДЕ

Когда я первый раз имел удовольствие, пользуясь машиной времени, попасть в то описываемое прошлое, где Вы, полковник Б., командующий ракетной базой Острова Крым, выпивали и закусывали квантум сатис с гэбэшником, я — каюсь — не заменил этого момента. Сие можно отнести на счет моей неопытности в пользовании машиной. Но рискну высказать предположение, что дело было в другом — есть вещи, столь плохо вмещающиеся в сознание, что слабый мозг защищается от них и «не замечает». Как в узкой двери застревает мебель, которую будет трудно разместить в комнате — застревает уже при попытке внести. Чтобы осознать факт Вашего предательства, мне — после того, как я понедоумевал какое-то время — потребовалось еще раз взгромоздиться в экспериментальную модель указанной выше машины, пнуть педаль и отбыть. Ох, и подпрыгивал же сей рыдван на стыках произведений! Впрочем, хорошие современные машины выпускаются с такими рессорами, что можно перепархивать хоть с Лукьяненко на Стругацких, хоть с Тимура на Кибирова, — но аренда таких машин мне очень не по карману. Утешает и смешит то, что пользователи этих моделей не ездят по таким буеракам. Они предпочитают бархатную трассу из Марининой, Коэльо и далее — до горизонта. Попав к вам второй раз, я осознал — вы предатель. Нет, нет, никаких оценок. Просто констатация — вы пили свой квантум и закусывали сатисом, когда в море падали горящие обломки вертолета. Вам напомнить, кто в нем был?

Бесполезно говорить Вам и таким как Вы, что где-то вас всех, всех и каждого спросят поименно и пофамильно — где твой брат? Сестра, мать, отец, сын, друг, подруга, начальник, подчиненный… Где? Уж не знаю, почему из века в век становились предателями люди, которые верили — на самом деле верили, а не валяли дурака, как большинство теперешних россиян — верили в Страшный Суд, верили в весы и воздаяние, верили, что «есть суд и есть судья». Почему у них не закладывало уши от крика — «Где?! Где те, кого ты продал?» Все бесполезно. А может быть, они и не верили? Человек, вставший на этот путь… да. Он даже не понимает, что те, кто его купил, — завтра продадут его еще дешевле или просто убьют. Потому что покупатель всегда знает цену этой собачатине…

Единственное, что могу сделать я, своим не слишком сильным умом, своим не очень умелым пером, — это воспеть тебя, воздать тебе хвалу, напомнить людям еще раз о тебе, символ предательства, полковник Бонафеде, командующий ракетной базой Острова Крым. О том, как ты продал своих друзей, продал идею и свободу. В надежде на то, что кому-то в мгновение выбора вспомнится этот вонючий символ.

И поможет сделать выбор — тот, который мы часто хотим сделать, и ищем для этого сил.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВОСЬМОЕ, ИЛИ КАК ТРУРЛЬ ОБЕСПЕЧИЛ БЕСКОНЕЧНОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ ВСЕЛЕННОЙ

Успех, который сопутствовал друзьям-конструкторам во всех их начинаниях, побуждал их ставить перед собой задачи все более и более воодушевляющие. Это с одной стороны. С другой же — хоть и имели Трурль и Клапауций иное, нежели мы о вами, уважаемый читатель, естество (впрочем, кто вас знает — читателей-то много), но мысль о будущем конце Вселенной немало их ужасала. И не единожды на досуге, приняв по стаканчику доброго пльзенского машинного масла, жаловался Трурль Клапауцию на обуревающую его жалость к Вселенной, на что Клапауций резонно возражал ему, что все вещи, конец (да и начало) существования коих они, конструкторы, наблюдали, были вещами ограниченными, были частью «всего». И поэтому нельзя ни слово «конец», ни слово «начало» применить ко «всему», т. е. ко Вселенной. Вот в такой беседе и проводили время приятели в любимом своем кабачке «У веселого робота». И длилось это до тех пор, пока… Необходимое пояснение: все путешествия «Кибериады» записаны Ст. Лемом со слов Трурля и Клапауция, подкрепленных либо вещественными доказательствами, либо показаниями очевидцев. Конструкторы же наши довольно словоохотливы и витиеваты, что и видно по тексту «Кибериады». Об этой же истории — путешествием ее назвать ну никак нельзя, ибо вся она произошла вот тут, прямо в родном их городе, Трурль вообще говорить отказался, а Клапауций был, вопреки обыкновению, немногословен. Из чего можно сделать вывод об особом значении, придаваемом этой истории нашими друзьями-конструкторами.

… пока однажды Трурль явился, не лучась от гордости из-за очередного достижения, и тихо и спокойно и где-то в середине разговора сказал Клапауцию совершенно нейтральным голосом, что он теперь точно знает, что Вселенная вечна. «Откуда же?!» — вопросил Клапауций. «Это довольно просто, ответствовал тот. — Пошли, я тебе покажу». Уже изрядно нагрузившиеся друзья проследовали в лабораторию Трурля, где он показал Клапауцию небольшую коробочку с восемнадцатью цифрами на передней панели. Крайняя справа цифра раз в секунду увеличивалась на единицу. Раз в десять секунд увеличивалась вторая справа… «Что это, часы?» — спросил Клапауций. «Ну, в некотором роде часы… — промолвил Трурль. — Ты же знаешь, — продолжил он, — что ряд натуральных чисел не имеет конца. И, прибавляя к нему по единице, можно двигаться по нему бесконечно. А раз так, то прибор, прибавляющий по единице, должен иметь возможность делать это до бесконечности. А значит, и Вселенная, в которой находится этот прибор и в которой он прибавляет раз в секунду свои единицы, будет существовать вечно.»

Ошеломленный Клапауций спросил: «А что произойдет, когда во всех восемнадцати окошках будут девятки? Правда, это тоже немало — 300 миллиардов лет, раз в десять больше, чем по утверждению некоторых ученых, существует Вселенная, — добавил он. — Но все же…?»

«Вот в этом-то и состоит главное мое достижение, — ответствовал Трурль. — Видишь, — показал он Клапауцию, — этот ящик с радиодеталями? Видишь — этого маленького и примитивного робота, который только и умеет, что паять и собирать несложные схемы?» «Вижу», — ответил Клапауций. «Так вот, когда пройдет 400 миллиардов лет, он включится по сигналу самих этих часов и допаяет к ним еще разряд. И Вселенная будет существовать дальше.»

«А потом, — пролепетал потрясенный Клапауций, — а потом?»

«Потом? Потом допаяет еще», — ответил Трурль.

«А детали?..»

«Сам сделает» — пожав татаново-иридиевыми полированными плечами, ответствовал коллега и друг.

ТРУДНО БЫТЬ АНГЕЛОМ

О.Г.

— Ты всегда был добрым и хорошим мальчиком…

— Нет!

— Ты всегда заботился о людях, желал им добра и помогал им…

— Нет!

— Ты можешь теперь помогать им куда лучше; ведь ты будешь охранять их и докладывать об их проблемах непосредственно мне…

— Нет.

— Но почему?

— Да потому, что я… то, что я делаю — это не ради них самих, а ради их восхищенных глаз, я имею в виду — школьников на занятиях.

— А остальные? Разве не для их блага, разве не для их психологического благополучия действуешь ты?

— Ага! — злобно усмехнулся собеседник. — Ты знаешь, Господи, какой это кайф, когда девушка «улетает» прямо у тебя в руках?! А потом говорит, только что не закатывая глаза: «У меня ни с кем не было так, как с тобой»…

Воцарилось молчание.

Сидевший по одну сторону стола Господь, Вседержитель Вселенной и он же — начальник божественного отдела кадров (шутка; просто Господь подбирал себе кадры сам), горестно поджал губы и покачал головой.

— Ну, голубчик, если вы так возражаете… не в наших правилах навязываться… однако вы лишаетесь больших возможностей… да и мне было бы приятно с вами работать…

Что-то дрогнуло внутри меня. Он, сам Он сказал мне такое…

— Это еще не все, — торопливо, будто боясь, что заткнут рот, продолжал я, — есть во мне и садистский душок, когда они еще только открывают рот, чтобы дать ошибочный ответ, а я уже знаю, какой ответ они дадут и с плотоядной ухмылочкой…