Сборник "Круг Земель"

В первую минуту стражник принял Герфегеста за своего напарника, отлучившегося по нужде.

– Да не морочь меня, ты скажи, это ты или кто? – в голосе стража смешались страх и раздражение, которое было призвано этот страх скрывать.

– Это я, – прошептал Герфегест и снес ему голову, одновременно с этим отскакивая как можно дальше. Он не хотел являться к Хармане с ног до головы перемазанным чужой кровью. Почему? Герфегест не стал искать ответ на этот вопрос, удовлетворившись весьма слабой версией о врожденной чистоплотности.

Он двинулся дальше. Спальный покой Харманы располагался на четвертом ярусе замка.

Герфегест просто не мог себе позволить проходить первый ярус, отправляя в Святую Землю Грем души всех охранников, которые могли встретиться ему на пути. Теперь он был еще более ограничен во времени, чем раньше. Он не знал, сколько раз за ночь сменяется стража в Наг-Нараоне. Но рассчитывал на худшее. Это значило, что на все про все у него не более получаса.

Торопиться Герфегест не любил и не умел. Он прополз по-пластунски весь коридор второго яруса. Ему не хотелось связываться с молодцами, клюющими носами возле лестницы. В этот раз ему снова удалось остаться незамеченным. Затем он вылез в окно и снова пустил в дело трехлапую «кошку» – теперь расположение окон было таковым, что позволяло путешествовать по стенам безо всякой тревоги оказаться замеченным извне. Окон на северном фасаде было сравнительно мало. А те три окна, на которые держал курс Герфегест Конгетлар, были окнами спального покоя Харманы.

Герфегест зацепился за подоконник крайнего окна и прислушался. Кто бы ни был в спальных покоях Харманы, он не спал. Этот некто мерил комнату беспокойными шагами. Гамелины, похоже, тоже страдали бессонницей.

К счастью, окно было не заперто. Более того, оно было распахнуто настежь, и чугунная кованая решетка – два черных лебедя один подле другого – слегка подрагивала под напором ветра, издавая звуки, больше всего напоминавшие вздохи Морского Тритона, ослабленные расстоянием в сотню морских лиг. Еще минута, и он увидит Харману.

10

Как он представлял себе Харману, Хозяйку Дома Гамелинов, виновную в смерти его возлюбленной Тайен? Что он знал о ней – женщине, которую, собирался убить?

Перед тем как сделать последний рывок, Герфегест задал себе этот вопрос. На такой никогда бы не сподобился настоящий человек Алустрала. Тот, собравшись мстить, отомстит без всяких посторонних мыслей. Этот вопрос был вопрос человека Сармонта-зары, и Герфегест прекрасно отдавал себе в этом отчет. Дурно это или хорошо, но он давно перестал быть таким Конгетларом, какими были его кровники – красавец Вада, дядя Теппурт, отец, учитель Зикра. Они все умерли, а он остался. Он – новый Хозяин Дома. Он имеет право на неповиновение.

Хармана Гамелин. Он знал, что она молода. Ста-гевд был старше ее, но он не был стар. Стало быть, ей никак не больше двадцати пяти. Она наверняка брюнетка, ибо женщины Гамелинов рождены с черными волосами. Она заплетает волосы в три косы – так водится у Гамелинов. На ее лице – печать Пути Стали. Этим путем следуют Гамелины.

Ее глаза. Они наверняка злы, остры и проницательны. Герфегест не боялся чужого взгляда – он сам умел смотреть на людей так, что они признавали его правоту почти мгновенно. Часто – без слов. Герфегест не сомневался, что подобным качеством обладает и Хармана. Красива она или уродлива? Определенно, красива. Безусловно, уродлива. Герфегест допускал и то и другое. Герфегест никогда не лгал себе – где-то в глубине души он был уверен в том, что она красива и что красота эта тронута тлетворным дыханием смерти.

Легкое и сильное тело Герфегеста взметнулось на подоконник, и минуту спустя он был уже в одной из трех комнат спального покоя Харманы. Если Хармана позволяет стражникам быть в комнате во время своих бессонных бдений, он убьет их всех. Сколько бы их ни было, немедленно. Безо всяких изощрений. Если стражи стоят под дверью, как это обычно бывает, он убьет их погодя – после того, как решится участь их госпожи. То же самое случится с придворными дамами, служанками и прочими.

Если Хармана закричит и стражники бросятся на помощь, им придется умереть несколько раньше. Но что-то подсказывало Герфегесту, что она не закричит. Почему?

11

Первая комната спального покоя была пуста, словно яичная скорлупа, покинутая вылупившимся цыпленком. Вторая тоже. Стражей, возни с которыми так опасался Герфегест, не было. Не было и служанок.

Обе комнаты были выдержаны в весьма аскетическом духе. Герфегест даже стал опасаться, что, понадеявшись на свою интуицию и знание обычаев Гамели-нов, он забрался не в те комнаты. Уж очень все это было не похоже на жилище знатной дамы. Деревянные статуи в нишах. Покрытые магическими знаками гобелены. Редкая, низкая мебель. Только цветы в пузатой приземистой вазе успокоили Герфегеста. Желтые лилии – Цветок черных лебедей. И Харманы тоже. «По крайней мере, это комната женщины», – промелькнуло в мозгу у Герфегеста, когда он, по-прежнему бесшумный, словно ветер в месяце Эсон, остановился у порога третьей комнаты.

Четыре масляных лампады, притаившиеся внутри хрустальных сосудов, стояли в узких и длинных прямоугольных нишах, освещая комнату дробящимся, неярким светом. Ложе – необъятное, широкое, без ножек – располагалось почти у самого пола, как это было в обычае у Гамелинов. Оно стояло в самом центре комнаты. На ложе, у самой его спинки с вездесущими лебедями и лилиями, сидела женщина. Лица ее Герфегест не видел. Оно было скрыто густым черным флером. Тело тоже пряталось под плотной черной тканью. Знак погруженности в глубокие и безрадостные раздумья. «О чем это она? Небось, о своем упыре Стагевде?» Герфегест был уверен в том, что она не спит – он слышал ее шаги, притаившись у подоконника. Его не проведешь такими детскими трюками.

Герфегест снял с руки шелковую «змею». Госпожа Хармана – если это, конечно, госпожа Хармана, сейчас умрет. Наверное, то есть без сомнения, она чувствует его присутствие. И, конечно, задумала некий трюк. Смотрит на него из-под вуали и лелеет на груди какую-нибудь метательную гадость. И наверняка отравленную. Сейчас она бросит ее, а в случае неудачи пронзительно заорет. Не удалось, мол, справиться самостоятельно, так помогите же! Но он не даст ей заорать. Он обвернет вокруг ее шеи шелковый шнур и одним выверенным движением затянет его. Не сказав ни слова.

Но отравленное лезвие не устремилось в грудь Герфегесту. Хармана – а это была она, и только она – отбросила с лица черное покрывало и тихо произнесла:

– Я ждала тебя. Последний из Конгетларов. Я не стану звать стражу. Если бы я хотела обезопасить себя, я бы приказала схватить тебя в тот момент, когда ты сошел со спины боевого дельфина. Но я не хочу. Я знаю, что ты не убьешь меня. И ты тоже знаешь это.

12

Поцелуй Харманы был соленым, словно поцелуй океанской волны. Ее объятия – объятия вечности, дрожащей в экстатическом наваждении.

Путь Гамелинов – это путь страсти. Герфегест знал это. Сила Гамелинов – в любовном соитии Харманы и Стагевда. Так говорил Герфегесту Ганфала.

Герфегест вошел в Харману так же естественно, как звенящие струи весеннего ручья вливаются в океан. Так же неистово, как ураган срывает соломенные крыши с крестьянских хижин. И он забыл обо всем, что слышал.

Когда Герфегест и Хармана упали на ложе, светильники в хрустальных сосудах разгорелись ярким оранжевым светом. Жадные руки Герфегеста сорвали с тела Харманы черную вуаль. Под ней не было ровным счетом ничего. Ни платья, ни шелковой рубахи. Под ней было нечто более ценное, чем златотканая парча, чем варанский бархат, чем тончайший итский пергамент. Бледное и совершенное тело Хозяйки Дома Гамелинов.