Сборник Попаданец

— А ну стой! — закричала она. — Опять?!

Это не «опять», этот тактический прием великие полководцы издревле применяли в практике, называя его «тактическим отступлением». Я не убегал! Я менял диспозицию для последующей корректировки и внесения изменений в план битвы.

Предполагаемый противник взревел разъяренной львицей, бросаясь за мной следом, явно заблаговременно подготовившись к моим стратегическим перестановкам, так как в этот раз она была в костюме, а не в платье, которое бы хоть немного, но тормозило ее движение.

— Стой!

— Лови!

— Держи!

К общему плану наступления тут же присоединились остальные части противника, огромной разъяренной массой разгневанной бахромы и шелестящих юбок устремляясь за мной следом. Мда уж, в этот момент я чувствовал себя маленьким, но гордым, хитрозадым вьетконговцем, удирающим по джунглям от кипучего напалма страстей и разгоряченной плоти всепожирающей любви мамы Америки. Ядрена мощь визжала, улюлюкала и бросала мне вслед туфлями, в то время как я пытался отрастить на спине глаза, чтобы вычленить из общей массы страшный сверхзвуковой истребитель под кодовым индексом Лесса, несущий в своих крыльях оружие моей погибели.

— А ну всем стоять! — На нашем пути монументально, весомо и угрожающе нарисовалась Вальери де Кервье собственной персоной, строгим взглядом смерившая всю компанию и заставившая всех опустить виновато головы вниз. — Это что за ипподром бравых армейских кобылиц?! Что вы себе позволяете, леди?!

Заскочив за спину железной леди, я изобразил кульминационное завершение танца короля поп-сцены Майкла Джексона, то есть крутанулся вокруг оси, после чего одну руку вверх, другую на свое достоинство, при всем при этом нежась в лучах безнаказанности и сладкой победы над злобным, но теперь поверженным противником. Чем, естественно, разозлил кипящих негодованием дам, добавив, что называется, масла в огонь.

— А почему он…

— А вы знаете, что он…

— Да он такое сделал…

— Ты все равно от нас не уйдешь!

Хором, в унисон загудели барышни, переходя с угроз на жалобы. Моя скала, за которой я прятался, была непробиваема и непоколебима, как Великая Китайская стена.

— А ну прекратить! — Де Кервье топнула ножкой. — Вы посмотрите, на что вы похожи? Разве это образ истинной леди? Бегаете за каким-то худосочным кобельком, словно кошки при весеннем гоне!

Эм-м-м?!.

— Разве так поступают леди? — Это кто тут худосочный кобелек?! — Это за истинной леди должны бегать вот такие кобели, а не наоборот! Бардак! Сегодня же каждая десять раз пройдется у меня из одного конца зала в другой с томиком стихов на голове! Плюс реверансы и манеры! Совсем у меня распустились!

Во-во! Так их, так! Только томиком я бы советовал по заднице их, по заднице, а еще лучше ремнем!

— А теперь вы, барон! — Бабушка Вальери смерила меня тяжелым взглядом, медленно окинув с головы до ног. — С вами у нас будет отдельный разговор! Немедленно подойдите, я вас причешу, выбросьте свою палку, заправьте рубашку… И сколько раз я вам буду говорить, чтобы вы не смели расстегивать воротничок?!

— Да, госпожа Вальери, да, конечно! — Спорить с этим тяжеловесом противопоказано здоровью, чего доброго, еще и мне стихи на голову напялит. Что я с ними потом делать буду?

— Все разошлись. — Бабуля еще пальцами не успела щелкнуть, как девчата разлетелись кто куда, скрываясь с глаз долой. — Ульрих, идем ко мне.

Ее апартаменты были самыми большими в замке, так сказать, президентский номер, который я держал на всякий случай для вип-персон. В кабинете расторопные слуги уже накрывали чайный столик, а я рассказывал всю подноготную этой истории, даже не думая что-то утаивать. Секреты тут ни к чему, потому что бабушка и так до всего докопается, ну и как буфер от последующих нападок со стороны дам. Всем не всем, но уж королеве, пусть и бывшей, думаю, и не такие приходилось выслушивать повествования за свою жизнь.

— Вообще, конечно, молодец, — после завершения моего рассказа заключила Кервье. — Но, как и все, в тебе слишком прямо и резко. Я даже не знаю, юноша, нравится мне это в тебе или тоже, как и всех, раздражает.

— Простите, не понял. — Я долил себе чаю, предварительно жестом получив отказ на еще одну порцию для нее.

— Ты очень похож на лекаря в своих действиях. — Ну, вообще-то так оно на самом деле и есть, я даже мысленно усмехнулся. — Все знают, что надо менять бинт, вскрывая рану, и я еще не знала ни одного лекаря, который бы не срывал бинт резким мощным рывком вместе с запекшейся кровью.

Ну а как по-другому? Все верно, так и надо, резко и сразу, без предупреждения. Зачем же мучить пациента? Медленно, что ли, с издевкой глядя в глаза, тянуть за тряпочку, прикипевшую к ране, так, что ли?

— Все лекари так поступают, — задумчиво произнесла она. — Нет чтобы отмочить бинт, взять и подождать, успокоить там или поговорить. Нет, они приходят, срывают, делают недовольную мину, что больной орет, после чего уже обрабатывают рану.

— Так надо, иначе можно до скончания веков выслушивать про то, как ему плохо, а он так и не решится на в принципе безобидное, хоть и болезненное действие. — Пожал я плечами.

— Вот и я про то же. — Покачала она головой. — Все сделал правильно, но так резко и больно, что аж обосраться, как неприятно!

Кружечка вместе с чаем и блюдечком, жалобно звякнув, покатилась по полу, выскочив из моих рук. От такого речевого оборота я не то что кружку, я челюсть уронил на пол. И это борец за нравственность и культуру?!

— Ой, я тебя умоляю, только не надо выкатывать глаза, мол, первый раз в жизни бранное слово услышал, я хоть и леди, но, между прочим, живой человек. — Она задорно рассмеялась. — Клянусь, глядя на девочек, чуть сама за тобой с криками не побежала! Ну ты силен, Ульрих, умеешь раззадорить, я даже боюсь представить, что случится со столичным обществом, когда ты там появишься, а уж подрастешь, так вообще знатный сердцеед из тебя получится.

— Полноте вам. — Она реально смутила меня.

— Ладно, действительно, не о том сейчас. — Она посерьезнела. — Теперь давай о серьезном, о политике. Не знаю, что ты будешь делать, выдумывай что хочешь, но чтобы они сошлись опять, причем как можно быстрей.

— Зачем? — Признаюсь, был удивлен.

— Пиксквары вырождаются, у брата баронессы дочь и, к сожалению, по имеющимся у меня данным, детей у них больше не будет. — Она подалась вперед. — Дочки баронессой рождены вне брака, так что их вообще никто считать не будет, а вот сама баронесса еще вполне сильная женщина, которая может принести роду наследника. Про волчью кровь не напоминай, баронесса не рожденная, а обращенная волчица, так что от нормального мужика у нее будут нормальные дети. Твой Гарич прекрасная партия, он, конечно, не из богатой семьи, но зато род его очень знаменит и в определенных кругах имеет, как и вес, так и определенную славу.

— Э-м-м… — Слов нет, по крайней мере цензурных.

— Понимаю, дельце грязное, но поверь мне, достойное. — Она подняла перст, предупреждая мои слова. — Даже не думай вывернуться, все эти свои моральные устои и принципы засунь куда поглубже. И да, это я тебе не как де Кервье говорю, чтобы ты понимал.

— Ясно. — Что тут сказать? Королевская семья решила так, значит быть посему. Естественно, я даже пальцем не пошевелю, но вот в сторонку отойду впредь, не влезая со своими советами. — Что-то еще?