Сборник рассказов Большое великое солнце

Старик открыл глаза и уставился на белое пятно в гуще серых, слегка затуманенных облаков. Он улыбнулся и, казалось, застыл с этой улыбкой на лице, но Арон верил, что старик всё ещё продолжал восторженно смотреть в это бесконечное небо, подыскивая там место для себя.

Безмолвный свидетель

Полная душистыми цветами степь, пока что не опалённая беспощадным солнцем, раскинулась у подножия высоких холмов, за которыми, словно исполины, стояли, прижавшись друг к другу, высокие горы Алатау. И богатая цветами и дикими травами природа широко растянулась по холмам вокруг небольшого и неприметного селения, усаженного будто бы в ложбине, неподалёку от широкой реки, впадающей в озеро, со всех сторон густо пестрившее многоцветием полевых трав.

Маленькие саманные домишки старого села со множеством глиняных пристроек были не приметными и чуть покосившимися, с тёплым запахом густого дымка, доносившегося из дворов, заросших плодовыми деревьями. В это светлое, апрельское утро было особенно тепло. И старик Алибек, давно овдовевший и живущий со своим сыном Баширом и невесткой Инарой, старательно обрабатывал землю на своём небольшом участке, очищая её от сгнившей под снегом травы и опавших веток. Во дворе, широком и чистом, стояла старенькая машина его сына Башира. А за домом в просторном огороде разместились небольшие постройки для скотины и маленькая ветхая баня. Старик шумно сопел в спутанные меж собой усы и бороду, свисавшие на грудь, а на его изрытом глубокими морщинами лбу клочьями торчали в разные стороны растрёпанные, влажные от пота волосы. Шестилетний внук Алибека по имени Айдар сидел поодаль от него и с любопытством наблюдал, как сильные морщинистые руки его сурового деда размахивали длинной, отлично наточенной мотыгой. На мальчике была не по размеру большая, старая ватная куртка, доставшаяся ему от подросших соседей, а на совершенно лысой голове торчком сидела вязанная шапка не понятного кроя. Ребёнок сидел на пороге дома, с удовольствием откусывая свежую, тёплую лепёшку, которую он крепко держал в руке. В тот момент в доме что-то грохнуло, на пол упал стул, хрипло царапая деревянные половицы. А через мгновение старик с мальчиком услышали, как Башир начал снова ругаться со своей женой Инарой. Но ребёнок не вздрагивал от этого шума, лишь замер на месте, слушая громкие голоса и бранную речь взрослых. При этом он всё медленнее жевал свою лепёшку, уже не обращая внимания на падающие на колени крошки. Мальчик внимательно прислушивался к крику своего вспыльчивого отца и жалобным всхлипам матери. Всё было, как всегда, сначала мать тихо, но коротко отвечала на придирки Башира, потом кричала, а уж потом, если ей не удавалось убедить мужа, который часто в ярости набрасывался на неё, всхлипывала или громко ревела.

– Успокой её, Башир! – сердито рявкнул старик своему сыну с улицы и, грубо отбросив в сторону мотыгу, обеими руками схватил охапку мусора и отнёс её в высокую кучу к воротам.

Айдар настороженно повернул голову на окно, из которого доносился громкий плач его матери, затем пронаблюдал, как дед осторожно обошёл внука, сидевшего прямо на пороге и вошёл в дом, плотно закрыв за собой дверь. Ребёнок спустился с крыльца, пытаясь подавить в себе необъяснимый страх, который он всегда испытывал, когда слышал плачь матери. Он медленно побрёл по двору, заставляя себя не вслушиваться в её крики, и поплёлся в сторону кучи мусора, с которой он зачем-то решил скатиться, как с горки. И, глядя на дверь, за которой только что скрылась худощавая фигура Алибека, маленький Айдар стал карабкаться на эту кучу, стараясь не выронить из руки надкусанную со всех сторон лепёшку. В доме послышалась какая-то тихая, но жёсткая возня. Инара снова заголосила и стала выкрикивать слова проклятий, обращённых теперь уже к обоим мужчинам. Они что-то грубо отвечали ей и Айдар под этот привычный шум покатился с кучи, затем вскочил на ноги и, закусив нижнюю губу зубами, побежал к ней снова. Послышались глухие удары, женщина почти заскулила и притихла. Ребёнок скатился с кучи ещё пару раз и встал посреди двора, в упор глядя на мутные, пошарпанные окна. И он всё-таки выронил лепёшку из рук, но, испугавшись шагов в прихожей, вдруг стал нервно шарить руками, озираясь по всей разбросанной куче. В этот момент старик вышел из дома и озадаченно взглянул на мальчика.

– Зачем ты раскидал мусор, балам? – без злобы пробормотал он и, взяв грабли, стал снова собирать мусор в кучу.

Айдар оставил затею искать лепёшку, да и попросту тут же забыл о ней, увидев свою мать, выскочившую из дома, с растрёпанными волосами и заплаканным, красным лицом.

Она пробежала по двору вдоль дома, закрыв своё лицо руками, и тут же скрылась в низенькой, потрескавшейся по стенам бане. Маленький Айдар побежал следом за ней, но старик громко и сердито окликнул его:

– Не ходи за ней, Айдар! Иди ко мне. Кому сказал?

Внук послушно остановился, но к деду не подошёл. Он снова сел на крыльцо и замычал. Айдар родился немым и когда он пытался издавать какие-нибудь звуки, старик оседал в плечах, пряча глаза, замолкал и всегда отворачивался. Так и теперь он, словно осёкся, сжал худые плечи и, отвернувшись от мальчика, снова отбросил грабли в сторону. А мальчишка продолжал мычать, всем своим существом прислушиваясь к громкому плачу своей матери, доносившемуся из бани. Но тут на пороге появился отец и ребёнок протяжно завыл, словно брошенный всеми щенок. Он знал, что Башир сейчас пойдёт за матерью в баню, потому что его отец совершенно не выносил её голоса, ни в тот момент, когда она плакала, ни тогда, когда она смеялась. Его отец предпочёл бы, чтобы Инара была немой. Но она не была немой, немым был его маленький сын, вид которого раздражал Башира, горько сдавливая всё его нутро.

– Тише, Айдар! – велел Башир своему сыну и почти бегом побежал в баню. Но Айдар со всех ног побежал за ним. И теперь ни окрики деда, ни рык отца его не останавливали. Мальчик бежал к своей матери, чувствуя, что его отец снова сделает ей больно. Ещё больнее, чем в доме. И он, опередив Башира, мигом вбежал в невысокое старое построение и бросился к сидящей на полу Инаре. Он упал перед ней, обхватив обеими руками её согнутые под себя ноги и уткнулся лицом в её колени. Это на секунду остановило Башира. Но он, деспотичный и властный, не смог справиться с тем, что Инара даже не вздрогнула, увидев в пороге бани своего мужа. Она крепко обняла своего тихого и ласкового сына и, опустив голову, почти касаясь губами макушки ребёнка, громко запричитала:

– Зачем я вышла за тебя, Башир?! Ты не выносишь моего присутствия и распускаешь руки по любому поводу. Я всегда раздражаю тебя и твоего отца, ты целыми днями злишься на меня и всё-таки не даёшь мне уйти! Зачем я тебе?

– Инара! – едва сдерживая себя, но невольно ища глазами что-нибудь увесистое, прошипел её муж, – Ты не должна позволять себе…

– Что я не должна себе позволять? – резко перебила его Инара, вскинув голову и глядя прямо в глаза своему мужу, – Что я не должна? Думать, говорить, дышать рядом с тобой? Что, Башир, я не должна себе позволять?!

Он с силой ударил её по лицу, разбив ей нос и кровь брызнула на шею мальчика, тут же размазавшись под его воротником. Айдар поднял голову, судорожно вцепившись в юбку матери и, инстинктивно рассчитывая, что это как-то может остановить отца, снова замычал, глядя на него.

Мужчина побагровел. Скулы его стали острыми, а взгляд стал мутным, словно он был пьяным.

– Иди к деду, Айдар! – вдруг во весь голос заорал Башир, но мальчик, задрожав всем телом, ещё крепче уткнулся в колени матери, спрятав лицо в подол её старой, ситцевой юбки.

– Говорить и думать буду я, Инара! – заорал Башир, схватив свою жену за волосы и откинув её голову назад так, что в шее женщины что-то больно хрустнуло.

– Я же не животное, Башир! – хрипло прошептала она разбитыми в кровь губами и её худенькое хрупкое тело сильно затряслось от бессилия.

– Ты женщина, Инара! Ты не животное, ты женщина! – ответил ей муж таким тоном, что Айдару показалось, что животное – это намного лучше, чем женщина.

Башир снова рванул голову жены назад и она снова захрипела. А её ребёнок беспомощно заплакал, после чего громко замычал. Отец попытался отодрать второй рукой ребёнка от своей жены, но мальчик так крепко вцепился в подол своей матери, что тонкая ткань юбки Инары затрещала на ней и стала рваться. В этот же момент в баню влетел старик и, схватив мальчика обеими руками, быстро вынес его из бани, не обращая внимания на оторванные клочья подола Инары в его зажатых до белого пальцах. Айдар мычал и бился в руках старика, а тот, вбежав в дом, уселся с ребёнком на кровати и стал качать его, больно обхватив тело ребёнка своими жилистыми руками.

– Тише, Айдар! – сипло бормотал старик, – Тише, балам. Будь мужчиной. Твоя мать не понимает, что она женщина. Тут нечего плакать, тут надо учить, понимаешь?

Айдар притих, но не потому что старику удалось утешить его, а потому что он услышал, как громко вскрикнул Башир, словно его кто-то ранил. Сын Алибека выбежал из бани во двор. Он в панике хотел сесть в машину, потом вдруг выскочил из неё и сел на корточки под воротами возле кучи мусора, судорожно обхватив свою голову сильно трясущимися руками. Волосы его были растрёпанными, на шее и висках выступил пот, лицо стало красным, словно он надрывно кричал изнутри, и пальцы, сжимавшие голову, побелели от напряжения. Старик посадил умолкнувшего внука на кровати и выбежал во двор. Айдар подошёл к окну и увидел, как дед заметался вокруг своего сына, порываясь бежать в баню, потом вдруг снова возвращаясь к сыну. Чувствуя своим детским чутьём беду, Айдар замер на месте, мгновенно перестав плакать. Ребёнок бессознательно слегка толкнул зажатым кулачком поскрипывавшую створку приоткрытого окна и до него донеслись голоса отца и деда:

– Упала! Скажем всем, что она упала, Башир! – суетился старик, бегая вокруг оцепеневшего от ужаса сына.

– Не поверят, отец! – прошептал тот бледными губами.

Лицо Башира было перекошенным, рот скривился в горькой усмешке, глаза бегали, шаря по двору в поисках хоть какого-то утешения, его руки и колени била сильная дрожь.

– Поверят! – убеждал его отец, – А кто видел? Никто не видел. Почему нет? Пошла в баню и упала. И всё на этом. Говорил тебе, Башир, не наша она. От неё сразу бедой запахло, как только она тут появилась!