Сборник рассказов

Не помогало. Дэн очень даже спокойно мог без меня жить-поживать и девок таскать, причиняя мне мучения.

Мне даже маниакально стало казаться, что у меня и прыщи пройдут, и сисьги вырастут прям в тот момент, когда Дэн меня прижмёт к себе, и скажет: «Лида, ёб твою мать, я ж так тебя люблю шопесдец! Давай уже поженимся, когда тебе стукнет осьмнадцать годоф, и умрём в один день через сто лет!»

Но этого не происходило.

А сегодня у Дэна должен был быть день рождения.

Я с особой тщательностью замазала крем-пудрой свой лоб, накрасила брови коричневыми тенями, приклеила украденные у мамы накладные ресницы французского производства и, в порыве вдохновения, нарисовала фломастером чувственную родинку над губой.

Потом я долго накручивала на щипцы чёлку, чтоб она свисала локоном страсти посередине лба, и наглаживала мамину парадно-выгребную кофту с маками.

Всё.

Посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что если Дэн меня сегодня не полюбит — то он мудак шопесдец. Потому что такая красота была только у меня и у Майкла Джексона.

По инерции, пощупав свои сисьги, я развернулась, и вышла из дома.

…В тот день Дэн нажрался до неприличия. Я, стараясь быть весь вечер ближе к нему, кряхтя, таскала именинника в кусты поблевать, вытирала его лицо мамиными маками, и тащила обратно.

И — вот он, момент истины!!!!!!!

Дэн обнял меня, прижал к себе, погладил по волосам, заглянул мне в лицо, поплевал на большой палец, стер мою нарисованную родинку, хрюкнул, и торжественно произнёс:

— Лида.

Я вздрогнула и вся обратилась в слух.

— Лида. Я приду к тебе сегодня ночью. *Загадочная пауза*. С большой-большой кувалдой. *Пауза*. Я ёбну тебе ей по башке. Которая расколется как гнилая тыква. *Пауза*. И оттуда вывалится столько говна, сколько накопилось там за все твои 14 лет. *Пауза. Пауза. Пауза*

Никогда я не забуду эту фразу. В ту ночь меня постиг типичный Облом Обыкновенный.

Правда, переживала я случившееся долго, но это из-за подросткового гормонального взрыва. И это был мой Первый Облом в жизни.

Стадия вторая. Необыкновенный облом.

Серьёзный Облом у меня случился, когда мне было лет 20. Просидев на даче с ребёнком безвылазно 2 месяца, я одичала, и перестала реагировать на внешние раздражители, кроме крика голодного или обоссавшегося сына.

На исходе второго месяца на дачу пожаловали мои родители. А меня отпустили на 3 дня в Москву. Одну.

Я сидела в вагоне электрички, и рыдала от счастья.

Естественно, на меня обращали внимание. И старались сесть подальше от рыдающей девушки. Я рыдала, и мне было всё-всё похуй.

Тут рядом со мной шлёпнулось чьё-то тело. Я скосила глаза, и прекратила реветь.

Рядом сидел сказочно красивый мужыг, и протягивал мне эскимо:

— Девушка, не надо плакать. Съешьте, вот, лучше, мороженое… Прошу Вас…

Мороженое я сожрала в 2 секунды, чуть не подавившись палочкой, икнула, смутилась, и потупила взор.

Мужыг протянул руку:

— Виктор.

Я пожала его руку липкой ладошкой:

— Лида…

И 2 часа мы ехали вместе. 2 часа я не спускала с него глаз, и судорожно прикидывала, как бы так ненавязчиво всунуть ему свой номер телефона. Однако, я себя сильно недооценила. Потому что на Казанском вокзале Виктор жахнул меня в дёсны, и сказал:

— Телефончик оставишь? Я тебе сегодня позвоню. Часика через 2. Сходим куда-нибудь…Или у тебя посидим, если ты не против…

Хо-хо! Ещё бы я была против!!!

Домой я влетела как в жопу раненый джигит, и первым делом кинулась на кухню испить водицы.

И тут произошло непонятное.

Я со всей дури въебалась во что-то железное и холодное, с грохотом свалилась на пол, на меня полилась холодная вода, что-то ударило меня по голове, и я погрузилась в нирвану.

…Очнулась я тогда, когда за окном стояла кромешная темнота. «Час ночи, не меньше» — промелькнуло в повреждённом мозгу.

Наощупь я встала, по стенке дошла до выключателя, включила свет, и узрела следующую картину:

Посреди мокрой кухни валялась табуретка. В метре от неё сиротливо лежал и скучал огромный чугунный казан, а рядом белела записка, на которой маминым аккуратным почерком было выведено: «Лида, у нас отключили горячую воду. Я набрала тебе водички, и поставила возле ванной, чтоб тебе самой тяжести не поднимать. Ты сунь в казан кипятильник, погрей водички, да помойся с дороги. Мама»

Пару минут я тупо перечитывала записку, переводя взгляд с бумаги на казан, а потом начала нервно хихикать. Спасибо тебе, мамуля… Век не забуду доброты твоей материнской!

Тяжело шаркая по полу, я прошла в свою комнату, и включила автоответчик.

Сквозь шуршание сто раз перезаписанной плёнки полился голос Виктора:

— Лидочка, звонил тебе весь день и весь вечер, но так и не застал тебя дома… Очень жаль…

Утром я уезжаю обратно в Егорьевск, и в Москве буду через месяц. Буду рад встрече. Виктор.

Я 2 раза прослушала плёнку, и громко зарыдала.

Виктор больше никогда не позвонил.

Стадия третья. Облом охуительный.

Охуительный Облом произошёл всего 2 года назад. В тот момент я расплевалась со своим бойфрендом, днями напролёт сидела в Интернете, и из дома выходила только по необходимости. У меня была жестокая депрессия.

Через месяц меня потихоньку стало отпускать, и я поняла, что вожделею секса.

Дико. Жутко. До эпилепсии.

Перебрав в уме все возможные варианты, я не нашла ничего нужного. Ибо один был женат, другой — гламурный стриптизёр-полупидор, третий кончал как мастер спорта по скоростному спуску, а хотелось просто животной ебли в ритме нон-стоп. Чтоб или хуй пополам, или песда вдребезги.

Короче, надо было что-то срочно делать.

Вообще-то хотелось просто тупо выскочить на улицу, и схватить то, что под руку попадёцца, но мозгами я понимала, что это нихуя ни разу не вариант.

И тут на помощь пришёл Интернет.

Само собой, предложений поебаться поступало каждый день три мешка, но мне не нравились рожи потенциальных лаверсов, и я продолжала искать сама…

Пошёл второй месяц воздержания…

И тут я наткнулась на Сашу.

Саше было 23 года, жил он в Пушкино, выглядел как фантик от конфеты, и писал мне длиннющие лирически-сопливые письма. Я тоже писала ему про непонимание, про мужиков-козлов, и проникалась к Саше любовью и похотью всё больше и больше.