Сборник рассказов

— А у тебя жопа была? — интересуется Юлька.

— Почему была? Она и есть. И была. И есть. Да.

— Дура ты… — кашляет Юлька, и кричит в сторону кому-то: — Кто насрал в коридоре, сволочи?! Кто с собакой не погулял, гады? — И торопливо заканчивает: — Не было у тебя жопы. Никогда. Жопа у тебя будет лет через тридцать. Большая такая жопа. Как у той суки, которая насрала щас в коридоре!!!!

Я положила трубку, и потрогала свою жопу.

Она, конечно, есть. Юлька, как всегда, редкостно дипломатична.

Жопа — как осень. Она есть, и от неё никуда не деться.

Я ненавижу осень, потому что её придумали враги. Из зависти к моей жопе.

Из зависти.

Потому что есть чему завидовать.

Я вспомнила вчерашнюю ночь, новые труселя, подаренные Юлькой, и лежащие теперь в мусорном ведре, непригодные к носке из-за полученных травм, прикусила зубами губу, чтоб не лыбиться как параша майская, и гордо вышла в сопливую осень…

Про дурных баб, и настоящих мужчин

06-11-2007

Гена готовился к феерическому оргазмированию, насаживая на свой хуй Ирку, как курицу-гриль на вертел.

Ирка скакала на Генином хую, хаотично размахивая веснушчатыми сиськами, и думала о том, что те калории, которые она сожрала вместе с пирожным сегодня в обед, сейчас стремительно сжигаются. И это придавало Ирке сил.

А Гена думал о том, что если Иркиному мужу стукнет в голову моча, и он захочет вернуться домой пораньше — на хуй тогда насадят уже самого Гену. Как курицу-гриль.

И поэтому Гена не мог кончить уже второй час.

«Кончай, мудило ущербное!» — кричала про себя Ирка, чувствуя как у неё отнимаются ноги.

«Лифт приехал что ли? Муж припёрся? Или кажется?» — думал Гена, зажмуривая глаза от капающего на его лицо Иркиного пота, и силился кончить.

Хуй предательски падал, и норовил вывалиться из Ирки.

Иркин мобильный выдал залихватскую песню «А я люблю военных, красивых-здоровенных», и Генин хуй всё-таки упал окончательно.

— Муж! — округлила глаза Ирка, и, продолжая удерживать стремительно теряющий эрекцию хуй внутри себя, подняла трубку…

Гена судорожно сглотнул, и шевельнул левым ухом.

— Алло… — прошептала в телефон Ирка.

— Бу-бу-бу — донеслось из трубки.

— Я не дома… — проблеяла Ирка-тупица, и зачем-то три раза подпрыгнула на опавшем члене.

— Бу? — спросили в трубке. — Бу-бу, сукабля?

— Я это… — Ирка оглянулась на Гену в поисках поддержки, а Гена зачем то посмотрел на Иркины сиськи, и пожал плечами. Ирка икнула, и закончила: — Я щас на перекрёстке, вместе с бабой Клавой с третьего подъезда… Порчу снимаю.

— БУУУУУУУУУУУУУ?! — заорали в трубке, а Генин хуй почему-то начал подниматься. Ирка это почувствовала, и усердно запрыгала на Гене, выдыхая в телефон:

— Да… Да… В два часа ночи… Так баба сказала… Клава… Баба… Мы щас насыпем тут пшена, сотворим заклятие, и пойдём домой…

— Бу-бу? Бу-бу-бу нахуй! Чтоб через пять минут бу-бу-бу, а то бу-бу к хуям!

Генин член стоял как шланг на морозе, и Ирка прыгала на нём, закатив глаза, не выпуская из рук телефонную трубку.

— Мне нельзя говорить, а то заклятие не подействует. Баба Клава запретила. Всё, пока!

И кончила.

Тут левая Иркина сиська, совершив странный кульбит, стукнула Ирку по щеке, и Гена, заглядевшись, проебал свой оргазм.

«Всё-таки, бабы — ебанутые существа…» — думал Гена, выходя из Иркиного подъезда. «Порчу, бля, она снимает. С бабой Клавой. И муж её мудак. Раз на такую закатай вату повёлся»

В Генином кармане Сергей Безруков сурово сказал: «Бригада…» — и заиграла тревожная музыка.

— Толстый, ты на районе? — спросили в трубке.

— Почти. Чо надо?

— Бабки есть?

— Нету.

— Бля… — расстроился голос. — Что, ваще нету?

— Нихуя! — рассердился Гена, и добавил: — Два часа ночи! Делать нечего? Если денег нет — пиздуй, за оградой дёргай хуй!

В трубке тихо матюгнулись, и поинтересовались:

— А сигареты есть? Покурим?

Гена похлопал себя по карманам, и ответил:

— Есть. Ты у подъезда? Щас подойду.

У подъезда, под тусклой лампочкой маячил Павлос.

Лицо Павлоса выражало мировую скорбь и вызывало желание дать ему в печень. Почему-то.

Увидев Гену, Павлос оживился:

— Здорово, брат! Покурим?

— Покурим.

Закурили.

— Слышь, Толстый, — сплюнул себе под ноги Павлик, — Рублей двадцать есть? Хоть пивка бы щас дёрнуть, бля…

«Не отвяжется ведь, пока не дам…» — подумал Гена, и сделал вид, что шарит по карманам.

— Держи. — Протянул Павлу два червонца.

— Бля, братуха, реально выручил! Погнали в «Красную шапку»?

Красной шапкой называли круглосуточный азеровский магазинчик на перекрёстке.

— Ну, давай, сходим…

По скрипучему снегу две тени двинулись в сторону магазина.

— Стой! — каркнул Павлос, и замер.

Гена остановился, и проследил Пашкин взгляд.

— Видишь?

— Вижу.

На белом снегу отчётливо выделялось тёмное пятно.

— Куртка, по-моему… — сделал стойку на добычу Павлос, и стал красться аки тать в ночи. — Давай карманы обшмонаем? Может, там бабки есть?

Гена двинулся за Павлосом чисто из любопытства.

И через пару метров остановился:

— Павлос, это баба…

— Вижу! — азартно прошипел Пашка. — Бухая в сопли! Давай её на свет вытащим!

— Нахуй надо? — Гена попытался оттащить товарища от грузного тела, распространяющего миазмы. — Пошли в Шапку, у меня яйца окоченели.

— Отвали! — отмахнулся Павлос, — Щас бабки будут! — и, схватив тело за воротник, поволок его к подъезду.