Сборник рефератов по истории. 9 класс

Не была Дума и всемогущей. Накануне открытия заседаний первой Думы права ее были резко ограничены: она не имела возможности пересматривать основные государственные законы; вне сферы ее деятельности находились вопросы внешней политики, дела, связанные с вооруженными силами. Все это оставалось прерогативой царя. Даже бюджетные права Думы оказались урезанными: она, например, не могла контролировать бюджет, иногда и расходы, связанные с содержанием царского двора: была и специальная статья, не подлежавшая огласке в Думе и называвшаяся «На известное Его императорскому Величеству употребление»[63].

Она включала средства на военную разведку, подкуп иностранной и отечественной прессы правового направления.

И тем не менее, несмотря на эти все оговорки, введение законодательной выборной Думы стало важнейшим в истории России событием и крупнейшим завоеванием народа, достигнутым в годы первой российской революции. Теперь без одобрения Думы нельзя было принять ни одного закона, вводить новые налоги, новые расходные статьи в государственном бюджете. Если Дума не утверждала бюджет на текущий год, правительство вынуждено было пользоваться прошлогодним бюджетом, что не могло не стеснять его, особенно в части развития вооруженных сил, сильно потрепанных в Русско-японской войне.

2. ОТКРЫТИЕ ПЕРВОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

17 октября 1905 г. император Николай II издал Манифест «Об усовершенствовании основ государственного управления». Этот акт был составлен членом Государственного совета князем Алексеем Оболенским и временно управляющим делами Совета министров действительным статским советником Николаем Вцичем. Под руководством председателя Совета министров действительного тайного советника графа Сергея Витте обсуждали проект Манифеста и несколько приближенных императора, но под давлением графа Витте их поправки были отклонены. В Манифесте Николай II объявил: «На обязанности правительства возлагаем мы выполнение непреклонной нашей воли:…установить, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей»[64].

Одновременно император утвердил всеподданнейший доклад председателя Совета министров, в котором говорилось: «В отношении к будущей Государственной думе заботой правительства должно быть поддержание ее престижа, доверие к ее работам и обеспечение подобающего сему учреждению значения. Правительство не должно явиться элементом противодействия решениям Думы, поскольку эти решения не будут, что невероятно, коренным образом расходиться с величием России, достигнутым тысячелетней ее историей»[65].

Не подлежит никакому сомнению, что царь действительно намеревался исполнить свои обещания и осуществить программу, основные принципы которой изложены были в Манифесте 17 октября. По желанию царя, новая эра государственной жизни России должна была открыться торжественным образом. Открытие Государственной думы и преобразованного Государственного совета имело место на торжественном приеме всех депутатов обеих палат в Зимнем дворце.

В. Н. Коковцев, принимавший участие в приеме в качестве министра, отмечает в своих воспоминаниях: «Странное впечатление производила в эту минуту тронная Георгиевская зала, и думалось мне, что не видели еще ее стены того зрелища, которое представляла собою толпа собравшихся»[66].

По правую строну от трона стояла «мундирская публика», члены Государственного совета, сенаторы, придворные, члены императорской семьи. С левой стороны буквально толпились члены Государственной думы. Лишь немногие из них одеты были во фрак или в сюртук; многие – притом как раз те, которые демонстративно пробились вперед, близко к престолу, – одеты были в рабочую одежду, а за ними стояли крестьяне в самых разнообразных одеяниях, многие в национальных костюмах; немало было и духовных лиц. Впоследствии вдовствующая императрица сказала, что никогда еще не приходилось ей видеть таких «серых батюшек»[67].

Коковцев пишет: "На первом месте среди этой категории народных представителей особенно выдвигалась фигура человека высокого роста, в рабочей блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его… Я просто не мог отвести моих глаз от него… таким презрением и злобою дышало это наглое лицо… Столыпин… сказал мне: «Мы с вами, видимо, поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет даже все время мысль о том, нет ли у этого человека бомбы и не произойдет ли тут несчастие. Впрочем, я думаю, что этого опасаться не следует – это было бы слишком невыгодно для этих господ – и слишком было бы ясно, что нам делать в создавшейся обстановке»[68].

Позже императрица-мать говорила Коковцеву о депутатах: «Они смотрели на нас, как на своих врагов, и я не могла отвести глаз от некоторых типов – настолько их лица дышали какою-то непонятною мне ненавистью против нас всех»[69].

Тронная речь царя полностью соответствовала духу и содержанию Манифеста 17 октября. В краткой и ясной речи этой очень выпукло сформулированы были важнейшие моменты программы нового правительства. П. А. Столыпин утверждал, что Николай II сам сочинил речь и что она являлась сюрпризом и для самого правительства. В этой речи царь обещал охранять непоколебимо установления, им дарованные, и заявил, что установлением нового строя начинается эпоха реформ, эпоха «обновления нравственного облика русской земли и возрождения ее лучших сил»[70].

Реформы должны в первую очередь служить делу решения крестьянского вопроса, развитию просвещения и экономического благосостояния. Реформы не должны быть делом одного только правительства: царь призывал народное представительство активно принять участие в проведении в жизнь реформ – «выяснить нужды», что соответствовало принципу законодательной инициативы народного представительства. Царь призывал Божье благословение на труды, предстоящие ему в «единении Государственного совета и Государственной думы»[71].

Он подчеркивал, что основой порядка является право; свобода и право – столпы, на которых зиждется государственный порядок. Маклаков пишет: «Наконец, последняя черта этой речи. Те самые люди, которые были выбраны в Думу, по своему направлению почитались недавно врагами государства, изменниками. Состав Думы вызвал негодование правой печати: у нее не хватало для него бранных эпитетов. А Государь приветствовал „всех лице лучших людей“. Вероятно, он так не думал: он следовал конституционной фикции»[72].

К 27 апреля 1906 г. в первую Думу избрали 121 земледельца, 21 волостного старшину и волостного писаря, 10 ремесленников, 17 фабричных рабочих, 14 торговцев, 5 фабрикантов и управляющих имениями, 73 земских, городских и дворянских служащих, 16 священников, 14 чиновников, 39 адвокатов, 16 врачей, 7 инженеров, 16 профессоров и приват-доцентов, 3 преподавателей гимназий, 14 сельских учителей, 11 журналистов и 9 лиц неизвестных занятий[73].

111 членов Думы до или во время избрания занимали выборные должности по земскому или городскому самоуправлению (председателей и членов земских и городских управ, городских голов и старост, гласных). Можно отметить, что в Думу первого созыва был избран цвет земского либерального движения. Поэтому представляется верным замечание Василия Маклакова, что в первой Думе «большинство было серой, для законодательства не подготовленной массой. Зато в ней было блестящее, далеко поднимавшееся над средним уровнем меньшинство»[74].